Джек Воробей за штурвалом "Зеленой жемчужины"

Накануне участия в соревнованиях спалось плохо: на улице минус десять, а мне впервые доведется побывать в танке. Офицеры предупредили: одевайтесь теплее. Надела все, что нашлось, с трудом застегнув куртку. Даже согнуться не могу, куда мне в танк? Но тут же обрадовалась — нет так нет.

На машине выезжаем за город, немного кружим в сосновом лесу и неожиданно утыкаемся в надпись "Стой, здесь стреляют!" — шлагбаум, противотанковые ежи, человек с оружием в камуфляже. Вот и контрольно-пропускной пункт "Погоново". Судя по табличке, именно здесь начинается общевойсковой полигон третьей мотострелковой дивизии 20-й армии, где с понедельника по пятницу соревнуются танкисты Воронежской, Белгородской, Брянской и Смоленской областей.

Если бы не таблички, то я бы не сразу поняла, что этот сотни раз вспаханный танковыми гусеницами и намертво замерзший чернозем с ледяными наростами — и есть то самое поле, на котором по неровному кругу длиной чуть более шести км каждому экипажу танка Т-72Б3 предстоит пройти трижды. А еще плюс один круг за каждый промах в стрельбах. Так что главное, как в жизни, видеть цель и не слишком уж мазать.

Слева табличка — "Танковая директриса". "Так место называется, где стрельбы в танковом биатлоне проводят", — на бегу объяснил мне какой-то солдат-срочник. И точно: три танка замерли на старте, направив стволы орудий в сторону сопок с мишенями на деревянных рамах. Только в бинокль эти мишени и видны.

Направо — табличка "Танкодром", а за ней рвы, ямы, коридор из сотен горящих покрышек, стена черного дыма, разные "змейки", колейный мост, косогоры и ухабы. Ветер сносит шапку с капюшоном, руки тут же коченеют даже в двух парах перчаток — спотыкаясь на замерзших волнах чернозема, задыхаясь от гари покрышек, я думаю: "Хорошо бы, чтобы ледяные шипы не пробили подошву единственных ботинок".

Погонные метры

В отборочном этапе принимают участие 15 танковых экипажей. Стрельба и рев слышны на полигоне "Погоново" под Воронежем второй год подряд, с тех пор как в столицу Черноземья из подмосковного Монина вновь вернулся штаб 20-й армии.

От окраины Воронежа до общевойскового полигона "Погоново" площадью 300 га — около 10 км, а от центра города сюда можно неспешно докатить на машине всего за 15 минут. До Нововоронежской атомной станции тоже рукой подать: по прямой километров 30.

Полигон "Погоново" используют для бомбометаний и "Авиадартса" военные летчики, а с 2010 года Минобороны в течение трех лет уничтожило там более 164 тыс. железнодорожных вагонов, наполненных минами, бомбами, снарядами, в том числе полученными по ленд-лизу еще в годы Великой Отечественной войны. Почти все горожане помнят, как при подрывах на "Погоново" в центре Воронежа дрожали стекла и срабатывала сигнализация машин. В ближайшем поселке Дзержинского, от которого до полигона четыре км, лопались стекла и покрывались трещинами фундаменты хибар.

Недалеко — большое озеро Погоново, которое экологи окрестили воронежским Байкалом: в нем почти 20 видов рыбы, водится даже стерлядь. Военные верят, что озеро получило название от слова "погоны", но местный люд твердо знает, что водоем был задолго до появления людей в форме. Озеро вытянуто в длину на четыре км: погонный — значит, длинный.

Вперед, только вперед!

Единственное на полигоне спасение от ветра и мороза — вышка: в ней горячая батарея, чай, за столом перед огромным окном сидит полковник Владимир Константинов, он же главный судья "Танкового биатлона" и командир танкового полка третьей мотострелковой дивизии. Справа от него майор Игорь Иванцов, командир танкового батальона. На его рукаве повязка "Руководитель стрельб", а в руке — рация с длиннющей, больше метра, антенной. "Вы как рыбак", — смеюсь я. "Рация называется "Азарт", — хохочет в ответ майор, с азартом вызывая на связь экипажи трех танков. — Ведь связь у нас бывает двух видов — "только что была" и "вот-вот будет".

Ветер рвет флаги: на танках красный, синий и желтый, над вышкой — красный и белый. Едва командир танкового взвода из Брянской области старший лейтенант Сергей Шенцев объяснил мне, что красный флаг над вышкой — это сигнал, что стрельба разрешена, как справа вдруг что-то звонко зафьюкало и вперед понеслись трассирующие снаряды, яркими точками обозначая плавные траектории. "У них свои соревнования — "Суворовский натиск", — кивнул старлей на машины БМП.

И тут майор Иванцов своим удивительно мощным голосом гаркнул: "Вперед, вперед!" Три танка медленно оторвались от уровня белых столбиков, подлетели к красным столбикам, выдали залпы в сторону холмов, и крупный полковник Константинов удивительно легко вскочил и бросился за дверь к биноклю на трех ножках, чтобы понять, кто же снес тот белый квадрат вдалеке. "Есть, первый!" — закричал он, врываясь обратно, и все 20 строгих мужчин в форме, молча толпившихся в вышке, вдруг рассмеялись, как мальчишки.

"Вот разве вы можете представить, что танк Т-72Б3 развивает скорость до 70 км в час?!" — в восторге оглянулся на меня майор Иванцов.

И мы рассмеялись, счастливые, как дети.

За штурвалом "жемчужины"

Через четыре часа я не только выучила все плакаты в радиусе десяти метров: "Первым выстрелом в цель!", "Святое дело родине служить!", "Танковый биатлон — дело настоящих мужчин!", "Броня крепка и танки наши быстры", но почти отморозила руки и нос, пешком обошла окрестные сопки, узнала про многолетнее хобби старлея Шенцева — окунаться в прорубь на Крещение, записала конспект блистательной речи полковника Константинова о роли танков в наступательной операции в Берлине 1945 года.

Уже догорали покрышки, черный дым стал сизым, а очередной танк на высокой скорости все еще влетал в ров и резво выныривал, словно дельфин из моря. Начался снежок, когда трое офицеров вдруг спешно подхватили меня под руки и поставили перед танком, обшитым кирпичиками динамической брони, словно трансформер в блокбастере.

"Не влезу, можно лестницу? Внутри, наверное, темно?" — забормотала я, но офицер с тремя маленькими звездами на погонах почему-то засмеялся, мол, хорошая шутка. И вдруг трое хлопцев быстро втащили меня на броню: один уже распахивал люк, второй ловко втискивал туда меня, советуя ставить ногу за спинку кресла, а третий заботливо держал за руку. Я оказалась в тесноте, тепле, полумраке — на месте оператора-наводчика. И ни окон, ни полметра пространства, чтобы ноги вытянуть.

Пришлось встать, схватившись за люк, как капитан Джек Воробей за штурвал своей "Черной жемчужины", только моя "жемчужина" была зеленой. Тут механик-водитель Денис Сычев тронул с места 40-тонную махину так нежно, что ни с кораблем, ни даже с такси не сравнить. 

Ствол пушки склонился к лесу, изнутри пахнуло мотоциклом и почему-то кирзовыми сапогами, от скорости ветер засвистел в ушах. Я было полезла в полумрак танка, но офицер остановил меня: "Кудаааааа! Голову разобьешь о люк, назад!" Я понимаю: танкист с утра на соревновании, его лицо уже серое от усталости, глаза ввалились, скулы заострились, он весь в грязи и пятнах машинного масла, а тут я, которой надо объяснять, где прицел и как корректировать стрельбу. 

Впереди огромная яма — и я от страха сжимаю люк негнущимися пальцами. Удивительно, но танк как на каретных рессорах мягко проскакивает эту бездну, словно и нет там ничего: только качнуло немного. С каждым плавным поворотом и крутым виражом мне начинает казаться, что нет ничего удобнее танка, вот только бы ветер потише. Я плюю на красоту и обматываю голову ярко-красным толстым шарфом: хорошо быть красивой, но здоровой все-таки лучше.      

Свист ветра стал глуше, и мы почти вернулись к старту, когда я поняла, что старший лейтенант справа всю дорогу вел экскурсию, объясняя, на каком ухабе мы выполнили "змейку", шмыгнули по мостику и ювелирно объехали флажки. "Эх, этот бы участок да на скорости!" — вздохнул мой механик Сычев. А я-то думала, мы пулей неслись. 

Я так увлеклась танковым биатлоном, что совсем забыла про мой блокнот, и он навсегда остался где-то между мишенями, ледяными ухабами и остатками горящих покрышек. 

Елена Рузанова ​