"Разрыв ткани жизни..."   

Наступавшие на Ленинград немцы и их союзники ставили категорической целью его полное уничтожение. Ставка советского командования допускала возможность сдачи города и заблаговременно начала эвакуацию ценностей и промышленных объектов. 

Жители города не знали ничего о планах ни одной из сторон, и это делало их положение особенно тревожным.

О "войне тактик" на Ленинградском фронте и как это отражалось на блокадном городе — в материале ТАСС.

Немецкие планы: война на уничтожение

Гитлеровские планы не оставляли Ленинграду никакого будущего: германское руководство и лично Гитлер высказывали намерения сравнять город с землей. Такие же заявления звучали от руководства Финляндии — союзника и партнера Германии в военных действиях по блокаде Ленинграда. 

В сентябре 1941 года президент Финляндии Ристо Рюти прямо заявил германскому посланнику в Хельсинки: "Если Петербург не будет больше существовать как крупный город, то Нева была бы лучшей границей на Карельском перешейке… Ленинград надо ликвидировать как крупный город".

Верховное главнокомандование сухопутных войск вермахта (ОКХ), отдавая 28 августа 1941 года приказ на окружение Ленинграда, определяло задачи наступавшей на город группы армий "Север" как максимально плотное окружение. При этом наступления на город силами пехоты не предусматривалось.

"Немцы планировали захватить южные окраины: Рыбацкое, Купчино, но за Обводный канал никто из гитлеровских генералов двигаться не собирался", — считает петербургский историк Вячеслав Мосунов, автор книги “Битва за Ленинград. Неизвестная оборона”. 

Он отметил в беседе с корреспондентом ТАСС, что "идея уничтожения и геноцида разделялась генералами вермахта. В группе армий «Север» не было никакого гуманизма".

Капитуляцию города немцы принимать не собирались. "Нацистское руководство исходило из того, что город штурмовать не нужно, дабы избежать потерь среди личного состава, но при этом и не принимать капитуляции, поскольку капитуляция как военный акт возлагала бы на нацистское руководство необходимость думать о гражданском населении, — поясняет Никита Ломагин. — Более того, любые попытки прорыва из города, будь то женщин, стариков или детей, должны были предупреждаться, сначала заградительным огнем, а затем и огнем на уничтожение".

Немецкие историки в своих исследованиях после войны старались найти оправдание такой тактике. "Долгое время в западногерманской историографии господствовало мнение, что Ленинград был городом-крепостью, а раз это был город-крепость, то и, соответственно, с ним можно было поступать как с военным объектом, и голод можно было использовать как средство ведения войны, он не был запрещен международным гуманитарным правом", — отмечает Ломагин. 

Позднее, однако, историки ФРГ признали, что фактически блокада Ленинграда была геноцидом, то есть войной на уничтожение всех тех, кто в этом городе находился. Об этом говорится, например, в книге "Преступления вермахта", изданной в Билефельдском университете.

"Ленинград станет могилой гитлеровцев", — писали городские газеты в последние дни августа 1941 года, когда немецкие части уже подходили к городу. Для Ставки удержать Ленинград было вопросом стратегическим, но советское руководство допускало и возможность наихудшего сценария, при котором враг мог войти в город, и на этот случай наиболее важные его объекты были заминированы. 

К этому времени из Ленинграда уже удалось эвакуировать ряд промышленных предприятий, в первую очередь оборонных, а также культурные ценности: коллекции Государственного Эрмитажа и других музеев. 

Эвакуация населения города проводилась в меньших масштабах, и на 8 сентября 1941 года в Ленинграде находилось более двух миллионов человек, среди которых было также немало беженцев из Прибалтики.

10 сентября в Ленинград прибыл с особой миссией первый заместитель наркома НКВД СССР Всеволод Меркулов, который вместе с Алексеем Кузнецовым, вторым секретарем обкома партии, должен был подготовить комплекс мероприятий на случай вынужденной сдачи города противнику.

"Без всяких сантиментов советское руководство понимало, что борьба может развиваться в том числе и по самому негативному сценарию", — уверен исследователь.

Историки считают, что ни Сталин, ни командование Ленинградского фронта не знали об отказе немцев от планов штурмовать город и о переброске наиболее боеспособных частей 4-й танковой армии Гепнера на московское направление. Поэтому вплоть до снятия блокады этот план специальных мероприятий по выводу из строя важнейших стратегических объектов в городе существовал и периодически проверялся. 

"В записных книжках Жданова (первый секретарь Ленинградского обкома ВКПб. — Прим. ТАСС) на конец августа — начало сентября есть запись о том, что необходимо создавать нелегальные резидентуры в Ленинграде, имея в виду, что возможность продолжения борьбы с нацистами, с оккупантами может происходить в условиях, когда город будет сдан", — рассказывает Никита Ломагин.

Ленинградцы следили за развитием событий с первых дней войны, пытаясь предугадать судьбу родного города. Битва за Ленинград началась 10 июля 1941 года, когда гитлеровские войска перешли тогдашнюю границу Ленинградской области. Блокадные дневники свидетельствуют о том, что уже 8 сентября, когда город был подвергнут массированному артобстрелу, большинство горожан догадались о том, что враг рядом и трагедии не избежать. Одним из главенствующих настроений этих месяцев были тревога и страх.

"Большинство горожан очень плохо представляли себе ситуацию в городе, вокруг города, на фронте, — говорит Никита Ломагин. — Эта неопределенность была характерна для настроений горожан в течение достаточно долгого времени". В середине сентября о тяжелой ситуации на фронте ленинградцы узнавали от военных, которые оказывались в городе для передислокации и по другим причинам.

С начала сентября в связи с очень тяжелым положением с продовольствием стали меняться правила работы системы снабжения. 

Ленинградцы говорили, что из магазинов исчезли не только продукты, но даже их запах, и теперь в торговых залах пахло пустотой. "Население стало думать о каких-то дополнительных путях поиска продовольствия, о новых стратегиях выживания", — поясняет историк.

"Во время блокады было очень много предложений снизу, со стороны ученых, инженеров, изобретателей, как решать те проблемы, с которыми город столкнулся: с точки зрения транспорта, с точки зрения разного рода заменителей продовольствия, заменителей крови", — говорит Никита Ломагин.

Особенно подействовал на горожан пожар на Бадаевских складах в первый день блокады, где сгорело 38 продовольственных складов и кладовых. Запас продовольствия на них был невелик и его могло хватить городу максимум на неделю, однако по мере ужесточения пайков ленинградцы все больше укреплялись в уверенности о том, что именно этот пожар стал причиной массового голода в городе.

Настроения горожан ухудшались по мере изменений на фронте. К тому же противник активно проводил в городе пропагандистскую деятельность, из которой особенно распространена была так называемая пропаганда шепотом, распространявшая слухи о непобедимости немецкой армии и поражении СССР. Свою роль играл и артиллерийский террор — постоянные массированные обстрелы, которым город подвергался с сентября 1941-го и до снятия блокады.

Историки говорят, что совокупность трагических обстоятельств, нарушивших нормальное течение жизни ленинградцев, достигла пика к декабрю 1941 года, когда нормы продовольствия стали минимальными, из-за нехватки электричества встало большинство предприятий, практически перестал работать водопровод, транспорт, другая городская инфраструктура.

"Эта совокупность обстоятельств — это то, что мы и называем блокадой, — говорит Никита Ломагин. — Это не просто окружение города, это дефицит всего на фоне голода, холода и артобстрелов, прекращение функционирования традиционных для мегаполиса связей между работниками, инженерами, предприятиями, учителями, учреждениями и так далее. Разрыв этой ткани жизни — это был чрезвычайно тяжелый психологический удар".

Единственное звено, соединявшее городское пространство в условиях блокады, — ленинградское радио, которое, по выводам исследователей, объединяло и смыслом борьбы, и объяснением того, что происходит. 

"Люди желали узнавать новости, получать информацию, эмоциональную подпитку и не чувствовать себя одиноко", — говорит Ломагин.

С конца сентября 1941 года, отмечают историки, горожане стали ждать скорого снятия блокады. Никто в городе не мог поверить, что она продлится долго. Эту веру укрепляли первые попытки деблокады Ленинграда, предпринятые в сентябре-октябре 1941 года, позднее — успех Красной Армии под Москвой, после которого ленинградцы ждали, что вслед за столицей гитлеровцы будут отброшены и от города на Неве. 

"В то, что это надолго, никто в Ленинграде так и не поверил вплоть до самого января 1943 года, когда блокада была прорвана, — говорит исследователь Государственного мемориального музея обороны и блокады Ленинграда Ирина Муравьева. — Ленинградцы постоянно ждали прорыва и деблокады города".

Фронт под Ленинградом стабилизировался 12 сентября. Немецкое наступление было остановлено, однако гитлеровское командование продолжало настаивать на том, чтобы кольцо блокады вокруг города сжималось теснее, и требовало от союзников-финнов выполнения условий плана "Барбаросса". 

Он предполагал, что финские части, обогнув Ладожское озеро с севера, встретятся с группой армий "Север" в районе реки Свирь и тем самым замкнут второе кольцо вокруг Ленинграда.

"Избежать блокады Ленинграда в тех условиях было невозможно", — считает Вячеслав Мосунов. 

"Вплоть до начала Великой Отечественной войны оборона Ленинграда строилась в первую очередь с условием того, что враг будет наступать с севера и запада, — отмечает историк. — Ленинградский военный округ, имевший самую обширную территорию, с самого начала боевых действий был ориентирован на оборону северных подступов к городу. Это было следствием предвоенных планов".

Александр Верт, британский журналист, 1943 год

Вопрос об объявлении Ленинграда открытым городом никогда не мог возникнуть, как это было, например, с Парижем в 1940 году. Война фашистской Германии против СССР была войной на истребление, и немцы никогда не делали из этого секрета. 

Кроме того, местная гордость Ленинграда носила своеобразный характер — горячая любовь к самому городу, к его историческому прошлому, к связанным с ним замечательным литературным традициям (это в первую очередь касалось интеллигенции) соединялась здесь с великими пролетарскими и революционными традициями рабочего класса города. И ничто не могло крепче спаять эти две стороны любви ленинградцев к своему городу в одно целое, чем нависшая над ним угроза уничтожения.

В Ленинграде люди могли выбирать между позорной смертью в немецком плену и почетной смертью (или, если повезет, жизнью) в собственном непокоренном городе. Также ошибкой была бы попытка проводить различие между русским патриотизмом, революционным порывом и советской организацией или спрашивать, который из этих трех факторов сыграл более важную роль в спасении Ленинграда; все три фактора сочетались в том необыкновенном явлении, которое можно назвать "Ленинградом в дни войны".

"Для немецкого командования наступление обернулось фактическим военным поражением, — отмечает Вячеслав Мосунов. — Из состава 4-й танковой группы только один 41-й моторизованный корпус смог полностью выполнить свою задачу без дополнительной помощи. Ему удалось прорвать оборону 42-й армии, выполнить задачу по захвату Дудергофских высот. Однако использовать его успех противник оказался не в состоянии".

Но и для Ленинградского фронта этот этап обороны города не был победой. Историки указывают на недостаточную глубину обороны города, на серьезные просчеты разведки на некоторых участках, в результате которых действия немецких войск были интерпретированы неверно. 

Попытки прорыва блокады осенью 1941-го не привели к успеху. Первый успех в битве за Ленинград был достигнут лишь в декабре, когда Тихвинская операция Красной Армии сорвала гитлеровские планы по "рукопожатию на Свири" с финнами и установлению второго кольца блокады.

Общие потери Ленинградского (Северного) и Волховского фронтов убитыми, ранеными и пропавшими без вести за все время битвы за Ленинград с июля 1941 по август 1944 года составили более 1 млн человек.

О потерях мирного населения Ленинграда у историков до сих пор нет единого мнения. В 1945 году на Нюрнбергском процессе было объявлено, что жертвами блокады стали 649 тыс. человек, однако современные историки считают, что в действительности эта цифра составила не менее 800 тыс.