Что революционного привнес в искусство ровесник революции Юрий Любимов
30 сентября исполнилось 100 лет со дня рождения знаменитого режиссера. Одни безоговорочно восхищались его работами, другие не любили или не понимали его спектакли, третьи в силу своих лет просто не застали "ту самую" легендарную Таганку. Но может, и не это главное, ведь Любимов был не просто режиссером. Он был человеком необычайной внутренней силы, энергии, страсти — к тому, чем он занимался всю жизнь.
Любимов любил повторять, даже бравировал немного тем, что он — ровесник революции. Как будто в самой дате его рождения был заключен какой-то тайный смысл. Но, как ни банально это прозвучит, в нем и было что-то от того исторического года: неутомимая энергия, желание работать, менять и делать так, как чувствовал только он.
Когда осенью 2012 года режиссеру исполнилось 95, после пышных торжеств он оказался в больнице. Большой театр, где он тогда собирался ставить оперу Бородина "Князь Игорь", репетиции отменил.
Любимов впал в кому, и все прекрасно понимали, что в таком возрасте чудес не бывает. Но уже спустя полтора месяца после госпитализации Любимов начал приходить в себя. Говорят, чуть ли не из больничной палаты звонил дирижеру Василию Синайскому, в тот момент музыкальному руководителю Большого, и настаивал на том, что нужно приступать к репетициям. Робкие оправдания, мол, театр репетиции отменил, Любимов не принимал. И через полгода — в конце весны 2013-го — начал работу над постановкой.
Премьера состоялась в июне того же года, и "Князь Игорь" стал фактически его последней полноценной постановкой. В 2014-м была "Школа жен" на музыку Мартынова, которую уже доделывал режиссер Игорь Ушаков.
Любимов был, пожалуй, одним из тех, кто демонстрировал молодым поколениям то, как нужно жить и как нужно любить жизнь, несмотря на все невзгоды, проблемы и испытания.
Любимов был действительно ровесником если не века, то эпохи. Его (всего лишь!) дед был крепостным крестьянином. Сам он ребенком вроде бы видел Станиславского. Но одновременно мы, его современники, общались с ним, человеком живого ума, уже в начале XXI века. И это было удивительно. А еще удивительнее — то, что, ставя до последнего, он четко знал, что современно, а что — нет. Музыка Бородина к "Князю Игорю" была значительно, может быть, даже слишком жестко сокращена. Именно потому, что длинноты казались ему неуместными в сегодняшнем мире. Такого актуального мышления было сложно ожидать от человека 98 лет.
Любимов никогда не боялся идти наперекор. И "не боялся" — это вообще, кажется, неправильное слово в отношении Любимова. Если ему не давали ставить один спектакль, он делал другой, возможно, еще более неожиданный и радикальный, как это было со ставшим легендарным "Гамлетом". Любимов репетировал хроники Шекспира, но чиновники запретили постановку. И тогда от бешенства, как он сам говорил, Любимов выбрал "Гамлета" и Владимира Высоцкого на главную роль — скажем так, самого анти-Гамлета, которого только можно было себе представить. Хриплый голос, гитара в руках, "свой" для всех — физиков и лириков.
Спектакль визуально был максимально лаконичен. "Мы ставили "Гамлета" так, как, вероятно, этого захотел бы сам Шекспир... — замечал Любимов. — Во-первых, мы отказались от пышности. Было суровое время. Свитера, шерсть — вот что было одеждой... У нас нет корон, у нас нет украшений особенных..." Но при этом очевидцы вспоминают, что спектакль был невероятным по эмоциональному напряжению.
Перекроить классику, прочитать хрестоматийный текст по-своему — Любимов ставил необычно, неожиданно. Сам он в своих интервью говорил, что не стремился идти наперекор, хотел всегда ставить прежде всего интересно и это власть вынудила его стать оппозиционером.
Его действительно неоднократно обвиняли в "посягательстве на святое" и в "разрушении русской культуры". Взять хотя бы скандал с постановкой оперы "Пиковая дама" Чайковского, редакцию которой Любимов сделал вместе с композитором Альфредом Шнитке. Летом 1977 года вместе с дирижером Геннадием Рождественским они начали готовить спектакль для Парижской оперы.
Год спустя в газете "Правда" был опубликован настоящий пасквиль. "Чудовищная акция", "жертва — шедевр гения русской музыки П.И. Чайковского", авторы — "самозванцы, душеприказчики Пушкина" — вот лишь малая доля оскорблений, появившихся на передовице за подписью дирижера Альгиса Жюрайтиса.
Злые языки рассказывали, что причина была проста: личная зависть и кому-то не отданные роли. Но так или иначе, этот скандальный спектакль был одним из большого списка постановок Любимова, которые вызывали недовольство властей.
Впрочем, славу работам Юрия Петровича принесли отнюдь не эпатаж и скандалы. Его постановки были необычны: выбор пьес, манера подачи, игра актеров, сценография. Все это выбивалось из привычного стиля академической сцены.
"Революционность" любимовского театра уже чувствовалась в его постановке, с которой он пришел в Театр драмы и комедии на Таганке. Спектакль "Добрый человек из Сезуана" (1964), который режиссер сделал со своими студентами "Щуки", собирал сначала аншлаги в помещениях театрального училища, а потом стал первой постановкой обновленного театра, любимовского, легендарного, который стали называть только Таганкой — и никак иначе.
И дальше одну за другой Любимов начал выпускать работы, которые становились событиями. В 1965 году появились "Десять дней, которые потрясли мир". Сейчас бы это назвали "интерактивом", а тогда зрители были удивлены тем, что в соответствии с действием были одеты даже билетеры, что в конце предлагалось голосовать за спектакль и опускать в урны разного цвета свои билеты в зависимости от того, понравилось или нет. С произведений Андрея Вознесенского и "Антимиров" (1965) начался театр поэзии, когда стихи не просто читали, а проигрывали.
Любимов ставил хлестко и лаконично. На сцене никогда не было ничего лишнего — сценография замечательного художника Давида Боровского стала частью этого "фирменного стиля" Таганки. И это тоже было неожиданно, во многом опережало свое время.
Полтора десятилетия, начиная с середины 1960-го, были временем расцвета театра Любимова. Временем понимания между режиссером и его труппой, временем исторических спектаклей. Несмотря на все новаторство и актуальность, этот — любимовский — театр остался в прошлом. Но Таганка Любимова осталась эпохой в русском театре.
