ПОСЛЕДНИЕ ЖГОНЫ

Когда-то в костромских деревнях жили жгоны — ремесленники, валявшие вручную валенки. Осенью, собрав урожай, они уходили на жгонку — шли пешком или ехали поездом в разные регионы страны, оставались там на несколько месяцев и делали обувь для местных жителей. У них даже был свой тайный язык. Сейчас этих людей почти не осталось. А тем, кто еще жив, уже немало лет. Мы нашли последних жгонов, записали их частушки, купили рукодельные валенки и научились материться по-жгонски.

 Зетить по-жгонски

"Когда я собирала словарь, подходила к каждому, спрашивала: ты жгонский знаешь? — рассказывает Вера Николаевна Переломова. — Мне отвечали: "Это "камышку шокшить" и "беззаботный сконорился?" То есть "печку топить" и "самовар вскипел".

Родители Веры Николаевны, жительницы деревни Дьяконово Нейского района, на жгонку уже не ходили. Но дед, прадед и прапрадед жгонили всю жизнь. "25 лет я собирала этот язык", — говорит Вера Николаевна. Язык, который сейчас уже почти забыт. И на котором когда-то говорили целыми селами.

Валенки в России стали делать задолго до революции. Валяльщики (или пимокаты) жили в разных губерниях. Но только в Костромской они назывались жгонами. Говорят, их валенки носились на пять-семь лет дольше и были мягче других. А чтобы посторонние не узнавали секретов ремесла, жгоны изобрели свой язык. Да и клиентов на нем было удобно обманывать.

Грамматика у жгонского языка русская, словообразование — тоже. Словарь — то, что сохранилось, — насчитывает больше тысячи слов. И среди них не только те, что нужны для разговоров о ремесле. Есть и ругательства: например, "булыжник" переводится как "прохвост", а "вахлюк" — как "идиот". Слова "водка" и "пить" — однокоренные: "бусан" и "бусать". А вот привычное нашему слуху "бухать" переводится как "умолять". Есть даже слова вроде "барабиться" — "уединиться влюбленной паре в укромном месте". Ну и все, что следует за такими уединениями, на жгонском тоже можно описать — от "заниматься сексом" до "жениться". Как придумывались эти слова, сейчас уже никто не скажет. Как никто и не вспомнит, откуда взялось само слово "жгонка".

На жгонском языке даже молились. А еще писали — в том числе письма с фронта. И рассказывали в них то, что на русском не дала бы рассказать никакая цензура.   

Тайный язык уже давно не нужен, но местные стараются его сохранить. Вера Николаевна записывала рассказы десятков местных жителей. Но их речь живет не только "в архивах": у многих местных в обиходе иногда проскакивают жгонские словечки. "Раззетькался тут!" — говорит Вера Николаевна земляку, Валентину Александровичу Доронину, услышав, как тот учит нас материться по-жгонски. То есть — разболтался: "зетить" означает "говорить". Доронин — один из последних жгонов: когда-то он тоже валял валенки. Хотя на жгонке был только один раз.         

В деревне Дьяконово осталось немного жителей

Деньги и нравы

"Вставали в три часа ночи, до обеда валяли. Обедали с часу до двух. Потом я садился теребить шерсть, а дядька валенки чистил, — рассказывает Валентин Доронин. — В 23.00 ложились спать. И так три месяца. Я думал, что с ума сойду".

Больше Валентин Александрович на жгонку никогда не ходил. И детей учить не стал. А вот дядя, обучивший его ремеслу, валял валенки всю жизнь. Каждый год он уезжал в Омскую область — там у него было "киндоводство". Так пимокаты называли знакомую местность, куда они всегда ходили на жгонку. "Шошилы", то есть бракоделы, кочевали каждый год с места на место. А добросовестные предпочитали иметь "киндоводство" — так было надежнее. "А у некоторых там семьи заводились. Поехал жгонить — там семья. Сюда приехал — тут семья", — рассказывает Вера Николаевна.

Валентин Александрович в юности научился валять валенки, но заниматься этим не стал

С той жгонки Доронин с дядей "полные карманы денег привезли". Сколько — Валентин Александрович не знает: "Дядюшка мне не давал считать. Он мне купил пальто. И тысячу рублей денег дал. Я на эти деньги справил свадьбу". Это было начало 1970-х. Как вспоминает Доронин, буханка хлеба стоила 20 копеек, бутылка водки — меньше трех рублей. Отданная племяннику тысяча для дяди явно была не последней. И ясно, что жили жгоны хорошо. Заработанного за три месяца семье хватало на год. "Один дьячок до революции писал: "Опять все ушли на жгонку, присылают все по́дать, бешеные деньги, мы им даже завидуем", — рассказывает Вера Николаевна.

Уже при советской власти колхозники, у которых тогда еще не было паспортов, брали справку о том, что им разрешили поработать на стороне. И платили налоги. А на жгонке не снимали квартиры, а жили (и кормились) у заказчиков, переходя из дома в дом. "Они смотрели на хозяев — кто как встретит, кто как кормит, кто как привечает. Они могли напакостить, еще и как! — говорит Вера Николаевна. — Хулиганили мужики, сильно хулиганили". Жители некоторых соседних районов, сами не валявшие валенки, жгонов побаивались. 

Иногда мастера после жгонки покупали лошадей, чтобы не везти с собой наличные. Возвращались на тройках, а дома перепродавали втридорога. Со жгонки привозили деньги, шерсть — ею иногда расплачивались заказчики — и дорогие подарки. А молодые парни иногда — и невест. Валентин Александрович, правда, с будущей женой познакомился не так — у него, высокого гармониста, и в родной деревне "невест был целый табор".

Валентин Александрович с детства играет на гармони. Вместе с Верой Николаевной они поют жгонские частушки

А по возвращении со жгонки закатывали пир — с "возгудательницей" (балалайкой) и "возгудалкой" (гармонью). И пели частушки — о нерадивых или озорных жгонах. С нецензурной бранью и скабрезностями — как и полагается частушкам.

Сейчас на жгонку ездить уже давно некому да и незачем. Новые технологии почти убили древнее мастерство, рукодельные валенки мало кто покупает.

Но если поездить по Костромской области, то найти ремесленника все-таки можно. 

"Нудная это работа" 

"Садитесь есть, чего на голодный желудок-то", — говорит Галина Сергеевна Шабарова и тут же ставит на стол щи, картошку с лисичками и пирог с лесной черникой. Мы в Макарьеве, от Дьяконово это где-то час езды. Макарьев — город, но дом у Шабаровых вполне деревенский, с настоящей русской печкой и баней. Там сейчас валяет валенки Евгений Валентинович Шабаров. Баня всегда была у жгонов рабочим местом: валять шерсть — дело в буквальном смысле грязное, и "псиной пахнет". А в бане и горячая вода, нужная для дела, всегда под боком, и вымыть стол потом легко.

Евгений Валентинович и Галина Сергеевна женаты уже 45 лет

Когда-то на жгонке за один рабочий день, длившийся 14 часов, Евгений Валентинович успевал свалять две пары валенок. Потом он завязал с ремеслом и "кем только не работал" — от электрика до начальника в подсобном хозяйстве. Вернулся к делу только на пенсии. Говорит, что сейчас "все жгоны вымерли", он — один из последних. "Нудная это работа. Будет ли молодежь целый день в бане торчать? А он как встает в шесть часов — так и идет", — объясняет Галина Сергеевна. Работать так действительно готовы немногие: их сын, например, жгонить не стал, хотя уроки ремесла от отца получил. А однажды один валяльщик приехал к Шабарову за валенками, потому что не хотел катать их себе сам.  

Жгоны почти всегда валяли валенки в бане: это грязная работа 

Бить, теребить, стирать, закатывать — эти слова в жгонской бане звучат почаще, чем слово "блокчейн" в современном московском офисе. Евгений Валентинович быстро орудует инструментами, которые когда-то тоже сделал сам. Поливает валенок горячей водой, отжимает, раскатывает. Рассказывает, как в молодости учился: ходил на жгонку в Тюменскую область подмастерьем, смотрел, как работают другие, и помогал: "Они пьющий народ, любители выпивать. Запил у меня мастер. День пьет, два пьет, три пьет. А мне чего-то делать надо. Я видел, как он работал, и стал катать сам".  

Все прихожая у Шабаровых заставлена валенками. В высоких ходят на улице, короткие носят дома вместо тапочек. Галина Сергеевна говорит, что носит их по десять лет. Хозяева легко определяют размер ноги на глаз, потом измеряют стопу линейкой — и никогда не ошибаются. "Надо, наверное, побольше взять, чтоб на носок носить?" — спрашиваю я. "Так валенки не носят с носками! Вообще их на голую ногу надо носить! — говорит Галина Сергеевна. — Так лучше греет. Я зимой если сижу в носках под валенками — ноги все равно какие-то холодные. Сниму носок — сразу тепло". Говорят, тепло будет даже в 40 градусов мороза. Хотя поверить в это, не попробовав, сложно: очень уж валенки легкие и тонкие.

"А можно человека неподготовленного этому научить?" — спрашиваю я напоследок. "А чего? Ничего особенного тут нет. Физически, конечно, тяжело", — говорит Шабаров. "Ну вот меня вы как быстро научите валять валенки?" Евгений Валентинович задумывается. "Тебя? Ну-ка отойди маленько от печки", — улыбается он. И не отвечает — видно, обижать не хочет.