Сосновец: редкие люди
Свистит чайник. Чай на Севере — традиция, способ поддержать, начать разговор — в общем, неизбежность.
— Романтика? — Любовь Михайловна веселится. — Романтика закончилась в 80-е годы. Тогда мы ехали в Арктику с крыльями за спиной. Сейчас крыльев нет, но есть опыт.
Любовь Щедрина 13 лет отработала на труднодоступных станциях метеорологом, много лет здесь, на Сосновце (один из островов в Белом море), уехала только потому, что нужно было отдавать дочь в школу. Признается, что скучала. По ветрам, морю и тому особенному состоянию, которое бывает только здесь — в высоких широтах.
Еще школьницей Люба решила выбрать профессию, связанную с путешествиями. Много читала о людях, открывших миру Арктику и Антарктику. Была поражена мужеством четверки папанинцев. И стала метеорологом. Говорит, что если бы не поступила в училище, то подала бы документы на геологический факультет.
— Север особенный, здесь еще сохранились порядочные люди, а это я ценю больше всего.
За много лет Любовь Михайловна в профессии не разочаровалась. "Я счастливый человек: мне всегда везло на встречи и дружбу. Говорят, что кому-то на тэдээсках [труднодоступных станциях] одиноко, а я не знаю, что это такое. Если не срок — то готовишь, не готовишь — так читаешь или вяжешь. Утром, еще не умылся — бежишь в служебку посмотреть, есть ли шторм, как дела. С предыдущим дежурным парой слов перекинешься, отпустишь его спать. Раньше на станциях работало больше людей. Например, здесь наблюдения делали каждый час, сейчас — каждые три".
— Мы работаем вдвоем — тяжеловато. Плюс завтраки, обеды, ужины и станцию в порядок привести — на мне, — Любовь показывает руки: маникюр. — Вот сделала перед поездкой. А почему нет? Для настроения нужно.
Любовь до сих пор восхищается учеными и первооткрывателями. Говорит, что особенно понимаешь, какой это труд, когда сам живешь в сложных условиях. "Это редкие люди. И на таких — редких — все держится. Я себя к таким людям не отношу".
— Путешествовать люблю, как только зарабатываю — сразу еду. Много где была, но здесь все совершенно другое. Остались люди другой породы, с другим представлением о мире.
Запускаем дрон, чтобы увидеть остров сверху. Он отрывается от земли и мягкого мха, в небольшом мониторе видно, как уменьшается серый дом метеостанции; мы, задравшие головы, суетящиеся псы. Сто, двести, триста метров вверх, и остров становится виден со всеми его морщинами-дорожками, зданиями, черно-белым маяком, берегом, изъеденным морской водой.
Индига: чтобы выйти на работу — откопай дверь
В сентябре в Индиге (один из крупнейших населенных пунктов Ненецкого автономного округа) пахнет пряной осенней тундрой, ягодами и пирогами.
Есть связь, и те, кто волнуется за семью, ищут точки повыше — передать привет, узнать, как дела.
Встречает нас Ирина Коваленко с супругом Андреем. Уже 25 лет, как она стала хозяйкой дома в Индиге.
— Так и пишите: за мужем приехала. — Ирина родилась в Архангельске. Рассказывает, что всегда любила осень, трамваи и утренний безлюдный город. — Для кого-то отрыв от цивилизации — испытание, а мне нравится.
Все, кто в этот день высадился в Индиге, сказали, что станция настолько уютная, что напомнила собственный дом. На столе пироги, хозяйка смеется и отмахивается от разговоров: "Не звезда, чтобы интервью давать, чай пейте".
Но нам интересно, как живут эти люди, навсегда связавшие себя с Севером. Разные станции, условия и природа, но чувствуется, что все они объединены общей идеей, прожитым и пережитым.
— Даже в отпуске мне неспокойно, — признается Ирина, — все время думаю, как там наша станция. Первые дни в городе очень сложно. А когда привыкаю, уже нужно уезжать.
И добавляет, что иногда им с мужем трудно понять людей, живущих в городах: "Некоторые поступки объяснить и принять сложно".
В свободное время Ирина тоже занята делами: вяжет, штопает, убирается сразу в двух домах. Любит погулять по тундре. "Мишки иногда приходят — бурые, белых, cлава богу, нет".
Сын живет в Архангельске, окончил университет с красным дипломом, сейчас учится в магистратуре. Два года, первый и второй класс, Ирина сама занималась с мальчиком. Потом пришлось отправить ребенка в город.
— Скучать нам здесь некогда. Особенно зимой. Чтобы выйти на срок, нужно сначала дверь откопать. Бывает, пока идешь до другого дома, уже не видно собственных следов. Вот такая метель. Раньше таких сильных ветров не было.
Известия ЦИК: пароход у порога
Сквозь сон слышу шум взлетающего вертолета, ранние высадки на берег могут быть и в четыре утра. Когда винты разгоняются до нужной скорости, они тонко и характерно свистят. "Проспали высадку!" — пронеслось. На сборы пара минут. Вещи, каюта, палуба, по лестнице вверх, дождаться сигнала пилотов, прихватить свободной рукой шапку — можно. А потом уже на борту понимаешь, что натянула термобелье на пижаму, а сапоги на босые ноги.
Вдоль кромки берега бирюзовая вода и черный песок — сложно поверить в такое сочетание.
— У нас с медведями красота!
— Красота?
— Да! Их нет! Только медведица с двумя малышами на том берегу. — Ольга Николаевна Плотникова, метеоролог станции на острове Тройной архипелага Известий ЦИК, показывает на тот берег. Никого не видно.
Несколько лет назад на Тройной пришли сразу 14 медведей.
"Когда везде уже сходит лед, в бухте Полярников он еще есть. И все медведи, которые остаются на острове, приходят сюда за тюленем, набрать последний жирок перед летовкой (отлетовать — прожить лето — прим. ТАСС). Они лежали у входа в дом, у маяка — везде вокруг. Вредительствовали, лезли через окна", — вспоминает начальник станции Вадим Валерьевич.
Большую часть медведей удалось разогнать прилетевшим на помощь вертолетом. С Диксона привезли двух щенков: "Они как мандаринки, такими рыжими были, выкатились на остров". Доставили и запас фальшфейеров (специальный сигнальный факел, который не только ярко горит, но и громко шипит). Так станционникам удалось продержаться до того, как встал лед и медведи ушли.
На Известий ЦИК Плотниковы работают 10 лет.
— Знаете песню:
А почта с пересадками летит с материка
До самой дальней гавани Союза,
Где я бросаю камушки с крутого бережка
Далекого пролива Лаперуза?
Ольга вспоминает, что с тех строк практически все и началось. Мечта побывать там, где можно жить у самого восхода. Потом была гидрометеошкола, работа на Колыме, возвращение домой, полярная школа и знакомство с будущим мужем.
— Когда-то в детстве я рассматривала карту страны и увидела забавное название — Амбарчик. Кто мог подумать, что именно туда мы с Вадимом и уедем работать?
Ольга вспоминает зимовку на острове Колючин.
"Из всех зимовок это была самая замечательная. Нас было четверо. Мы так подружились. Слушали радио, которое ловило американские программы. Поэтому все новые песни мы слышали первыми. На кинопроекторе "Украина" каждый день смотрели фильмы. Любимым был "Кин-дза-дза" Георгия Данелии".
На остров приезжали и гости. Как-то под Новый год станционники услышали в коридоре шум. Удивились: все-таки остров, минус 38 градусов, зима. Дверь открылась, и на пороге оказались чукчи — пришли из поселка через пролив. Колючин коренное население считало сакральным местом.
Была и работа на Камчатке, на мысе Африка. "Там сумасшедшие ветра, снега — таких больше не видела. Рядом даже был теплый источник".
После рождения дочери и 17-летнего перерыва в работе на ТДС Ольга снова вернулась на крайние земли, оставив должность начальника отдела в банке.
Вадим уехал на Диксон еще раньше.
На кухне, где Ольга угощает всех пирогами, висят рисунки — на станции есть традиция: каждый зимующий первый раз должен изобразить животное года.
— К нам приезжали замечательные ребята, выпускники новосибирского училища. — Ольга показывает фотографии. — Александра и Юра проработали у нас дольше всех. Спокойно оставляли на них станцию. Сейчас они поженились, ребенок родился.
Безвыездно Плотниковы работают по два года, в отпуск едут к дочери.
"Больше всего здесь не хватает общения с родными и конфет", — смеется Ольга.
— Станция — это практически наш дом, мы подсчитали, что за 10 лет работы на ТДС на материке мы провели год и восемь месяцев. — говорит Вадим. — Когда здесь трудишься, то ощущаешь свою нужность. Ты напрямую работаешь на государство. Наукой занимаешься, какая бы она ни была простейшая. Мы понимаем, что от наших данных зависит очень многое.
Да и кто там на материке подгонит мне пароход к подъезду и скажет: "Вадим Валерьевич, принимай!"
Заправка — раз в году
Вертолет тащит с судна шланголинию, дальше уже на берегу ее подхватят ребята — топливо с "Сомова" пойдет в огромные цистерны на берегу. Следующая заправка — через год.
— Массаж для мозгов, — смеется Александр Вениаминович Макаров, пилот вертолета, говоря о работе в Арктике, — всегда разнообразие: то ветер, то качка, то медведи.
Второй Архангельский объединенный авиаотряд начал сотрудничать с судном "Михаил Сомов" в 2000 году. С каждым рейсом нарабатывали опыт: новые места выгрузки и виды работ, разные полярные станции. Грузы — от бочек до машин.
Есть точки, где "Сомов" стоит недалеко от берега. Каждые 5–6 минут вертолет берет подвеску с корабля. Полет занимает 2,5−3 минуты в одну сторону. В день может быть по сто взлетов и посадок, в месяц — около тысячи. Для континентальных полетов — это запредельные цифры, там такой интенсивности не бывает.
— Сама работа приносит удовлетворение, когда она кому-то нужна. А если делаешь в пустоту, то зря тратишь силы. — говорит Александр. — Есть дальние точки, например остров Андрея или Визе. Они почти недосягаемы. Люди ждут нас год. "Сомов" — связующее звено между всем миром и такими станциями.
Вера Костамо