С любовью к Арктике
Я сам выбрал свой путь, без всяких подсказок. Я вырос в Эстонии, на берегу моря, меня к нему всегда тянуло, вот, наверное, поэтому и жизнь так сложилась.
После школы отучился в военном училище под Санкт-Петербургом, затем заочно пошел в "Макаровку" (Государственный университет морского и речного флота имени адмирала Макарова — прим. ТАСС), а еще получил специальность "архитектор-технолог" в Московском заочном инженерно-строительном институте (ЗИСИ).
Сначала я ходил на разных судах, колесил по всему миру, а в 1972 году перешел на ледокол "Красин", и тогда началась арктическая жизнь, которая затянула меня на 40 лет.
Самый молодой капитан
Я человек трудолюбивый, без всяких там "левых" и "правых" рук. Когда ходил еще штурманом на танкере, капитаны давали мне рекомендации, так я стал вторым помощником, быстро набрал необходимый ценз для старпома, и уже в 1966 году получил диплом капитана дальнего плавания, в 26 лет.
Через год стал капитаном танкера. Потом работал на морских плавбазах, которые швартовались в открытом океане, принимали в море продукцию и везли в Мурманск.
Работа в Арктике
На "Красине" я оказался в геологической разведке, работал на островах Северно-Ледовитого океана. Это Шпицберген, Земля Франца-Иосифа, Северная Земля, Колгуев, Свердруп. В общем, вся территория от Шпицбергена до Чукотки.
Мы обеспечивали погрузки, выгрузки, рекогносцировочные работы и многое другое. В Арктике приходилось решать вопросы и руководить работами самому. Некому было советы давать. В то время еще и связи не было: где-то позвонить по телефону, что-то спросить. Приходилось иногда принимать нестандартные решения.
Нестандартные решения и смелые поступки
В феврале 1981 года пришла телеграмма с острова Колгуев, где добывали нефть. Туда не успели завезти нужное количество труб для бурения. В Мурманском морском пароходстве предоставить судно мне отказались. Пришлось брать понтон у плавпричала, маленький буксирчик, и он меня с трубами и оборудованием из Мурманска тащил на Колгуев, это 400 морских миль (около 700 км — прим. ТАСС).
Как сейчас помню, уходили мы в декабре. Шторма ужасные, холод такой, что при ночевках голова примерзала к переборкам. Где-то поздним вечером оборвало трос между буксиром и понтоном. Я на мостик поднялся, а капитан буксира не знает, что делать.
Посмотрели, рассчитали, я ему говорю: "Давай вот этим курсом". Минут через 15 наткнулись на оборванный понтон, подошли совсем близко, попробовали петлю набросить, а там все льдом покрылось. Что делать? Короче говоря, я прыгнул с буксира на понтон, поскользнулся, сломал кисть, но трос протащить удалось.
Назад я уже не пошел. Думаю, где погреться? У меня были ключи от машин, которые на понтоне стояли. Залез в одну, а в порту резвые грузчики весь бензин слили. Хорошо хоть в дизельной топливо было. Обогрелся. Так до утра у маленького костерчика в ведре и просидел. До Колгуева благополучно добрались и оборудование доставили.
Выживание на Колгуеве
Во время первой высадки на Колгуев в 1980 году мы с главным механиком несколько дней прожили на острове. Нас туда высадил катер, и начался шторм, который продолжался три дня.
Естественно, забрать нас в такую погоду никто не мог. Пришлось как-то выживать.
Мы накатали бревен, их там на берегу было очень много, из них соорудили тупу — это такое жилище саамское из бревен, мы их натаскали, прислонили друг к другу под углом, вот и стены получились, крыша тоже из бревен, щели мхом закрывали.
Хорошо так получилось, не мерзли, и с едой было нормально. Шторм был такой сильный, что выкидывал на берег гребешков, крабиков.
Сейчас, когда с тем механиком созваниваемся, часто вспоминаем, как мы с ним выживали на Колгуеве.
Арктика не отпускает
Арктика не отпускала меня ни на работе, ни на отдыхе. Помимо своей профессиональной деятельности я принимал участие в арктических экспедициях. Всего их было пять: на парусных судах на Шпицберген; на остров Долгий, где во времена Ивана Грозного стояла казачья застава; на Новую Землю и дважды на Землю Франца-Иосифа, где во время одной экспедиции мы сделали сразу три открытия.
Пролив Ростислава Гайдовского
Летом 1985 года мы вышли на архипелаг Земля Франца-Иосифа по следам пропавших экспедиций, руководил нами Дмитрий Кравченко, очень известный исследователь Арктики. Экспедиция была от Академии наук и Географического общества СССР.
Нас было четверо мурманчан, мы доставляли грузы на вельботе (быстроходной весельной шлюпке — прим. ТАСС), занимались обеспечением безопасности экспедиции. Когда мы высадились на остров Нортбрук, где с 1876 года базировались все экспедиции на архипелаг, я взял карабин и пошел разведать, нет ли поблизости белого медведя.
Иду по карте, смотрю, должна быть перемычка, а тут ничего такого нет, только вода. Получается, что не один, а сразу два острова Нортбрук. У меня были с собой приборы, я определил координаты, длину, ширину, сделал промеры глубины, и пока народ спал, я все нанес на бумагу. Так был открыт пролив.
Эти материалы отправились в Географическое общество СССР, но где-то там затерялись. Открытие так и осталось на бумаге. Гидрографическая служба Северного флота направила документы, чтобы проливу присвоили мое имя. Но я вообще хотел, чтобы он назывался Мурманским.
В той экспедиции мы сделали еще два открытия: нашли следы построек поморов и место стоянки экспедиции Бенджамина Ли Смита, шотландского первооткрывателя нескольких островов архипелага Земля Франца-Иосифа. В общем, за короткий сезон успели многое.
Экспедиция в Арктику под парусами
Был у меня даже опыт участия в парусной экспедиции на архипелаг Шпицберген, который поморы называли Грумант. Там стояли поселения, а жители считали себя груманландцами. В экспедицию мы пошли с клубом "Полярный Одиссей" на парусных судах, построенных по старинным поморским чертежам.
Это были коч "Помор" (судно, на котором поморы отправлялись на промысел и освоение новых земель — прим. ТАСС) и парусно-моторная ладья "Грумант", которая выполняла функцию судна сопровождения. Я был капитаном на ладье, капитан-корректор.
Остальные члены экспедиции только по Онежскому озеру ходили, а тут в море. Путь был на Шпицберген, а затем во льды, чтобы показать, что поморы здесь могли ходить на своих судах и были первыми, кто осваивал Грумант-Шпицберген.
Каменное хобби
Во время своей работы я увлекся минералогией, собирал камни, а потом изучал. Сколько их было в рабочих командировках, а у нас, на Кольском полуострове, еще больше.
Были даже топазы с шахты недалеко от Териберки, где их когда-то добывали. Раньше у меня была очень хорошая коллекция. Сейчас то, что осталось, хранится в Мурманске, в квартире дочери.
Детей много, моряков ни одного
Детей у меня много. Четыре дочери и один сын, но в моряки что-то никто не пошел. Хотя, признаться, я им советы никогда не давал, они сами выбирали. Я вообще считаю, что они должны самостоятельно сделать выбор, а потом идти по этой профессии.
Самый младший у меня — сын Савелий, ему 36. Он решил стать фармакологом, в этом году собирается защищать диссертацию. Самая старшая — дочь Марина, в прошлом году ей исполнилось 60 лет, она известная в Санкт-Петербурге художник-реставратор. Станислава, моя внучка, пошла по ее стопам
Надо — значит надо!
Я уже около двух лет на пенсии, сейчас мне 81, а до этого все работал. Такая была работа, что нужен опыт. А когда за 80 перевалило, все, пора бы уже и честь знать.
На пенсии хочу издать книгу, не знаю пока, какая получится, думаю, что не очень большая, но в палец толщиной выйдет. В ней будет описание нестандартных работ в Арктике. Ведь за годы моей трудовой деятельности было столько необычных и даже опасных ситуаций, что сейчас, оглянувшись назад, думаю, что никогда бы такого не повторил.
А тогда для меня в Арктике все было просто: надо — значит надо!
Николай Кочетков