О вакцине от COVID-19, Zoom, росте киберзловредства и теории заговора
— Вакцину от COVID-19 не нашли, Евгений?
— Знаете, однажды мне приснилось, что человек придумал компьютерную программу, которая будет его лечить. Реально был такой сон. Правда, программы нет. Ни у меня, ни у кого-то другого.
— Жаль. Красивая могла бы получиться история. И своевременная.
— Да, а пока мы проходим испытание очередной заразой. Я поразился, как в начале года оперативно, четко и жестко отреагировал Китай на коронавирус. Закрытие городов-миллионников — шаг серьезный и ответственный. В Европе и Америке не сразу на него решились, потеряли время, а в Поднебесной не стали рассусоливать.
— Вы ведь летали в Гонконг, когда эпидемия уже началась?
— Нет, я был там в декабре. В январе путешествовал по Намибии, Зимбабве, Замбии и Мадагаскару. Давно мечтал увидеть намибийские дюны и водопад Виктория в низкую воду. В высокую уже наблюдал. А на Мадагаскаре меня интересовали лемуры и прочие красоты.
Есть список мест, куда хочу съездить и посмотреть своими глазами.
— То, что вы человек любознательный, известно. А как насчет риска?
— Мне кажется, совершаю поступки обдуманно, хотя вот ногу сломал, конечно, зря.
— Это где было?
— На Камчатке. На самом деле сделал там сразу три ошибки. У нас был пешеходный маршрут, который превратился в горный, что не планировалось. Мы внезапно попали в ситуацию, когда возвращаться далеко, а идти вперед — сложно. С нами были опытные гиды из местных, и я захотел попасть, куда туристов обычно не водят. Места красивейшие! Вулканические развалы, разноцветные скалы — от белых и черных до красных...
Словом, подбил проводников изменить маршрут и сам же нарушил технику безопасности. Хотя всегда твержу: для выхода на снежник нужна соответствующая экипировка. Две палки в руках, правильная одежда, обувь… Мы пробили ступеньки во льду, шел я предпоследним, и одна ступенька просела подо мною, протаяла. Вешу-то я немало. Короче говоря, оступился, потерял равновесие и... поехал.
Скользил по склону метров 400. А ледоруба не было, поскольку маршрут-то намечался пеший. И страховочной веревки не оказалось по той же причине.
Вот это, считаю, ничем не оправданный риск. Адреналин можно по-другому впрыснуть в кровь. Три года назад у меня родилась фраза: "Кто ходил в Аккемский прорыв, тот в аквапарках не смеется".
— Что за прорыв?
— На реке Катунь. Там местечко есть любопытное… Когда подходишь к порогу — все, обратной дороги уже нет. И пугаться поздно, остается лишь плыть вперед. Потом фотографии покажу. Со стороны смотрится очень страшно, течение мощное, хотя река абсолютно безопасна. Встряска основательная...
Я очень много летаю, думаю, провожу в воздухе часов по 400 за год. В 2020-м привычный график нарушился, но тут уж ничего не попишешь...
Какое-то время назад отказался от экономкласса. Раньше применял правило пяти часов: если больше, брал бизнес, если меньше — эконом. Так продолжалось до момента, пока не опознали в очереди в туалет в конце салона. Сказал себе: "Все, хватит, теперь только бизнесом". Джетом пользуюсь, если нет удобного регулярного рейса.
Так вот. Давно ждал момента, когда самолет попадает в турбулентность с отрицательной гравитацией. Чтобы, значит, завтрак принесли, а он вдруг оказался на потолке. В нынешнем году это наконец случилось.
— И как, ожидания оправдались?
— Мы летели на джете в Намибию. Пилот предупредил о начале болтанки, поскольку видел, что входим в облака. Стюардесса успела убрать закуски со стола, но напитки потом капали на головы… Все пристегнулись, кроме парня, который чуть замешкался и двумя руками ухватился за ремень, когда нас бросило вниз. Самолет резко лег на левое крыло, продолжая снижаться, что-то запищало, пошли сигналы, видимо, сработала аварийная тревога. Летели так несколько секунд, затем выровнялись, нас еще немножко потрясло. Мы, конечно, посмеялись, хотя ощущения были очень такие... прикольные.
Когда приземлились в Виндхуке, никто долго не хотел спать…
Но такое со мной случается редко. Бывают иногда не самые очевидные бизнес-проекты, над которыми подолгу думаю. Решение должно созреть. Нельзя руководствоваться импульсом.
— Тщательный расчет ведь не защищает от ошибок. Наверняка попадали на деньги?
— Случалось. Однако не так что на слишком большие суммы.
— Все в жизни относительно.
— Стоимость разработок, которые приходилось закрывать, могла исчисляться парой десятков миллионов долларов.
— По-вашему, это немного?
— Не смертельно, скажем так. Если на проект потрачены годы, а он не окупается, надо останавливать. А как иначе?
— Разгулявшаяся пандемия вынудила вас сворачивать или переверстывать планы?
— Глобально — нет. Еще в начале марта стали переводить компанию на удаленку. Конечно, ребятам пришлось потрудиться, особенно айтишникам, HR, административно-хозяйственному управлению, но в итоге все прошло без деградации работоспособности. У нас около четырех тысяч сотрудников, почти все оказались готовы к переходу. Мы выдали 120 дополнительных ноутбуков. И только!
Словом, "Лаборатория" как работала, так и продолжила. А наши офисы, допустим, в Сингапуре и Японии всю весну продолжали функционировать в обычном режиме, там карантин не вводился.
— Удаленка потребовала от компании дополнительных мер безопасности?
— Как вы догадываетесь, мы немножко разбираемся в вопросе и давно установили определенный стандарт: все подключения к корпоративной сети — через VPN, минимум двухфакторная авторизация, идентификация пользователей. Фактически сейчас сотрудники работают дома, но все организовано так, будто они внутри периметра.
На входе в корпоративную сеть стоит стандартная система защиты из наших продуктов.
— А почему не используете модный Zoom для видеозвонков и конференций?
— У нас для этого есть Microsoft Teams. Удобно работает. К Zoom первоначально имелись серьезные замечания по безопасности. Мы провели небольшое исследование: да, ребята сделали хорошую, удобную софтину, но еще пару недель назад, перебирая номера, можно было запросто попасть на не защищенные паролем собрания. И пароль по умолчанию не устанавливался… Разработчики, скажем так, не очень озаботились защитой общения. Сейчас начали исправлять ошибки, но еще остаются вопросы. Поэтому для разговоров по каким-то простым вопросам Zoom, наверное, хорош. Но не для делового общения, где обсуждаются конфиденциальные темы.
Для таких задач есть Teams или, например, WhatsApp.
— Этот мессенджер тоже более защищен?
— Чем Zoom? Конечно. 100%!
— Коронавирус добавил вам работы?
— Не убавил — железно. Потребность в киберзащите никуда не исчезла. Есть бизнесы, которые не пострадали из-за пандемии. Скажем, у компаний, занимающихся интернет-связью, сейчас пиковая нагрузка. Киберпреступность активизировалась, а наша "Лаборатория" стоит на страже интересов пользователей.
Думаю, мы — один из наиболее устойчивых бизнесов в данной непростой ситуации.
— И кого вы ищете?
— В основном разработчиков в наш RnD. Даже не программистов и аналитиков, а математиков для создания сложных алгоритмов, способных распознавать вредоносные коды.
— Чем вам отвечает киберпреступность?
— На нее пандемия в худшую сторону практически не повлияла. В том смысле, что не заставила сбавить обороты. Хакеры ведь и раньше в основном сидели по домам, работали на удаленке.
Что происходит сейчас?
Ежедневно мы отлавливаем несколько миллионов файлов с подозрением на вредный функционал. Плюс каждый день фиксируем более 300 тысяч — повторяю: свыше 300 тысяч! — зловредных образцов, которые до сих пор нам не встречались.
Хорошая циферка, да?
— Мощная.
— Анализ проводят дата-центры, автоматически обрабатывают огромное количество информации. Мы видим: количество новых зловредных файлов в Сети возросло примерно на 10%. Это первое.
И второе. "Лаборатория" собирает статистику по срабатываниям нашего продукта при разных странных ситуациях. Так вот: в среднем по миру при посещении веб-страниц эта цифра увеличилась на четверть.
— Срабатывание — сигнал тревоги, подаваемый антивирусом?
— Да, включение системы безопасности. Тут два фактора. Возросшая активность преступности. Ну и, конечно, то, что люди сидят дома, больше времени проводят в интернете и лезут куда не надо.
Эти 25% роста — средняя температура по больнице. Ситуация по странам разнится. Скажем, в Южной Африке в десять раз чаще совершаются сетевые атаки. Киберпреступность наступает, а мы все оказались гораздо более зависимы от услуг интернета, чем раньше.
Учтите, что количество кибератак умножается на число применений каждого зловреда. Я говорил вам про 300 тысяч новых вредоносных файлов, но ведь каждый из них может использоваться сотни раз!
— Еще одна пандемия? Кибер?
— Думаю, явление временное, все пройдет и восстановится, мир вернется к привычной жизни. В том числе и кибермир.
— Полагаете, то, что мы видим вокруг, не навсегда?
— Это не первая эпидемия, которую переживает человечество, и не самая ужасная. Сложно сравнивать текущую ситуацию с испанкой, тогда шла Первая мировая война. А вот, скажем, провести параллель между COVID-19 и гонконгским гриппом вполне можно.
Кстати, любопытно, что каждые 50 лет нам прилетает какая-то новая зараза. Сезонные гриппы, ОРВИ приходят и уходят, но раз в полвека "заварка" удается. Вот и теперь гадость получилась отменная…
Думаю, сейчас произойдет ровно то же. Да, глобального экономического кризиса не избежать, но о нем говорили давно, теперь все спишут на коронавирус.
— В теорию заговора вы верите?
— Называю такие домыслы касперологией. Через букву "а".
Конечно, это глупости, не имеющие отношения к реальности.
Другой вопрос, что пандемия порушила многие планы. Я уже полтора месяца сижу на ровном месте и никуда не дергаюсь. Наверное, за последние лет 20 такая ситуация приключилась со мной впервые.
В марте хотел совершить кругосветку. У меня уже девять раз были такие длинные командировки, когда облетел вокруг шарика, делая полный виток. Думал, будет юбилейный тур, но вынужден его отложить.
Впрочем, это мелочи. Из наиболее неприятного: пришлось отменить конференцию по безопасности Security Analyst Summit, которую проводим раз в год и собираем на нее несколько сотен экспертов со всего мира. В прежние годы конференция проходила в самых разных местах — от Канкуна до Сингапура.
В этот раз планировалась Барселона, в итоге вышли в онлайн, вещали через интернет. Были интересные доклады, много зрителей. Все выглядело свежо, современно, но я понимаю, что человеческое, личное общение ничем не заменить, оно остается наиболее продуктивным средством передачи информации.
Поэтому все конференции, выставки, встречи вернутся, когда ограничения снимут. Они будут проходить в прежнем, очном формате.
С другой стороны, мы все освоили работу онлайн, грех отказываться от нового опыта. Полагаю, после выхода из самоизоляции нагрузка увеличится вдвое.
Конкретный пример. Рассказал вам о конференции по безопасности, которую пришлось перевести в Сеть. Мы подумали и решили, что отныне будем проводить саммиты не раз в год, а… дважды — в реале и онлайн. Оба варианта хороши!
— А минусы? Все эти QR-коды, электронные пропуска для похода в соседний магазин... Государству может понравиться тотальный контроль над гражданами, а это прямая угроза безопасности и личному пространству каждого.
— Сам себе задаю этот вопрос и пока не нахожу ответа.
Как себя защитить? Не пользоваться услугой, не получать пропуск, сидеть дома и никуда не двигаться…
Понятно, это не вариант. Надеюсь, потребность в тотальном наблюдении пропадет, когда ситуация с коронавирусом нормализуется.
Кстати, некоторые государства сразу повели себя иначе. В Сингапуре действовали куда лояльнее. Там на все смартфоны установили специальные приложения, но обязательного сбора государством информации нет, каждый человек добровольно принимает решение — в зависимости от ситуации и обстоятельств.
Еще важный момент. Риск не только в том, что государству понравится тотальный контроль. В системах дополнительного наблюдения за гражданами задействовано много частных компаний. Они могут захотеть монетизировать собранную информацию. Это серьезная угроза.
На самом деле вопрос очевидный, но очень многослойный.
— Вы электронный пропуск себе оформили, Евгений?
— Конечно. Для поездок на работу в случае крайней необходимости. В паспорте лежит распечатанная бумажка с QR-кодом.
Я такой же, как и все. Может, мне немножко больше повезло с самореализацией в жизни.
— Вас можно назвать вирусологом, Евгений?
— Думаю, это преувеличение. Все-таки я занимаюсь исключительно компьютерными зловредами, а они — создания гораздо менее сложные, нежели те, которые придумывает природа. Да, бывают случаи, приходится попотеть, чтобы разработать противоядие, но все-таки программные изделия куда проще.
И термин "искусственный интеллект" я очень не люблю.
— Почему?
— Не преувеличиваете?
— Абсолютно нет. Что сегодня называют искусственным интеллектом? Самообучающиеся программы, алгоритмы, предназначенные для выполнения какой-то конкретной работы. Допустим, распознавания лиц. Это умная, сложная, но программа.
У человеческого интеллекта есть мотивация и случайность выбора, здесь же этого пока нет.
— Делаете важную оговорку: пока.
— Разумеется. Рано или поздно люди создадут artificial intelligence, но, думаю, это произойдет не скоро. AI — проблема не наша, даже не наших детей и внуков. Если на современной аппаратной базе собрать человеческий мозг, изделие будет больше, чем планета Земля.
Словом, искусственный интеллект — как бы да, тем не менее пока — нет. Будет, но не сейчас.
— Тем не менее глобально видите в этом угрозу для людей? Тотальная роботизация, бунт машин и прочие научно-фантастические ужастики...
— Как и с любой иной технологией: одновременно и вызов, и возможности. Скажем, фотоаппаратом можно снимать красоты, а можно — разные гадости.
Есть интересный рассказ, забыл название. Ученые создали искусственный интеллект и в качестве теста предложили ему безобидную задачку — посчитать число пи. AI первым делом уничтожил все живое, включая Солнечную систему, и продолжил потреблять новые ресурсы, всасывая в себя Галактику, чтобы точнее произвести расчет.
У роботизации нет альтернативы. Биологическая эволюция homo sapiens закончилась, дальнейшее развитие человека возможно через технику. Это не новость, достаточно посмотреть хотя бы на протезы внутренних органов — уже и глаза делают, и слуховые аппараты, и суставы. Человек будет все больше становиться роботом, потом появится искусственный интеллект, он станет развиваться независимо от нас. Как сказали Стругацкие: "Человек — промежуточное звено, необходимое природе для создания венца творения: рюмки коньяка с ломтиком лимона".
— Подозреваю, мы еще на пути к совершенству.
— Надо сделать тест ДНК и узнать, сколько в нас всего намешано.
Об искусственном интеллекте, кнопочном телефоне, Большом Брате, ФСБ и "кротах"
— Вы делали?
— Да, и оказался наполовину скандинавом — через Архангельск. Другие корни ведут в Польшу.
А вот мои младшие дети — китайцы по матери.
— Кстати, что за иероглиф висит у вас на стене кабинета? Как он переводится?
— Это жена вышила. Так раньше писали, в старых традициях. Иероглиф означает дракона.
— Думал, ваше имя зашифровано.
— Кстати, любопытная тема. Европейские имена там, в Китае, не работают. Дам совет компаниям, которые хотят выходить на рынок Поднебесной. Прежде чем сделать первый шаг, возьмите консультанта, пусть объяснит, что это другой мир. Совершенно! Вьетнам, Таиланд, Малайзия, Индонезия, Сингапур — туда войти легче. А вот если идете работать в Японию, Южную Корею или Китай, нужен тот, кто познакомит с особенностями культуры, менталитета, бизнес-поведения.
— Например?
— Японцы не говорят слово "нет". Я долго не мог понять, что для них это означало бы демонстрацию неуважения к собеседнику. Такое исключено. Или вот они не дают чаевых. Если по незнанию оставите деньги официанту, догонят и вернут сдачу. Это тоже считается унижением человеческого достоинства. На взаимном почтении в Японии построено очень многое.
— И как же звучит вежливый отказ?
— Ashita. Завтра.
— То есть — никогда?
— Японцы постоянно повторяют: hai, hai, hai. Но это не согласие, а подтверждение, что тебя поняли. Зато если они реально говорят "да" — все, договор не нужен. Обмануть человека, с которым ведешь бизнес, — значит не уважать себя. Это Япония.
В Южной Корее иные правила и традиции. В Китае — свои...
Возвращаюсь к чужестранным именам, которые китайцы совершенно не воспринимают. У них попросту нет таких звуков. Зато есть другие. В качестве примера мне приводили китайское стихотворение, которое в переводе на русский звучит по-дурацки: "В лесу в каменной пещере жил человек по имени Ши. Он ел львов. Ши обещал съесть десять львов, и он их съел". Для нашего уха это сплошное шипение: "Ши-ши-ши-ши-ши-ши-ши-ши-ши-ши-ши..." А китайцы, когда читают этот стишок, в какой-то момент начинают смеяться. Им самим прикольно, поскольку произносятся очень похожие звуки.
При этом они часто не в состоянии выговорить наши имена. Моя жена, вот сколько мы с ней живем, до сих не может сказать ни Евгений, ни Женя. Поэтому я для нее Ю-Джин. В свою очередь, не знаю, как правильно по-китайски звучит ее имя. Вернее, написать смогу, но не воспроизвести вслух.
— И давно вы вместе?
— Более десяти лет… Ю-Джин, кстати, придумал наш друг-китаец.
Имя обязательно должно правильно звучать и писаться.
— Что означает ваше?
— Можно добавить одну палочку, и тогда Ю-Джин превратится в Лон-Джин — Золотого Дракона. Поэтому будем считать, что я золотой дракон без палочки…
Если же говорить серьезно, когда я выбирал имена своим детям, учитывал, чтобы они хорошо звучали и по-русски, и по-китайски. К примеру, Антон в правильно составленном иероглифе будет читаться как Безопасный Восток.
Привожу эти примеры, чтобы яснее понимали, через что прошла наша компания в процессе построения глобального бизнеса. В том числе и за это люблю свою работу — за возможность изучить очень много разных культур и традиций. Это безумно интересно.
— Сколько стран сейчас охватывает "Лаборатория"?
— Все. Включая Антарктиду. Там, правда, партнеров у нас нет, но клиенты есть. Ходят за апдейтами. Поэтому можно смело говорить, что мы присутствуем везде.
У нас около 400 миллионов пользователей и примерно 250 тысяч корпоративных клиентов. По очень грубым прикидкам.
В абсолютных цифрах не так много, если разобраться. Долька-то на мировом рынке у нас не глобальная. Процентов семь. В России — да, мы безусловные лидеры, в Европе тоже хорошо заметны, особенно в немецкоговорящих странах, а вот за океаном все гораздо скромнее. Нам есть куда расти, над чем работать.
— Положительная динамика наблюдается?
— Пока зависли на месте, несколько лет выручка болтается вокруг 700 миллионов долларов. Хочется двигаться вперед, но… Тут и внутренние ошибки компании, и геополитика. Скажем, в США на нас обиделись. Упорно не хотят признавать, что наши технологии — лучшие в мире.
— А они лучшие?
— Да, это константа.
Зачастую сами не знаем, кто стоит за той или иной атакой, определить это бывает очень сложно. Если деньги воруют или занимаются вымогательством, понятно, что тут поработали преступники. А когда подслушивают, ищут в Сети какие-то конкретные данные? Это уже шпионаж, но понять, кто организовал и в чьих интересах, сложно.
Мы мочим всех без разбору, а нам в ответ мстят, сводят счеты. Меня вызывали на слушания в Сенат США, где нас обсуждали. Я взял и сказал: "Ждите, буду". Ба-бах! Заседание отменили, перенесли на другой день, но меня уже не пригласили.
— Вероятно, думали, что не приедете?
— По крайней мере, все выглядит как запланированная разводка, спектакль, в котором мне отводилась роль без слов. А я решил говорить, поскольку не боялся и был готов отвечать на любые вопросы.
— Американцы обвиняли вас в сотрудничестве с ФСБ.
— Естественно. А что они могли еще мне вменить? Само собой, это вранье, никаких доказательств нет. Их быть не может. Хотя мы с перепугу даже провели внутренний дополнительный аудит. На всякий случай. Конечно, не нашли никаких фактов, будто "Лаборатория" собирает информацию, которую не должна.
Чтобы доказать невиновность, в октябре 2017 года мы объявили о запуске глобальной инициативы по информационной открытости — Global Transparency Initiative. Создали дата-центры в Цюрихе и Мадриде. Еще два центра прозрачности планируем открыть в малайзийской Сайберджае и бразильском Сан-Паулу. Вот пандемия закончится, и продолжим реализацию проекта.
На самом деле идет естественный процесс. "Цифра" становится все более дорогой. Ее объем возрастает, 5G будет собирать бесконечный объем информации. Любой холодильник или кофеварка станут пинговать.
— То есть? Переведите на русский.
— Рассказываю ваше будущее. Наше общее…
Итак, вы проснулись утром, встали с кровати, и бытовые приборы тут же начали передавать информацию на облачный сервис. "Хозяин заварил кофе, открыл холодильник, вытащил три яйца". Эти сведения нужны, чтобы знать, сколько вы потребили, и автоматически доставить вам продукты, когда запас начнет иссякать.
— Как сказать. Без всевидящего ока Большого Брата, о котором мы уже говорили, спокойнее.
— Все, назад дороги нет. В Сингапуре собираются подключить к облаку навигаторы, чтобы распределять городской трафик и с учетом этого прокладывать маршрут для каждой машины.
Далее. Идея индустриальной революции 4.0 состоит в том, чтобы при помощи кибертехнологий оптимизировать производство. Например, вы решили строить дом. У вас есть согласованный проект, который загружается в интернет на строительную биржу, где рабочие будут получать нужные материалы, но не все сразу, а в соответствии со сроками строительства. И гвозди, шурупы, балки, цемент тоже станут производить строго ко времени, когда они понадобятся. На этом экономятся транспорт, склады и куча других ресурсов.
Понимаете, да? В результате в облаке соберется вся "цифра" — от индивидуальной до индустриальной. Так удобнее, быстрее, дешевле.
Вроде бы хорошо. Но как безопасник вижу, что станет гораздо больше сценариев вмешательства в работу государства, способов ее нарушить. И речь не только об экономике, но и об обороноспособности.
— Значит, защиты нет?
— В частности, мы занимаемся и этим. Показываю. Вот в этой коробочке — наша уникальная разработка: промышленный гейтвей. Взять тот же завод стройматериалов, который подключен к интернету. Его можно хакнуть и все там порушить. А мы создаем препятствие для недружественного проникновения, ставим между индустриальной сеткой и внешним миром этот гейтвей.
— Так просто?
— Нет, но устройство сильно усложнит жизнь всяким жуликам. Примерно как файерволы в офисных сетях, которые изолируют их от интернета. Проникнуть можно, но не столь легко.
Так и в глобальном масштабе.
— Выход?
— Уважающие себя страны будут вынуждены хранить всю информацию в пределах своей территории. Произойдет фрагментация, если хотите, балканизация интернет-пространства. Сеть не порежут на лоскуты, она останется единой, но критически важную "цифру" станут аккумулировать и оставлять только за внутренней границей. Это вопрос национальной безопасности.
— Не потому ли вы, Евгений, по старинке пользуетесь кнопочным телефоном, на бытовом уровне пытаясь спрятаться от этой "цифры", по которой о вас можно узнать все?
— Не в том дело.
— Снобизм?
— Надеюсь, не страдаю этой болезнью… Нет, я не завожу вещи, которые считаю ненужными. Обратите внимание: в моем кабинете нет ни монитора, ни даже кофеварки. Зачем, если пью зеленый чай? Его, кстати, нельзя купить ни в одном магазине.
— У вас своя плантация?
— У родственников жены. У них есть деревенский дом, и там растет чай. Вот его мне и доставляют.
"А что я ем? Парную осетрину, простую русскую еду, ее ловлю я в своем пруду".
— Интересные подробности!
— Шутка… На время карантина семья уехала на дачу, там живет, а я остался в городе. Как у Булгакова — один в семи комнатах. Хотя нет, преувеличил — в шести. При этом отдельный кабинет я себе не делал. Зачем? У меня трое маленьких детей. Смешно и глупо пытаться отгородиться от них дверью.
— Сколько старшему?
— Вообще-то, детей у меня пятеро и я уже дедушка. Но старшему среди младших девять лет.
— У него смартфон есть?
— Нет. Клянчит, зудит постоянно. Пока держусь.
— Какие аргументы приводите?
— Говорю: "Зачем тебе?" Отвечает: "Фотографировать". Предлагаю: "Возьми у мамы, а потом верни". Продолжает канючить: "Звонить буду". Спрашиваю: "Кому?" — "Тебе". — "Но мы с тобой и так пообщаемся".
На удаленке сын больше работает с ноутбуком, кроме того, начал осваивать языки программирования. Пока, конечно, это самые примитивные игры, но хочет зарегистрироваться на сайте разработчиков, а для этого нужен аккаунт на смартфоне. Скорее всего, придется уступить…
На самом деле сегодня смартфон — необходимость, дети сидят в чатах, это их круг общения. И компьютер ребенку нужен, поскольку уже в третьем классе дают такие задания, что иначе не справиться. Даже без всякого коронавируса и учебы на удаленке.
К слову, заметил, что дети очень быстро становятся сисадминами в квартире. Это они управляют всеми домашними IT-системами. Я вот не умею настраивать телевизор, а они — запросто. Себе в оправдание могу сказать, что ящик практически не смотрю. Некогда — раз, интернета хватает — два.
— А состояние прокрастинации вам знакомо? Случалось откладывать принятие важного решения, занимаясь чем-то второстепенным?
— Ненавижу! Стараюсь сразу браться за самые тяжелые задачки. Смысл тянуть? Все равно же придется делать. Как зуб лечить: если заболел, сам вряд ли затихнет.
Вкусное лучше оставить на десерт. Я вот люблю фрукты и всегда смакую их, растягиваю удовольствие. А с неприятной, тяжелой работой лучше быстрее покончить. К счастью, у меня она бывает крайне редко.
— Например.
— Не люблю увольнять людей. В этом мало радости, согласитесь.
— Причины расставания.
— Обычно — недостаточный профессиональный уровень, человек не справлялся с порученным делом.
— "Кроты" вам попадались?
— Такое происходит раз в десять лет. Что здесь красть? Да, были случаи, когда сотрудники воровали исходный текст, нашу интеллектуальную собственность. Глупые! Это же обнаруживается элементарно. Из-за быстрого цикла разработки исходники уже через полгода безнадежно устаревают.
А больше тут и взять-то нечего. Порой сами не знаем, кто наши клиенты. Таковы особенности работы в той или иной стране. Доступа к партнерским данным мы тоже не имеем. И компромат против нас не нарыть. Мы белые и пушистые, платим все налоги. Кстати, это оказалось выгодно.
— Давно осознали?
— С самого начала. И прописали во внутренних правилах. Когда стали большими и на нас посмотрели внимательно, оказалось, что придраться особо не к чему. А те проблемы, которые вешают на "Лабораторию", они надуманные.
— Для вас доверие и доверчивость — синонимы?
— Нет. Первое — устоявшиеся взаимоотношения между субъектами, второе — поведение конкретного человека.
— А про себя что скажете?
— Я — оптимист и до сих пор верю, что хороших людей больше, чем плохих. Ко всем подхожу именно так. Пока не обманут.
— Часто это случается?
— У меня не столь большой круг общения. Раньше, конечно, всякое бывало. Особенно на первом этапе, когда в 1996–1997 годах мы начали выходить на Запад, и там появились первые партнеры. Маленькая, никому не известная компания из нищей, убитой России. Все равно как сейчас на рынок вышел бы антивирус из Зимбабве. Что? Откуда?!
— Вы сделали брендом фамилию. Это создавало проблемы?
— До сих пор не привык. Это была идея Натальи, моей первой жены и партнера. Я выступал против. Но она сказала: "Ты уже известный человек, мы сэкономим на раскрутке". И по факту оказалась права. Но я продолжал возражать, и тогда Наталья предложила: "Хорошо, придумай что-нибудь лучше". Я не смог. Так и осталось.
— Какой год? 1997-й?
— Примерно. Прошло более 20 лет, и все равно реагирую, слыша, как кто-то произносит мою фамилию. Неуютно себя чувствую. Не хочу сказать, будто страдаю от излишней скромности, этого тоже нет, но и выпячивать собственное эго не люблю.
Мы ежегодно отмечаем день рождения компании. Последние несколько лет выезжали в Завидово, там собирались около двух тысяч человек. Проводили разные конкурсы, что-то типа "Что? Где? Когда?" или КВН. Я всегда в жюри. Если кто-то начинал петь мне дифирамбы, сразу штрафовал за культ личности.
А в обычной жизни меня почти не узнают. Интервью даю, но не свечусь по федеральным телеканалам. Поэтому мою физиономию не идентифицируют. Сейчас все по домам сидят, а до пандемии я мог спокойно приехать в любой магазин и гулять там, никем не опознанный. И в аэропортах не бывает проблем, если, конечно, народ не летит на какую-нибудь айтишную выставку...
Об охране, паранойе, фишинге, суверенном интернете и приводе в милицию
— Охрана у вас есть?
— Все зависит от ситуации в конкретном регионе. Есть некомфортные страны. Например, в Чили не беру. В Бразилии и Аргентине — иногда. В Колумбии — да. Нам там даже порекомендовали взять машину с пуленепробиваемыми стеклами. На всякий случай.
Но серьезных врагов у меня нет. Обижаю лишь тех, против кого мы боремся в киберпространстве.
— А в Москве как?
— Охрана появилась после похищения в апреле 2011 года Ивана, моего сына…
Не хочу возвращаться к этой теме. Проехали.
— Хорошо, спрошу о другом. Вы попадались когда-нибудь на фишинг, Евгений?
— Однажды чуть не случилось. На самом деле никто не застрахован от разводки. Мне на почту пришло письмо. Адрес вроде бы был честный, чистый.
— На личный ящик письмо?
— У меня один адрес. Корпоративный, он же — личный. Текст письма простой: "Привет, посмотри, что о тебе пишут". И ссылка куда-то. Я хотел открыть, внутри ничего не дрогнуло, но потом все же переслал своим пацанам. Они говорят: фишинг.
Хорошо, что у меня стоит антивирус. Если бы не было защиты, снаряд попал бы в цель. Я ведь почти кликнул, но в последнюю секунду остановился.
Паранойя — профессиональная болезнь всех безопасников. Работа накладывает отпечаток. Постоянно живешь в ожидании ловушки. Пожарные тоже наверняка везде ищут дым. Вот и я в каждом полученном сообщении предполагаю, что в нем может быть что-то не то. Ведь иногда письма подделывают шикарно.
Типичный метод заражения — имитация деловой переписки. Для этого воруют электронные бланки, так оформляют липовые циркуляры, что заметить подвох трудно. Но у нас получается.
Помните, говорил, что у нас лучшие технологии? Факт! Поэтому нас не любит ни криминал, ни государственные хакеры. Мы быстрее остальных все вычищаем.
— А кто автор сотен тысяч всяких зловредов, которые вы ежедневно отлавливаете?
— Киберпреступность большая, хотя и неоднородная махина, она делится на разные категории.
Есть мелюзга, она, условно говоря, тырит кошельки по карманам. Разрабатывают трояны, выкладывают в Сеть, делают рассылку, устраивают массовую охоту, пытаясь заразить абы кого. Обычно такие изделия не очень сложны, мы моментально их выпасаем. Наши продукты позволяют практически за несколько минут выпускать защиту.
Но есть и профессиональные киберпреступники: они охотятся за конкретными жертвами — крупным бизнесом, банками, государственными организациями. Вот эти снимают гораздо больше.
Самая громкая классическая история — Carbanak. Если не ошибаюсь, 2014 год. Банда русскоговорящих хакеров — Россия, Украина, Прибалтика, Европа. За пару лет они, по нашим оценкам, вынули миллиард долларов.
— Их накрыли?
— Частично. Кого-то взяли, другие смогли убежать. Ребята работали в разных странах, был такой спрут. Вот это настоящий криминальный бизнес.
— Вы часто говорите, что русские хакеры самые злые. Это так?
— Чем объясняете?
— Советским, потом уже российским образованием.
У нас лучшие в мире программисты, специалисты по разработке софта. И хакеры тоже. Они учились в одних университетах, но результат получился разный. Если первые пытаются создать что-то новое, то вторые — взломать, разрушить. Мотивация у хакеров почти в 100% случаев — деньги, деньги, деньги. Причем не только от жертвы, но и от заказчика. Возникают цепочки добавленной стоимости.
Скажем, один хакер пишет троян и продает другим. Те заражают жертв, но сами больше ничего не делают, переуступая доступ третьим. Уже они вытаскивают данные, потрошат все, что могут. Такие, знаете, маляры и плотники.
Как работал, допустим, Carbanak? Они хакали банки, проникали внутрь инфраструктуры и делали что хотели. Создавали липовые счета, переводили деньги через свои настоящие, плодили подставные компании, платили левые зарплаты. Фактически руководили банком через сетку.
Или, скажем, вывод кеша. Была создана трехуровневая система, где исполнители не знали друг друга, связь поддерживалась только через телефон. "Солдаты" из заранее нанятой уличной шпаны, получив приказ, по ночам приходили к конкретному банкомату, который выдавал им деньги. Сумму принимал "офицер", проверял и закидывал в общак.
Хакеры были головной организацией, по сути, они управляли и нанимали традиционных преступников.
— Вас ведь тоже несколько лет назад американцы называли в десятке самых опасных людей мира.
— Зачем повторяете всякие глупости, которые на заборе написаны? Сказать, почему я вошел в тот список? Якобы мы тормознули программу против иранских ядерных исследований — Stuxnet. Хотя на самом деле не мы.
— Говорите с сожалением?
— Да. Шпионаж обнаружила белорусская компания по безопасности, работавшая с Ираном. А американцы обиделись на нас и написали бред, основанный на неверной информации.
В этом списке "террористов" два технаря — я и человек, распечатавший на 3D-принтере одноразовый пистолет… Вот и вся история. К сожалению, интернет — такая штука, что один ляпнет, остальные подхватывают, не проверяя. Рождаются фейки. Качество информации заметно упало. На мой взгляд, это произошло, когда в киберпространство пришла политика.
— Поэтому суверенный интернет — благо?
— Сложный вопрос.
— Но китайцам ведь удалось.
— О чем вы? Чтобы обойти файервол, нужно сделать два дополнительных клика. Этого достаточно.
— Значит, система не работает?
— Работает. По трем причинам.
До 80% юзеров отваливается на лишних кликах. До цели почти никто не доходит.
Нормальное поведение человека. Перед вами несколько дверей: дернули одну — закрыто, потыкались во вторую — тот же результат. И пошли туда, где открыто. Лень подбирать ключ. Люди идут по самому простому пути.
Вторая причина — есть огромное количество китайских ресурсов, которые являются аналогами мировых.
И третья — китайцы живут в своем домике. Чжунго, Срединная империя. Им неинтересно, что происходит вокруг. Они сконцентрированы на себе, у них есть все возможности для этого. Плюс менталитет — китайцы всегда были самодостаточными.
— Что с Россией?
— Повторяю, создать изолированное интернет-пространство не получится. Нигде. Даже Северная Корея подключена к Сети. Критическую информацию, когда речь идет о национальной безопасности, можно закрыть, но остается масса вариантов и лазеек.
— Безработица вам не грозит, Евгений. И вашей "Лаборатории".
— В обозримом будущем — точно. Нам еще очень долго будет чем заняться.
— Первый вирус вы поймали, кажется, в 1989-м?
— Да, это был Cascade. Я служил тогда программистом Минобороны. После Cascade всерьез занялся компьютерными вирусами, было интересно. Выступал на конференциях, публиковался в разных журналах.
Первая вычислительная машина, на которой я работал, называлась МИР, язык программирования — АЛМИР. Здоровенная! С половину моего нынешнего кабинета. Без экрана, ввод — перфолентой, вывод — на автоматическую печатную машинку. На МИР можно посмотреть в Политехническом музее, там стоит похожая.
Оба — кандидаты физматнаук. Великолепно, кстати, себя вели, открыто. Снимали страх перед армией. С ними было интересно, они говорили, что и на службе в органах госбезопасности можно продолжить занятия математикой. Не обманули, между прочим. Криптография — очень интересная наука.
В юности я был разболтанным молодым человеком, поэтому решил, что военная форма и дисциплина позволят мне немножко исправиться. Это был акт самовоспитания.
— Но вы подписывались, по сути, на всю жизнь. Пока не отправят в запас или отставку.
— Да, до пенсии. Еще можно было уволиться из органов, комиссовавшись по здоровью. Или умерев.
Третий вариант — сесть в тюрьму.
— Светлые перспективы.
— Но потом наступили веселые 90-е, появился шанс уйти со службы без скандала и проблем. Мне помогло командование войсковой части, где я состоял программистом. Тоже кандидаты физматнаук, интеллигентные люди, я пользовался их уважением, поскольку лучше всех разбирался в компьютерах и оказывал консультационные услуги. Они и сказали: "Женя, решишь увольняться, не будем ставить палки в колеса".
К тому времени я морально созрел для ухода. Это 1991 год, армия советского образца разваливалась, хотя возможность отсидеться в теплом гарантированном местечке оставалась. Но я решил рискнуть и уйти на вольные хлеба, в свободное плавание.
Кстати, о плавании. У меня были успехи в парусном спорте, я ходил в яхт-клуб "Спартак" на станции Водники Савеловской железной дороги и в какой-то момент оказался перед дилеммой: продолжать занятия спортом либо идти в физматшколу. Объединять было уже невозможно. Я выбрал математику. И не пожалел.
— Самый сложный вирус, который вам попадался. Сколько он отнял здоровья, времени?
— Скажем так: наиболее затратный по ресурсам был уже не у меня, а у ребят, работающих в нашей "Лаборатории". А так, чтобы лично я… Начало нулевых, первые вирусы под Windows. По-моему, около недели тогда проковырялся. Но это была еще не преступность, скорее хулиганство без какого-либо корыстного интереса. Вирусы писались как граффити. Искусства ради.
— А вы когда-нибудь вирусы создавали, Евгений?
— Был случай, ваши коллеги приперли к стенке: "Признавайся, Касперский!"
Я взял фломастер и на бумаге написал бат-вирус, иначе говоря, его скрипт. Говорю: фотографируйте, вот он, вирус Касперского. А если серьезно, однажды возник спор о самой короткой размножающейся конструкции на языке программирования Assembler. Я уложился в 13 байт. Запускаешь, и на диске создается файл с именем 5, который является копией начального. Если переименовать в 5.exe, опять появится файл с именем 5. Вирус. Я уничтожил его, чтобы не осталось следов. Но через некоторое время по обмену получил программу длиной 13 байт… Кто-то пришел ровно к тем же конструкциям и задетектил вирус.
Еще мне присылали инструментарий вирусной программы. Не криминал, а именно хулиганство. Я наштамповал штук 100, чтобы протестировать алгоритм распознавания этого добра. Пролечил и стер.
Вот три случая, когда я создал или написал компьютерный вирус.
В корыстных целях либо из хулиганства этим не занимался.
— Есть то, что не лечится?
— Многое. Допустим, модные сейчас шифровальщики. Иногда восстановить информацию невозможно.
Смертелен, например, Stuxnet, который я уже упоминал. После него были разрушены центрифуги обогащения урана. Домну в Германии тоже завалили. Дали команду на экстренную остановку, и домна "дала козла". У Saudi Aramco в 2011 году стерли 30 тысяч компьютеров, положив кибератакой сеть компании. Саудиты тогда две недели не работали, не могли реанимировать "цифру".
Скорее всего, существует и много других историй. Но мы о них даже не знаем.
Случалось, обнаруживали хакеров, которые внедрялись в чужие сети и долго жили там, никак себя не проявляя. Тихо делали свою работу, а едва начинали шуметь, их сразу вычисляли.
Это как с любой криминальной либо шпионской деятельностью: профи не оставляют отпечатков пальцев. Или они не профи.
— И все-таки: тотальный контроль — это миф или реальность?
— С чьей стороны контроль? Помните скандал со Сноуденом? Он сказал, что есть проект PRISM, мол, американцы следят за всеми. Демократическая общественность тут же заголосила: "Ой-ой-ой..." А безопасники ответили: "Вы не знали? Новости не читаете?" В 2007 году были протесты в Швеции, когда тамошнее правительство разрешило спецслужбам получать доступ к интернет-трафику.
Нет, конечно. Но если кто-то вдруг займется не той деятельностью, скорее всего, какой-нибудь сенсор даст красный сигнал...
— Работая в самых разных странах, вам приходится учитывать местную специфику?
— Мы обязаны соблюдать действующие законы. Если где-то запрещен VPN, не будем поддерживать его в наших продуктах. Например, в ряде арабских государств и Китае. А во Франции введены ограничения на криптографические ключи, и мы их не делаем. Если обращаются правоохранительные органы, расследующие какие-либо преступления, помогаем. Случалось ли такое в России? Неоднократно. Но мы сотрудничаем и с немецкими, французскими, английскими киберполицейскими. У Европола, нашего давнего партнера, много успешных расследований. У Интерпола база данных огромная.
— А у вас, Евгений, с полицией прежде были проблемы?
— В 14 лет, когда учился в физматшколе, оформили привод в милицию.
— За что?
— И цветами.
— Нет, не успел срезать. Раньше прихватили… Отвезли в отделение, провели воспитательную беседу. К счастью, разобрались во всем и отпустили, даже в школу не стали сообщать.
Зато сегодня полицейские многих стран являются нашими клиентами.
О слоне Дали, иммунной системе, кубике Рубика, деньгах и списке Forbes
— На что вам денег не жалко?
— На разработку. На новые проекты.
— А на себя?
— У меня скромные запросы, а значит, и расходы. На что особо тратиться? Квартиру приобрел давно, лет десять назад. За границей нет ни счетов, ни недвижимости. Правда, купил квартиру в Китае, но это жене. Когда она ездит на родину, там всегда живет.
Много уходит на детей, вот они стоят дорого. Образование, дополнительные уроки, спорт… Все важно и нужно. Чем больше вложишь сейчас, тем выше отдача будет потом. Это не траты, а инвестиции.
Хотя вспомнил: относительно недавно я купил слона.
— Живого?
— Бронзового. Работу Сальвадора Дали…
История забавная. Один из наших директоров собирает японские нэцке. Серьезно увлекается. Пару лет назад даже выставлялся в Эрмитаже. Он знаком с разными коллекционерами. И вот кто-то рассказал ему, что в Лондоне на аукционе будут продавать слона Дали. Зеленого. А у нас корпоративный цвет такой.
На аукцион я не поехал, улетел на конференцию в Доминикане, но, когда был в Лондоне, специально завернул, чтобы посмотреть на этого слона. Он мне понравился, и я сказал: "Хочу".
Таких слонов в мире 14. Дали отлил восемь на продажу, остальных подарил и оставил себе. На аукцион выставили четвертого из восьми. На нем сзади так и написано: 4/8.
На торги я отправил того самого директора, любителя нэцке. Обозначил планку, сказал, что не надо подниматься выше определенной суммы.
Пока летел в Доминикану, шел аукцион. Приземлились, включаю телефон и думаю: сейчас придет СМС, мол, бились, увы, проиграли. Действительно, получаю. Текст другой: "Слон наш". Следом еще одно сообщение: "Но дорого". Превысили лимит, хотя и ненамного.
А дальше ко мне приходят коллеги и говорят: "Жень, понимаешь, в чем дело… Если оформлять покупку на компанию, придется платить большой налог. Может, купишь лично?" Я отвечаю: "Спасибо, ребята! Всю жизнь об этом мечтал. Выставили меня на деньги".
Теперь слон мой. Стоит в вестибюле нашего офиса. Причем его специально установили в открытой зоне, куда есть доступ любому желающему. Произведение искусства должно радовать всех. Если оно правильное и хорошее. Слон, по-моему, вполне симпатичный. Кличка у него Триумф. Дали так назвал. Всех 14.
Этой покупкой я закрыл тему приобретения каких бы то ни было произведений искусства, поскольку коллекционирую не вещи, а впечатления, поездки в экзотические места.
— Вы же, подозреваю, не сразу стали выездным?
— В начале 90-х в стране царил дикий бардак. Я успел съездить в Германию, потом в Англию и лишь затем получил отказ по загранпаспорту. Официально мне не имели права его давать, но сделали. А потом забрали. Новый я оформил лишь через несколько лет…
Сначала выпускали два-три раза в год, затем больше и больше. В основном летал на международные конференции, личных поездок почти не было, на них не оставалось времени.
Уже рассказывал, что с 1991 года вкалывал как заводной, пахал по 12–14 часов в сутки. Почти без выходных и отпусков. В первый раз отдохнуть на море поехал, кажется, в 1999-м. Это был Тунис.
— Зато теперь вы составили собственный рейтинг 100 самых красивых мест планеты. Все увидели своими глазами?
— Значительную часть. На самом деле у меня два списка… Слышали о классификации 5А? Это китайская методика. Они делят туристические объекты по нескольким параметрам, в том числе по красоте, транспортной доступности, удобству. Чем выше балл, тем круче.
А у меня своя классификация — 5К. Должно быть великолепно, масштабно, уникально, разнообразно.
В одном моем списке творения рук человеческих — города, площади, улицы, памятники.
Плюс то, что создала природа. Особая статья — горы. Точнее, вулканы. Очень их люблю. У меня даже есть лекция "12 причин, почему вулканы круче гор".
Но это тема для отдельного большого разговора. Если оседлаю этого конька, не остановить.
— Хорошо, тогда коротко ответьте, куда поедете, когда карантин и прочие ограничения снимут?
— Надеюсь, что осенью полностью вернемся в нормальный рабочий режим. Планы дальних вояжей пока не строю. Но наша конференция по кибербезопасности, о которой уже говорил, теперь стоит на ноябрь.
— Где?
— Там же, в Барселоне, где изначально и намечалась.
Летнее путешествие в Горный Алтай не отменял. Маршрут разработали интересный — от Телецкого озера до Аккемского, оттуда вертолетом до верховий Катуни, реку пройдем на рафтах, даже часть Чуи захватим…
Кстати, буквально на днях мы запустили акселератор для поддержки туристических стартапов — Kaspersky Exploring Russia. Зайдите, полюбопытствуйте.
В любом случае с этим коронавирусом жизнь ведь не закончится.
— А что у вас глобального намечено, Евгений?
— В работе? Моя мотивация сейчас — изменить мир.
— Скромно!
— Зачем ставить перед собой менее амбициозные задачи? Есть такая фраза: "Мы делаем невозможное, возможное сделают и без нас".
— Чуть детальнее о грядущих переменах.
— Я говорю о новой операционной системе.
Еще не на все вопросы есть ответы. Допустим, не могу до сих пор сказать, как в иммунной системе будет работать традиционный backup, делающий резервное копирование. Ведь он должен ко всему иметь доступ, что исключено. Вероятно, этот backup и не нужен. Сохранять систему бессмысленно, ее можно восстановить. А данные будут храниться в облаке.
Надеюсь, когда столкнемся с проблемой (а мы еще далеки от нее), все само рассосется. Пока делаем иммунность там, где не требуется слишком широкий функционал. Камеры наблюдения, разные датчики для проекта "Умный город" — это уже готовые изделия для коммерческого использования.
— Как система физически будет выглядеть?
— Как любой "Андроид". Начинка внутри, а вы используете приложения, которые снаружи. И у нас будет то же. Чуть иной дизайн. Даже сделали два варианта. Простенький плиточный дизайн и профессиональный — более навороченный, чтобы работать с критической, секретной, конфиденциальной информацией.
— И в этом — спасение человечества?
— В известном смысле — да. В той сфере, которой мы занимаемся.
Хорошая математическая задачка. Мне интересно ее решать.
— Как прежде собирать кубик Рубика?
— Сейчас уже охладел, но, когда ребенок начал изучать кубик три на три, пришлось самому вспомнить, как это делается. Собрал три на три, сына научил. Он был счастлив: "Мама, мама, я смог!" Говорю: "Давай теперь четыре на четыре попробуем". Сын не справился, вернее, ему надоело — и он отвалил. А я сделал, мне понравилось.
Ладно, что следующее? Пять на пять. Оказалось, там немножко другие алгоритмы.
Потом — шесть на шесть. Если поняли, как собрать этот кубик, дальше проще. По той же схеме крутишь. Я сложил 11 на 11 и остановился. Кстати, у нашей иммунной операционной системы внутреннее название — "11.11". Поэтому такой кубик я должен был собрать. Он у меня в кабинете есть.
Дальше не пошел. Зачем? Уже нет кайфа от процесса. К тому же, когда кубик большой, он становится громоздким, грани в руках разъезжаются, рассыпаются. Восемь на восемь еще можно, нормально, а все, что дальше, нужно ровнять об стол. Какой смысл тогда? Принцип уже понятен.
— А деньги, их зарабатывание остается для вас мотивацией?
— Давно перестали. Даже скажу, в каком году. В 90-м. Очень хотелось есть. Росли двое детей. А денег не было. Однажды вылечил от вируса компьютеры в соседнем кооперативе. Предложили заплатить. Спрашивают: "Сколько?" Говорю: "Ребята, я помог по дружбе. Просто так". Ну, подарили коробку дискет.
Когда во второй раз обратились за помощью, уже не стал отказываться от денег. Начал потихоньку подрабатывать. Опять пришли соседи: "В продаже будет больше. Не робей, ты технику знаешь". Попробовал торговать компьютерами. Ничего не получилось. Понял — это не мое. Скучно мне что-то делать только ради денег. Поэтому снова стал разбирать компьютерные вирусы, искать на них противоядие…
А богатым человеком впервые себя почувствовал в августе 1998 года.
— После дефолта?
— Ну да, когда рубль грохнулся. Нам зарубежные партнеры тогда платили по контрактам вперед. А тут вдруг объявляют по телевизору указ Ельцина… Забавно было. Я позвонил на дачу маме: "Где у тебя лежат деньги? Надо срочно что-то купить, пока рубли не обесценились". Она объяснила. Я взял все наличные, пошел в ближайший магазин и скупил самый дорогой алкоголь. Сказал продавцу: "Беру от середины верхней полки и до конца". Две сумки загрузил, бутылок десять, не меньше.
Сотрудница прибежала в панике: "Женя, премию получила! Не успела потратить". Говорю: "Купи шубу". Она так и сделала. Еще несколько лет назад видел ее в этой шубе, носила и меня благодарила.
Тогда я понял, что компания-экспортер — гарантия стабильности. Мы напрямую не зависим от ситуации в определенной стране. Допустим, в Бразилии бахнулся реал, зато где-то поднялась другая валюта. Евро упал, а доллар вырос. Потом — наоборот. Я не герой книги Виктора Пелевина "Ананасная вода для прекрасной дамы" Скотенков, он же — Аль-Эфесби, который страшно мучился из-за колебаний курсов валют.
Этих страданий я лишен.
— Но место в списке Forbes вас волнует?
— Когда там появился, сразу понял, что лучше бы этого не было. А вскоре украли сына Ивана… Такая публичность имеет две стороны.
Конечно, иногда мечтаю оказаться где-нибудь наверху списка, но быстро отгоняю мысли. Дурное, не то, что нужно.
— Знаете, что — то?
— Конечно, думаю об этом. Часто. Но вслух не скажу, не спрашивайте.
Из бизнеса буду выходить медленно, постепенно снижая нагрузки и передавая дела. Но я и сейчас-то не очень занимаюсь операционной деятельностью, не управляю компанией в обычном понимании. Отдал руководство по направлению тем, кто на этом сидит. Когда прочел книжку Ричарда Брэнсона "Мои правила", понял, что наши методы управления коллективами и бизнесами совпадают. Я ищу правильных людей, даю им свободу принятия решения, но при этом и ответственность они должны брать на себя.
— За собой оставляете спасение человечества?
— Ну это не случится в момент. Не лампочку включить. Длительный процесс. Должна появиться дополнительная мотивация.
— У кого?
— Поясните.
— Глядите: сейчас на "цифре" сидит все — от часов до атомных электростанций. Для замены на иммунные системы нужно переписать весь софт, который делали последние полвека. Такая стратегия не прокатит. Я подталкиваю наших партнеров и заказчиков к тому, чтобы оставить все как есть, не трогать то, что работает. А вот то, что делается с нуля, надо сразу создавать на иммунной системе.
В результате произойдет постепенная, демографическая — в техническом смысле! — замена старых технологий на новые. Без революции.
— Доживем?
— Должны. Что-то уже меняется. Сейчас вот человечество с пандемией разберется и, надеюсь, начнет думать на отдаленную перспективу. Иммунная система ведь — штука глобальная…