Сергей Самойленков, гендиректор компании "Суперокс": стесняться нечего. Мы — лидеры в мире

Сергей Самойленков — кандидат химических наук, генеральный директор компании "Суперокс". "Суперокс" разрабатывает и производит высокотемпературные сверхпроводниковые провода второго поколения, а также устройства на их основе для энергетики, авиастроения, наземного и морского транспорта.

В 2019 году компания изготовила и ввела в эксплуатацию на московской подстанции "Мневники" самое мощное в мире сверхпроводниковое токоограничивающее устройство. В 2021 году на авиасалоне МАКС была представлена первая в мире летающая лаборатория Як-40ЛЛ со сверхпроводниковым авиационным оборудованием производства ЗАО "Суперокс".

Несколько сотрудников компании отмечены премией правительства РФ в области науки и техники. Сейчас в "Супероксе" трудятся около 50 человек, средний возраст коллектива — 35 лет.

Интервью Сергея Самойленкова — в проекте ТАСС "Беседы с Иваном Сурвилло".

— Можете рассказать мне, как пятилетнему ребенку, чем вы занимаетесь?

— Наукой.

Наша деятельность связана с разными аспектами: инженерией, бизнесом, инновациями и так далее. Но ключевое — наука. Мы доводим ее передовой край до реальной жизни. Делаем приборы, оборудование, эксперименты, которые до нас никто не делал. Наука тоже занимается тем, что до сих пор никто не делал, — ищет, локализует, изучает, отыскивает границы Terra incognita.

Мы первые в мире или одними из первых изготавливаем новые материалы и делаем из них полезные штуки, которые нужны в разных отраслях: энергетике, транспорте, медицине. Если объяснять это какому-то маленькому человеку, то, наверное, я бы сказал "наука", чтобы не вдаваться в детали. Не уверен, что ребенок это поймет, но, с другой стороны, неплохо, если он впервые это слово услышит от меня. Вспомнит когда-нибудь потом.

Про предохранитель для целого района Москвы, замену шаттла, самолет с электродвигателем, уроки самбо и проблему курицы и яйца

— Расскажите про ваш токоограничитель.

— Мы его построили для московской энергетики. По сути, это большой предохранитель. У вас дома есть автоматы, наше устройство — то же самое, только в сто раз быстрее, в миллион раз мощнее и защищает целый район города.

Москва — первый в мире город, который внедрил токоограничитель в энергосистему. Он работает уже два года на подстанции в Мневниках — защищает от последствий коротких замыканий. Когда происходит короткое замыкание, по всем проводам в энергосистеме течет очень высокий ток. Наш токоограничитель его очень сильно и очень быстро снижает: за одну миллисекунду. То есть не успевает ничего плохого произойти в энергосистеме.

Чтобы объяснять принцип действия подробно, нужно вдаваться в кучу профессиональных деталей, но именно сверхпроводимость дала возможность сделать токоограничитель. Появились новые материалы, инженеры придумали, как их приспособить, чтобы решить задачу защиты энергосистемы от коротких замыканий, и сделали токоограничитель.

— Будет еще 50?

— Мы даже рассчитываем, что российский рынок — вплоть до 100 устройств. Мировой же — несколько тысяч.

Если подобные токоограничители будут внедрены широко, то энергосистема в целом станет более устойчивой и надежной. В Америке похожее устройство строится в Чикаго, тоже на высокотемпературных проводниках. Китай разрабатывает токоограничитель, но они пока его не поставили. В Корее стоит одно устройство. Это первые шаги, в энергетике присматриваются. Для них сверхпроводники — пока новое, неопределенное что-то. Но когда они будут применяться повсеместно, техника выйдет на новый уровень.

Прозвучу очевидно, но сверхпроводящие провода могут лучше всего передавать ток. Пока они относительно дорогие: примерно $100 за метр, но для многих применений уже достаточно дешевые. Это же во многом проблема курицы и яйца. Если вы материалы не применяете, то они всегда будут дорогие. Перестаньте покупать смартфоны, и они будут стоить $10 000 за штуку, потому что их будут собирать вручную.

Кстати, если человечество перестанет делать смартфоны на пару лет, то мы разучимся их делать и восстанавливать процессы будет очень сложно. Ровно поэтому американцы не могут построить ракету "Сатурн-5". У них есть чертежи, знания, но это не то, что ты пошел, взял с полки чертежи и сделал. Это целая экосистема. С советскими достижениями то же самое. Дешевле новое сделать иногда.

У сверхпроводников постепенно появляются новые ниши. Сейчас — термоядерная энергия, уже очень много заказчиков. Потом будут кабели для передачи электроэнергии.

Сверхпроводники — единственный материал, который позволяет это сделать. Из меди или алюминия аналогичную линию электропередачи надо делать 300 метров шириной, а со сверхпроводимостью все помещается в очень маленький объем.

Сверхпроводники — чуть ли не единственный хотя бы просматриваемый путь, как сделать электрическую авиацию. У нас, кстати, на МАКС выставлялся и совершил свой первый полет самолет — летающая лаборатория с установленным электродвигателем. Мы здесь тоже первые в мире. Перешли от слова к делу, сделали двигатель, установили его на реальный самолет и начинаем испытания.

— "Электролет"?

— Да. Проект, совместный с ЦИАМ.

Дело в том, что электродвигатели тише и в целом экономичнее. Это видно по гибридным автомобилям. Условно Toyota Prius гибрид потребляет меньше бензина, чем Toyota Corolla, потому что гибрид эффективнее его использует из-за электрической трансмиссии. С самолетами так же. Еще электродвигатели будут тише и без выбросов. Самолеты смогут летать ночью в Европе. А сейчас авиакомпании не могут так делать.

Современные технологии не позволяют сделать самолет из медных двигателей. Точнее, позволяют, но двигатели оказываются тяжелее, чем самолет. Здесь сверхпроводники приходят на помощь и помещают все в легкий компактный двигатель. Но есть очень много нюансов, к которым сейчас серьезные игроки начинают серьезно присматриваться. Пока никто в мире такого самолета не сделал. А мы сделали.

— Вы еще сделали магнитоплазменный динамический двигатель.

— Да, это двигатель для космоса, который мы разрабатываем с МИФИ. Он позволяет экономичнее использовать ракетное топливо и в перспективе сделать космический буксир. Сейчас, например, нет средств, которые могли бы долететь до телескопа "Хаббл" и обратно с космонавтами. Раньше к нему летал шаттл, теперь шаттлов нет. Собственно, больше ничего нет.

Представьте: у вас есть магистральные направления, с каждого вокзала уезжает поезд в другие крупные города, а маленьких маршруток до деревень — нет. Вы сидите в поезде, смотрите в окно, а на 20 метров вправо или влево не можете подвинуть рельсы. Появление электрических ракетных двигателей позволяет сделать "маршрутки". Можно будет подлететь к спутнику, взять его на прицеп, отвезти его к МКС или к другой станции и обслужить. Это очень перспективное направление.

Сверхпроводники точно будут использоваться в космосе. На Земле их надо охлаждать до температуры жидкого азота, а в космосе, если экранироваться от солнечного света, довольно холодно и охлаждать почти не надо. А в точке Лагранжа точно уже не надо охлаждать — сверхпроводники находятся в своем сверхпроводящем состоянии сами по себе. Это большой плюс.

— Помните, кем хотели быть в детстве?

— Помню плохо. У меня не было конкретных желаний.

Я занимался много самбо. Дорос до первого разряда.

— Как получают разряд?

— Вы побеждаете, а судья вписывает победы в зачетку. Это книжечка длинненькая с табличкой, куда вписывалась дата победы, указывалось, что победа над таким-то разрядом и подпись. Больше побеждаете — быстрее получаете разряд. Главное — упорство, потому что победы купить нельзя.

Думаю, что занятия самбо мне многое дали, некоторое время даже думал стать учителем физкультуры или тренером.

— Что вам дали уроки самбо?

— Понимание, что ничего не дается просто так.

Мой путь был полон неудач в этом смысле. Я просто взял количеством. Ходил в секцию при детско-юношеской спортивной школе №1 и занимался там с пятого или шестого класса. Четыре занятия в неделю, иногда пять или шесть. Каждые вторые выходные — соревнования.

Один или два раза боролся с кем-то уровня чемпионов мира среди юношей. Когда выходишь против реально неравного противника, то понимаешь, что ничего не можешь противопоставить. Это не очень приятный процесс — когда тебя бросают или проводят болевой прием. В самбо удушающих нет, но болевые приемы очень больные.

— А потом в жизни похожее ощущение было?

— Мне кажется, жизнь — более многоплановая. Можно развернуться и пойти в другом направлении почти в любой ситуации. Редко бывает четко регламентирована история. Среднестатистическая жизнь полна возможностей. В любую секунду можно волевым усилием взять, собрать вещи и уехать куда-нибудь на остров жить.

— Вы так делали?

— Нет, конечно.

Но всегда могу.

Кстати, кроме самбо я всерьез увлекался химией. Завел себе домашнюю лабораторию, много читал по собственной инициативе. Химия мне в принципе нравилась, у меня были к ней способности. Хотя, может, просто усидчивость помогала.

Мне было интересно. Не могу объяснить почему, но все, что по части химии попадалось — журналы "Химия и жизнь", домашние опыты, учебники разного уровня, — все было интересно впитывать. После получения аттестата я просто подал документы на химфак МГУ. То, что пойду туда, знал примерно за полгода. У меня не было никаких знакомых, отзывов, интернета, но было понимание, что это не самое плохое место для молодого человека, который не прочь поизучать химию.

— Как вам было на химфаке?

— Очень классно. Химфак МГУ — хорошая школа жизни. Если вы поступаете в 17 лет, то любое событие, происходящее с вами в ближайшие пять, — школа жизни: щелчки судьбы по носу, жизнь без родителей, переезд в другой город... У меня не все из этого было в наборе, но все же.

Плюс химфак в этом смысле был и остается удачным местом для начала карьеры, потому что там очень рано можно стартовать. К 22 годам можно уже быть более-менее равноправным участником научного процесса. А, например, немцы по стандартным образовательным лекалам выходят на тот же уровень лет на семь позже. Кроме раннего старта, химфак дает опыт работы руками в лаборатории. До того как я поступил, не представлял, что такие места есть. Мне казалось, что все устроено более формально и просто.

— Можете свои яркие впечатления вспомнить от обучения?

— Я очень классно съездил после первого курса в последний советский стройотряд в Кижи. Работали мы под Медвежьегорском полтора месяца, перестраивали канифольно-экстракционный завод. Еще поучаствовал в сборке причала деревянного на Кижах. С тех пор, кстати, не был Карелии ни разу.

Вообще, мне кажется, главная возможность, которую мне дал университет, — работа в лаборатории. Я обучался в 112-й спецгруппе, мы были приписаны к кафедре неорганического материаловедения. Нашу группу, кстати, организовал незадолго до своей смерти академик Легасов, известный по Чернобылю. Уже с середины первого курса я много времени проводил в лаборатории, где-то с третьего-четвертого курса мне это стало действительно интересно, стало больше получаться, нашлась тема, которая меня увлекла...

— Что за тема?

— Сверхпроводимость. Фактически "Суперокс" вырос из той лаборатории.

Сверхпроводники были открыты в 1986 году швейцарскими физиками Беднорцем и Мюллером. В следующем году они получили Нобелевскую премию по физике за свое открытие. Сверхпроводники удобно использовать в виде очень тонких покрытий, они тоньше, чем волос, в 50 раз. Я начал заниматься сверхпроводимостью в середине первого курса, когда толком мало кто знал, как это делать. Подходы тогда только появлялись.

Мне было безумно интересно. Я начал понимать, как примерно работает наука. Ты сталкиваешься с чем-то для тебя неизвестным, смотришь, что человечество знает в этой области. Вдруг узнаешь, что про этот кусочек никто ничего не знает. Планируешь какой-то эксперимент, чтобы разобраться, получаешь какие-то результаты, а потом — внезапно — понимаешь, что ты единственный на всей Земле, кто это сейчас знает.

Если ты узнал какую-то ценную штуку, то делишься с другими, получаешь признание. Если проходная вещь, то просто описываешь и кладешь ее в общую копилку знаний человечества. Теперь к тому, что ты узнал, всегда можно обратиться. Точно так же можно обратиться к первоисточникам вплоть до Исаака Ньютона или Ломоносова. Ты вписываешь свое имя, свою биографию рядом со всеми великими людьми... Это закручивает.

Человек начинает понимать, что он на своем месте. А что еще человеку нужно? В принципе, только это.

Про термоядерные реакторы, конкурентов, пользу и мировое первенство

— Почему вы не остались в научной деятельности?

— Я считаю, что остался. Я обязан разбираться в научных вещах, поэтому продолжаю статьи писать время от времени и какие-то эксперименты мы проводим. Понимаете, если в научной части деятельности перестать ориентироваться и развиваться, то это грозит потерями для бизнеса. В бизнесе очень важно быть лучше других, иначе обгонят те, кто на это не забил: китайцы, японцы, немцы, американцы, корейцы...

Мой переход к бизнесу логично произошел 15 лет назад. У нас состоялась встреча с Андреем Петровичем Вавиловым, который впоследствии стал основателем компании. Он приезжал к нам на химфак, интересуясь идеями. Появилась возможность чисто научные достижения лаборатории в области сверхпроводимости развить на практическом уровне. Меня это живо интересовало. Ну кто будет вспоминать о том, что я написал эти 50 статей 15 лет назад, кроме двух человек, которые их используют для научной деятельности? Хотелось превратить все в общественную пользу.

Компания "Суперокс" в чистом виде хайтековое предприятие, которое взяло что-то с передового края науки, превратило это в продукт, оформило бизнес-процессами и успешно конкурирует с другими компаниями по всему миру.

— Кстати, в вашем отчете совета директоров сказано, что в России у "Суперокса" нет конкурентов. А в мире?

— В мире у нас несколько конкурентов.

"Суперокс" был основан в 2006 году, тогда же на рынке появились первые сверхпроводники такого типа, которые производим и разрабатываем мы. Выпускали их тогда две американские компании — American Superconductor и SuperPower (очень грозные названия). У нас же был свой технологический путь и уверенность в том, что он лучше.

— На чем уверенность базировалась?

— На научном прогнозе. Пока мы не попробовали, не были уверены на 100%, но могли обосновать: это дешевле у нас, а это лучше. Сейчас мы всех конкурентов здорово обогнали за последние два года.

— Можно сказать, что вы первые в мире?

— Сказать это надо обязательно, стесняться нечего. Мы сейчас — лидеры в мире. В очень большом количестве производим сверхпроводники, их покупают в Америке, в Европе, в Азии.

— Где их используют?

— Это бесконечный разговор.

Сверхпроводник — это провод, полоска. Часто медного цвета, потому что их покрывают медью, чтобы можно было припаиваться. Внутри же — сложный бутерброд из нержавеющей стали, сверхпроводящей керамики, подложки, ленты… Много очень тонких слоев. Технологию получения таких слоев я и разрабатывал в университете.

Один из этих слоев — сверхпроводник. По нему, при условии охлаждения жидким азотом, можно передавать очень высокий ток. Почти в тысячу раз выше, чем по медным проводам. Все становится очень компактным и энергоэффективным!

Если взять сверхпроводник, замкнуть в кольцо и запустить ток, то ток будет течь вечно. Меня всегда в сверхпроводимости этот аспект привлекал. Очень мало в жизни явлений, где природа дошла до своего предела. Всегда есть какие-то изъяны, недостатки... Все знают из школьной физики, что КПД не может быть больше единицы, но проблема в том, что он и единице-то никогда не равен. А в сверхпроводимости — КПД равен единице. То есть там нечего улучшать, лучше не может быть.

Кстати, сценарий с кольцом работает в томографах. Внутри томографа сверхпроводящая катушка, раз в полгода приезжают мастера, запускают ток, замыкают катушку и уезжают, а он крутится сам. Если бы ток бежал не по сверхпроводнику, а по медному или алюминиевому проводу, то он бы очень быстро, в течение секунд, затух бы до нуля из-за сопротивления. У сверхпроводника же нет сопротивления.

— Если нет сопротивления, то зачем раз в полгода приезжать?

— Сверхпроводники — идеальный материал, но инженерные изделия из них не идеальны. Есть какие-то контакты... За полгода примерно на 1–2% проседает сила тока, и нужно подкачать.

Самое главное применение сверхпроводников пока — большие магниты. Из сверхпроводников сделаны все магнитно-резонансные томографы с большим магнитным полем. Из них же сделаны все ускорители, например Большой адронный коллайдер, и делается сейчас термоядерный реактор на юге Франции — ITER.

В ITER создаются такие магнитные поля, которые нигде во Вселенной, кроме как там, не существуют. Человек создает поля выше, чем где бы то ни было: 10 Тесла, 20 Тесла. Они позволяют управлять пучками частиц: электронами, протонами или потоком плазмы — заряженных ионов. Сейчас на это возлагаются большие надежды.

Если удастся создать термоядерный реактор, который потребляет меньше энергии, чем выделяет, то наша жизнь сильно изменится. Тот, кто научится делать термоядерные реакторы, больше не будет зависеть от нефти, газа, угля...

— Во Франции же вроде международный проект. Только одному государству технология не достанется.

— Да, это международный проект семи участников: США, Россия, Евросоюз, Япония, Китай, Индия и Корея. Но всегда же есть нюансы. У каждой из стран, как правило, есть свой термоядерный проект. У Японии есть свой токамак, у нас есть токамак экспериментальный в Курчатовском...

Про чтение мыслей, искусственное магнитное поле Земли и победу над Альцгеймером

Тонкость в том, что сверхпроводники, которые мы сейчас делаем, — высокотемпературные сверхпроводники — это материалы нового поколения. ITER строится не из них. Большой адронный коллайдер сделан тоже не из них. Большинство томографов сделаны не из них. Наши материалы раз в десять лучше и позволят сделать все то же самое проще и легче.

— Объясните на примере?

— Возьмем обычный томограф на поле 1 или 3 Тесла. Сейчас как: туда запихивают человека, и можно получить, например, срез его мозга. Человек лежит в томографе полчаса. Если повышать магнитное поле, увеличивать Теслы, то увеличивается пространственное разрешение — можно увидеть отдельные нейроны, синапсы и все остальное.

Начиная от сверхвысокого поля, от 7 Тесла, начинаются очень интересные вещи: возможность видеть химические элементы, которые не видны в МРТ низкого поля, и с какого-то момента картинка накапливается так быстро, что превращается фактически в видео. Это значит, что вы можете заглянуть внутрь мозга и видеть в реальном времени, что там происходит. Это прямой путь к чтению мыслей и к пониманию того, как работает мозг.

Мозг все-таки работает без особенных сверхъестественных вещей. Давайте души касаться не будем. Она, наверное, не в мозге живет. Мозг — просто большой коллектив нейронов. Лишь малая их часть принимает участие в обмене сигналами, а результатом является то, что мы думаем. Если же научиться активизировать остальные нейроны... Куда это может завести — вообще непонятно.

Если более приземленно — можно будет лечить гадости. Альцгеймер, например, очень вредная и индивидуальная болезнь. Ее нельзя вылечить ровно потому, что мы не знаем, что и где ломается. А если возможно заглянуть внутрь мозга, то можно понять, что сломалось, и починить.

Или то, чем Маск занимается сейчас. Это фактически стимуляция мозга в каких-то его частях. Уже известно, что, когда мы думаем повернуть глаза вправо, — у нас происходит какой-то процесс в мозгу. Его можно смоделировать или считать, и тогда можно будет управлять действиями человека. Или подменять их. Вы думаете, что вы хотите посмотреть направо, а в реальности делаете какое-то другое действие.

Если отходить от сферы мозга, то есть две фантастические идеи применения сверхпроводников, которые мне всегда нравились. Если у Земли когда-нибудь пропадет магнитное поле, никто не знает точно, что произойдет, но все сходятся в том, что ничего хорошего. Если естественное магнитное поле пропадет, то единственный способ его вернуть — проложить по экватору кабель, который может быть только сверхпроводящим для таких токов, чтобы сверхпроводники восстановили прекрасное магнитное поле.

Или есть еще прекрасная история: на Солнце раз в сколько-то тысячелетий происходят мощные вспышки. Последняя была описана в XIX веке, когда телеграф сам срабатывал. Все придерживаются точки зрения, что если такая вспышка произойдет, то для современной электроники это будет довольно губительно. Вся электроника, которая не заэкранирована, не спрятана куда-то очень глубоко, может перестать существовать. Что это будет значить для современных городов, представить, кажется, невозможно. Перестанут работать все сотовые вышки, телефоны, GPS, компьютеры...

От этого есть таблетка, описанная в NASA: делаем большой сверхпроводящий магнит, посылаем на космическом корабле в точку Лагранжа между Землей и Солнцем, где он одинаково притягивается к Земле и к Солнцу. Когда происходит мощная вспышка, мы магнит включаем, и он создает над Землей защитный купол... На самом деле это звучит как научная фантастика, но не такая уж она и научная фантастика. Нашей компании всего пару лет надо работать, чтобы произвести сверхпроводник для такого большого космического магнита.

Есть еще проект — сделать такой же магнит для Марса. Считается же, что атмосфера на Марсе есть, но она сдувается солнечным ветром, потому что у Красной планеты плохо с магнитным полем. Если создать его искусственно, то за тысячу лет теоретически Марс может получить атмосферу и терраформироваться. Может быть, там даже можно будет жить.

— Вы рассказываете и стали больше жестикулировать.​​​​​​​

— Надо изучить мой мозг и понять, как это связано.

— Скоро так можно будет?

— Я уверен, что уже в этом десятилетии будут новости в этой области. Все ведущие организации сильно задумываются над тем, чтобы начать понимать мозг лучше и научиться им управлять или им управлять чем-то. Это же может быть работа для оператора, который силой мысли чем-то управляет. Теоретически это может быть точнее и лучше, чем руками.

Хочется научиться улучшать мозг. У меня мозг, например, устает — и хочется глюкозы или просто отвлечься. Человек в принципе не очень любит мозговую нагрузку, как и любую другую. Если вы обычному человеку дадите решать сложные математические примеры, то на второй-третьей странице он начнет злиться, потому что это нагрузка. Это можно как-то забустировать, чтобы человек мог думать, например, в десять раз быстрее. Тогда он будет более конкурентоспособен, сможет лучше и дальше продвинуться, чем другие.

Обычно такие вещи обсуждаются в области искусственного интеллекта. Как сказал наш президент: "Кто овладеет искусственным интеллектом, тот овладеет миром". А можно не через искусственный интеллект пойти, а дорабатывать то, что есть.

— Нужно ли как-то ограничивать подобную технологию?

— Я считаю, что процесс развития технологий неизбежен. Если вы его в демократическом обществе прижмете и закроете на ключ, то условная технология чтения мыслей будет разработана в военных и террористических организациях. Тогда у всего человечества таких технологий не будет, а у хулиганов будет. Не самый приятный расклад.

Я считаю, что технологии должны развиваться. Например, томограф высокого поля во Франции и в Японии уже строится и скоро, думаю, будет создаваться в Соединенных Штатах и в Китае. Гонка технологий все равно существует. Главное — не разрывать связи с наукой. Если вы следите и способны понимать, то у вас есть хорошие шансы быть действительно впереди всех. Причем для этого не нужно обладать никакими особыми допусками. Знание уже есть в миллионах научных статей.

Опасения относительно того, что технологии будут как-то использованы во вред, я, скорее, не разделяю. Думаю, можно взять за пример историю с атомным оружием. Там были найдены, в том числе с участием тех, кто его изобретал, какие-то варианты контроля, и это пока вполне нормально работает.

— Тоже скажете когда-нибудь "Я стал Смертью, Разрушителем миров"?

— Надеюсь, что нет. Но Оппенгеймер, несомненно, великий человек.

Про опасность остановки, исторический шанс, признание и счастье

— Какие у вас ощущения от того, что вы первые в мире?

— Я чувствую, что надо работать дальше. Нельзя стоять на месте.

Конечно, есть естественное чувство удовлетворения от сделанной работы. Когда мы включили наше токоограничивающее устройство — было ощущение того, что не зря трудились все годы. Но нужно работать дальше, двигаться вперед. Это чувство даже перевешивает чувство удовлетворения от сделанной работы.

Сейчас исторический шанс сложился: за счет того, что мы раньше других начали и сконцентрировали усилия, у нас образовался технологический отрыв в три года от всего мира. Мы можем либо использовать этот потенциал, либо отложить его на полку.

— Используем?

— Обязательно используем. Обязательно.

— Какой проект "Суперокс" вам больше нравится?​​​​​​​

— Я думаю, что ключевым был проект создания в России самого сверхпроводника, потому что из него выросло все остальное. Все проекты мне достаточно близки, не стал бы выделять никакой из них конкретно, кроме производства самого провода. Это самый наукоемкий и самый перспективный проект. Скажем так, автомобиль вокруг качественного двигателя могут делать много компаний, а вот качественные двигатели — единицы.

У нас очень хорошая позиция сейчас в мире. Я даже думаю, что если бы не было усилий компании "Суперокс", то в России проводов из сверхпроводников просто не было бы. Мы были бы вынуждены покупать их в Америке и в Японии.

— Что может пойти не так с "Супероксом"?

— В научно-техническом прогрессе всегда все идет не так. Я бы не ставил вопрос: "Что может пойти не так?" Я бы спросил: "Что может не пойти не так?"
​​​​​​​

В некоторых наших установках десятки тысяч деталей и постоянно что-то ломается. Наше мастерство и конкурентное преимущество заключается в том, что мы все досконально знаем и можем починить.

Мы работаем над тем, чтобы достижения, которые есть, могли быть масштабированы. Это достаточно длинный, но интересный путь.

— Что в конце?

— Я надеюсь — все счастливы.

Мне кажется, то, чем мы занимаемся, призвано делать жизнь людей лучше. Делать более доступной энергию, снижать потери, защищать электросети от катаклизмов, делать совершенную авиацию, раздвигать границы знаний о космосе, лучше понимать, как работает человеческий мозг, открывать тайны Вселенной через коллайдеры... Мне кажется, что это — в утилитарном смысле — улучшает жизнь вообще всех людей и наполняет ее смыслом, рождает какие-то новые ответвления, отрасли, идеи и позволяет человечеству развиваться.

— Что вы бы ответили своим детям, если бы они спросили вас, в чем смысл жизни?

— В жизни.

​​​​​​​— Почему вы не очень активно пользуетесь соцсетями?

— Я вообще не пользуюсь соцсетями.

У меня есть LinkedIn, но он в России недоступен и это профессиональное сообщество. А так — нет особенной потребности пользоваться соцсетями. Может быть, когда я выйду на пенсию, буду фотографировать листочки, цветочки... А так у меня, честно говоря, хватает общения.

— Вы себя кем больше ощущаете: ученым, или бизнесменом, или кем-то еще?

— Я это не разделяю.

Но если уж выбирать — то бизнесменом. Ученым я был в прошлой половине жизни. Разные цели, разный уровень ответственности и разные задачи.

Ученый — свободный творец, а бизнесмен имеет гораздо больше ограничений. С другой стороны, ученому редко можно заниматься чем хочешь. Хотя, если он получил Нобелевскую премию...

— Вы хотите себе Нобелевку?

— Хотеть тут мало. Я бы не отказался, но, думаю, за то, чем мы занимаемся, Нобелевскую премию не дают. Ее присуждают за фундаментальные открытия, не за инженерию. Ну, ничего страшного, в мире много других замечательных премий и возможностей для признания. Иногда вообще какое-нибудь одобрительное слово коллеги дороже, чем Нобелевская премия.

— Что вам дает признание?

— Ничего. Это просто химический процесс внутри. Меня хвалят, повышается концентрация одних веществ, падает концентрация других. Я испытываю позитивные эмоции, мне хочется и дальше так же интересно жить. Это простые психологические биохимические процессы, но они действуют.

— Мы пока говорили, я все думал, что вы очень много работаете для будущего и на будущее. Что вы хотите оставить после себя?

— После меня останутся как минимум научные статьи, которые я написал.

Надеюсь, что останется команда или сообщество людей, которые в "Супероксе" сейчас занимаются сверхпроводимостью, что дело будет продолжаться и развиваться. Мне правда кажется, что мы только начали и тем же самым можно заниматься лет 100 легко. Не потому, что интересен сам процесс, а потому, что он достаточно долгоиграющий.

Хотелось бы, чтобы мои дети жили интересной жизнью. Во многом поэтому я вернулся из Германии: хотел, чтобы мои дети росли в большой семье, а не в эмигрантской атмосфере.

— Вы устраиваете званый ужин и можете позвать любых трех людей, живых или мертвых. С кем бы поужинали?

— Не уверен, что это получится классный ужин, но позвал бы Джона Колтрейна, Андрея Платонова и Майкла Фарадея. У всех троих был интересный подход к жизни. Каждый в своей области достиг очень многого. У каждого был определенный стержень.

Я не хочу ничему особенному за этим ужином научиться, мне просто было бы интересно побеседовать. Всегда интересно поговорить с человеком, который сделал что-то необычное и оставил след.

— А вы уже оставили свой след?

— Недостаточный. Надо больше. Я только начал.

— Как бы вы хотели умереть?

— Я хотел бы не умирать. Думаю, что таблетки изобретут.

А так, в общем-то, если умирать, то все равно как.