Николай Шульгинов: российский ТЭК адаптировался и готов идти на Восток

Российский энергетический сектор в 2022 году столкнулся с беспрецедентными санкциями. Если сначала ситуация казалась критичной, то со временем, похоже, российский ТЭК все же сумел приспособиться и найти новую точку равновесия, перенаправив поставки в другие страны. Как чувствует себя отрасль сейчас, о планах по ее развитию и перспективах Дальнего Востока в интервью ТАСС рассказал министр энергетики России Николай Шульгинов в рамках Восточного экономического форума (ВЭФ).

— Николай Григорьевич, ситуация для российского ТЭК сейчас достаточно тяжелая, особенно из-за санкций. На ваш взгляд, справляется ли сейчас нефтегазовая отрасль с давлением?

— Мы справляемся. Безусловно, возникают трудности с перенастройкой логистических схем и обслуживанием оборудования, но нефтегазовый комплекс адаптируется к давлению. Сейчас можно с уверенностью сказать, что компании выполняют взятые на себя обязательства: в полном объеме обеспечивают потребности внутреннего рынка и условия экспортных контрактов.

— Стоит ли ждать роста инвестиций в ТЭК в этом году?

— Если бы вы спросили меня в начале года, то я бы с радостью озвучил амбициозные планы компаний по росту капвложений. Но жизнь меняется. Поэтому сейчас задача — обеспечить текущие планы, в том числе адаптационные. Под это инвестиции будут.

— Сможет ли ТЭК адаптироваться, когда в декабре вступит в силу эмбарго ЕС на импорт нефти и в феврале 2023 года на поставки нефтепродуктов?

— Да, мы адаптируемся и найдем решения и в декабре, и в феврале. Понятно, что мы испытываем проблемы, но мы их преодолеваем, разворачиваем транспортные потоки с запада на восток. Другая важная задача — обеспечить работу внутреннего рынка. Сейчас все стабильно, нет проблем с поставками, цены стоят на месте. Мы за этим следим.

— Сейчас обсуждается и возможность запрета страхования морской перевозки российской нефти. Насколько серьезным ударом это могло бы стать для российской нефтянки? 

— Мы изучаем возможность использования ряда местных страховых компаний из дружественных стран. Другой вариант — создание новой страховой компании, но тогда нужно взаимное признание странами этой организации.

— Компании, созданной в России?

— В том числе.

— Вы упомянули про перенаправление потоков энергоресурсов на восточное направление. На ваш взгляд, насколько успешно оно идет?

— Это не быстрый процесс. Конечно, у нас есть и стремительные победы. Например, к октябрю мы расширим возможности порта Козьмино по перевалке грузов в объеме до плюс 7 млн т, так и подводящую к нему инфраструктуру. Кроме Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР) перспективным для нас является Ближний Восток. Но мы смотрим и другие направления, например Африку.

— Вопрос перенаправления газовых поставок кажется первоочередным. Обсуждается ли возможность их более ускоренной реализации?

— Сейчас уже практически готовы проектные материалы для начала строительства газопровода в Китай через Монголию. Компании такие темы обсуждают.

— Стоит ли по итогам года ждать роста добычи нефти? Что будет с газом?

— По нефти сейчас идет рост, но по итогам года добыча, скорее всего, будет чуть ниже прошлого года — примерно на 2%. По переработке нефти ждем снижения процентов на восемь, исходя из сегодняшней тенденции. По году будет около 262 млн т.

Что касается газа, то по нему будет снижение примерно на 7%. Трубопроводный экспорт упадет, сжиженный природный газ (СПГ) останется на уровне прошлого года.

— Какая судьба ждет уголь?

— С начала года мы наблюдали снижение добычи где-то на 0,7%. По итогам года оно составит уже примерно 6% к уровню 2021 года из-за влияния эмбарго на поставку угля в ЕС. Внутренний же рынок мы обеспечим в полном объеме. 

Внушает оптимизм и то, что интерес к нашему углю есть. Наращивают его закупку Китай, Индия, Ближний Восток, поэтому мы не ожидаем сильного падения. Есть логистические ограничения, и они могут не позволить выйти на уровень прошлого года, но приблизиться к нему — уже реально.

— Вырастет ли энергопотребление?

— Энергопотребление всей промышленности, малого и среднего бизнеса, населения, собственных нужд электростанций с учетом потерь в электрических сетях сейчас растет на 1,9% к прошлому году. Мы на фоне жары преодолели летний исторический максимум. Я думаю, что мы удержимся по итогам года на уровне роста примерно 1,5%.

Восточная судьба российского газа

— Мы обсуждали снижение экспорта газа. В дальнейшем ЕС вообще планирует отказаться от этих поставок…

— Для этого они должны быть уверены, что смогут это сделать к 2027 году. Сама ситуация с ценами на споте подтверждает, что это не так-то просто. Европе особо рассчитывать не на кого, кроме американцев, которые увеличивают производство СПГ.

Я думаю, что ближайшая зима покажет, насколько реальна их вера в возможность отказа от российского газа. Ведь это приведет к остановке промышленности, в том числе химической, газовой генерации. Это будет совершенно новая жизнь для европейцев. Я думаю, что, скорее всего, они не сумеют отказаться, слишком уж это для них непосильно.

— А есть ли у России какой-то план Б, чтобы сохранить объем поставок "Газпрома" на экспорт? Сможем ли мы компенсировать эти выпадающие объемы?

— У нас мощность "Силы Сибири — 2" по плану должна составить почти 50 млрд куб. м в год. Будем наращивать мощности не только трубопроводов, будем увеличивать производство СПГ — он мобилен, и его отлично покупают на мировом рынке. Будем менять политику и стремиться сохранить базовые объемы добычи. Запасы же у нас есть.

— То есть доля СПГ в энергопроизводстве России будет расти?

— Да.

— И он пойдет в АТР?

— В том числе. У нас до 2030 года ожидается рост производства СПГ до 80–100 млн против текущих 30 млн т. Значительный рост.

— Если говорить про СПГ, хватит ли существующих льгот на НИОКР для производителей оборудования, чтобы создать российскую технологию крупнотоннажного производства СПГ?

— Это надо вместе с компаниями развивать, работать с Минфином. Решение должно приниматься на другом уровне и исходя из других аргументов.

— Но вы считаете, что нужно увеличивать субсидию?

— Да. Но над этим нужно еще поработать.

Судьба российских ГЭС

— Николай Григорьевич, не можем вас не спросить по очень близкой для вас теме гидроэнергетики. Президент России поручил Минэнерго проработать вопрос строительства четырех противопаводковых ГЭС в бассейне реки Амур. На какой стадии сейчас находятся эти проекты и к какому сроку они могут быть построены?

— Про ГЭС я действительно могу рассказывать бесконечно долго, но попробую вкратце. Первое поручение по их возведению было дано Минэнерго по итогам катастрофического паводка в 2013 году. Проектно-изыскательские работы тогда показали их низкую эффективность против наводнений и высокую стоимость строительства, поэтому поручение было снято.

Работа по этому вопросу возобновилась в прошлом году. Для этого были определены приоритетные площадки, которые обладают наилучшим противопаводковым эффектом: Нижне-Зейская ГЭС на 400 МВт и Селемджинская ГЭС на 100 МВт.

В настоящий момент мы сосредоточились на этих двух станциях, но вопрос финансирования, увы, пока не решен. У "Русгидро" или другой компании должен был быть механизм гарантированного возврата инвестиций. Пока же мы рассчитываем, что строительство станций начнется в 2024 году, в этом случае ввод в эксплуатацию произойдет в 2029–2030 годах.

— Кроме противопаводкового эффекта есть ли другой смысл строить эти ГЭС?

— У нас есть поручение президента, по которому мы должны сохранить долю ГЭС в энергобалансе РФ. Логично, что для этого необходимо строить дополнительную гидрогенерацию. Но замечу, что это не только и не столько для противопаводкового эффекта. Тут мы не согласны с теми, кто говорит, что строительство ГЭС сможет защитить территории городов региона от подтоплений. Важно понимать, что притоки Амура — Зея и Бурея — выдают лишь 30–40% от всего объема стока воды в низовьях Амура. А до 60% стока воды — от китайских рек — Сунгари и Уссури. Поэтому мы можем понастроить ГЭС, все закрыть водохранилищами, но ожидаемого эффекта не будет. Но это не значит, что гидрогенерацию строить не надо. Надо. В том числе и для того, чтобы покрывать растущее электропотребление.

— А есть ли примерная оценка инвестиций на строительство противопаводковых ГЭС? По идее, это не самое дешевое удовольствие…

— По нашим расчетам, на четыре станции необходимо 360 млрд рублей в ценах 2021 года.

— Внушительно. Какие варианты источников финансирования рассматриваются — ФНБ, собственные средства компаний?

— Я уже частично на этот вопрос ответил выше. Скажу так: мы считаем, что на Дальнем Востоке нужно создавать инвестиционную привлекательность, развивать рыночные отношения. Поэтому я надеюсь, что появится механизм, через который получится заинтересовать инвесторов.

— В проекты этих станций были внесены корректировки на фоне санкционного давления на Россию?

— Нет. Оборудование и гидротурбины производятся в России, причем как крупные, так и небольшие, для малых ГЭС. Поэтому по гидростроительству у России нет никаких проблем. Более того, у нас уже предусмотрены меры, нивелирующие негативные последствия введенных санкций.

— На ваш взгляд, сохранила ли России компетенции для строительства большой гидрогенерации? Верите ли вы в ее будущее?

— Конечно. Чтобы это понять, достаточно просто посмотреть на ее историю и возможности развития этой отрасли. Исторически гидроэнергетике у нас уделялось колоссальное внимание, так как наша страна находится в мировых лидерах по уровню потенциала ГЭС. У нас также сохранились знания и компетенции, инженерные кадры, возможности проектирования таких станций. Но тут звучит и тревожная нотка: если мы и дальше не будем строить крупную генерацию, то эти кадры могут исчезнуть.

— Но мы же их и так строим, разве нет?

— Малые ГЭС, да. А вот из проектов крупной гидрогенерации можно назвать только Нижне-Зейскую на 400 МВт. В целом мы подготовили план-график строительства новых ГЭС до 2040 года, в который вошли восемь проектов суммарной мощностью 4,7 ГВт и объемом капитальных вложений около 961 млрд рублей. Но его еще нужно утвердить.

Дальневосточные перспективы

— Дальний Восток — это в том числе и Сахалин, и соглашения о разделе продукции. Какова судьба этих проектов сейчас?

— По "Сахалину-2" приняты все необходимые меры, чтобы не допустить ухудшения его работы. Создан оператор — "Сахалинская энергия". Насколько я знаю, некоторые компании будут в нем участвовать. Поэтому я не ожидаю никаких проблем с этим проектом. Оператор работает, проект функционирует.

По "Сахалину-1" история уже сложнее, так как добыча остановлена, с нашей точки зрения, под надуманным предлогом. Сейчас мы ожидаем решения. Ведется работа по восстановлению деятельности предприятия. Идет работа с оператором и участниками консорциума по максимально оперативному восстановлению добычи. Я думаю, в ближайшее время все должно проясниться.

— Ждете ли вы выхода каких-либо компаний из проекта "Сахалин-2"? Сообщал ли кто-то об этом?

— Мы знаем, что некоторые компании заявляли о своем желании войти в "Сахалинскую энергию". О выходе официально никто не уведомлял, но, думаю, ясность появится в ближайшие дни.

— ​​​​​​Возможно ли введение механизма продажи СПГ "Сахалина-2" за рубли?

— На данный момент таких обсуждений нет, как и в целом по переводу торговли СПГ на рубли.

— На Дальнем Востоке традиционно важным остается вопрос цены бензина. Удалось ли уже договориться с Минфином по этому вопросу?

— Мы завершаем эту работу с Минфином. Есть определенный консенсус по сумме до конца года.

— А если посмотреть более глобально, нужно ли, по-вашему, продлевать корректировку демпфера на 2023 год или стоит вообще отказаться от этого механизма?

— Отказываться от механизма точно не стоит. Как бы ни критиковали демпфер, он показал, что в состоянии контролировать объемы предложения и удерживать цены. Мы считаем, что и дальше демпфер должен быть. Это не субсидия, а сохранение статус-кво с периодом до налогового маневра, когда снижение внутренних цен достигалось за счет экспортной пошлины. Сейчас, с ее отменой, демпфер позволяет компенсировать разницу между мировой ценой и внутренней только тем, кто поставляет на внутренний рынок, а бюджет получает компенсацию за счет НДПИ.

Как соединить Восток и Запад?

— На прошлом Восточном экономическом форуме вы говорили, что энергосистемы Сибири и Востока необходимо объединять. Стоит ли еще этот вопрос на повестке дня?

— Конечно. У нас есть поручение президента, и мы уже подготовили план-график строительства. К 2028 году планируем объединить сети 220 кВ, а в дальнейшем и 500 кВ. Здесь нам очень помогает проект Восточного полигона РЖД и строительство под него сетевых объектов.

После его реализации задача сильно упрощается, так как нам останется только продолжать строительство сетей на Восток. В результате мы получим обменный переток мощности на 350–450 МВт, который позволит обеспечить надежное энергоснабжение потребителей, передавать электроэнергию с Дальнего Востока в Сибирь в период маловодья и распространить рыночные механизмы ценообразования на электроэнергию.

— Дальний Восток традиционно является сложным регионом для прохождения осенне-зимнего периода. Принимаются ли дополнительные меры для обеспечения надежного энергоснабжения предстоящей зимой?

— Да, у нас приняты соответствующие программы. Например, только для Приморья на эти цели заложено 15 млрд рублей, для Сахалина — 39,3 млрд рублей. Отдельное внимание мы уделяем работе тепловых электростанций и стремимся их модернизировать. Что касается обеспечения топливом, то уже сегодня запасы находятся на уровне 140–150% от нормативных показателей. Так что да, вы правы, Дальнему Востоку мы уделяем особое внимание.

— ​​​То есть можно обрадовать жителей Дальнего Востока, их ждет спокойная зима?

— Мы делаем для этого все возможное, но существуют и экстремальные погодные условия. Мы не можем гарантировать работу сетевого комплекса при нештатных нагрузках, например, при ураганном ветре или в условиях непроектного гололедообразования. Однако мы готовимся, делаем все возможное, чтобы ремонты и все запланированные мероприятия были выполнены в срок. Мы обязаны пройти эту зиму без серьезных нарушений энергоснабжения.

— Мы начали с вами разговор о судьбе мирового рынка, предлагаю закончить более глобальным вопросом, но о России. Когда будет готова Энергостратегия до 2050 года и какая роль в ней будет уготована Дальнему Востоку?

— Мы сейчас занимаемся переносом сроков ее составления: с 15 сентября 2022 года на середину 2023 года. Сейчас большое количество неопределенностей, а нам важно сделать актуальную и оптимальную стратегию.

Что касается Дальнего Востока, то он будет играть в российской энергетике ключевую роль — через него пойдут "Сила Сибири — 2", здесь будет происходить расширение Восточного полигона, развитие угледобычи, освоение газового потенциала Восточной Сибири, а также газификация Забайкальского, Иркутского края, Еврейской автономной области, Бурятии.

Одно лишь соединение системы газоснабжения с "Силой Сибири" и газопроводом Сахалин — Хабаровск — Владивосток кардинально изменит картину экономики ДФО. Так что впереди Дальний Восток ждут большие перспективы. Я в этом уверен.

— Восток и Запад России будут ближе?

— Определенно!