Юрий Федотов: вместо поиска развязок в ООН государства вынуждают к применению права вето

Исполнительный директор Управления по наркотикам и преступности ООН (УНП ООН), генеральный директор офиса ООН в Вене Юрий Федотов в преддверии 70-летнего юбилея Организации Объединенных Наций рассказал в интервью ТАСС, как менялась эта международная структура, с какими вызовами она сталкивается сейчас. По его мнению, сегодня членов Совбеза ООН вновь, как и во времена холодной войны, подталкивают к применению права вето.

- Вы приехали в Нью-Йорк в представительство РФ при ООН на должность заместителя постпреда в 1993 году. Чем был характерен этот период?

- Начало 1990-х годов было очень интересным. Это был переход от холодной войны к новому миропорядку. Это был период, когда менялась система ценностей, налаживались новые формы международного сотрудничества, создавались новые рабочие методы и процедуры в ООН. Прежде всего, между государствами - членами международной организации. Это отражалось и на Секретариате ООН.

Удивительно, что эта организация, создававшаяся 70 лет назад, причем в достаточно необычном порядке, сохраняет свое значение. Все страны антигитлеровской коалиции тогда были объединены одними целями, помыслами. Поэтому основы ООН, которые сформулированы в ее Уставе, сохраняют свою неизменную важность, несмотря на все различные периоды истории этой организации. Она оказалась достаточно устойчивой, стабильной, способной адаптироваться к новым задачам. Не всегда быстро. Хотелось бы, чтобы это делалось быстрее, оперативней. Но тем не менее организация сохраняет важную роль как форум, где государства могут согласовывать общие позиции, подходы к проблемам современности и пытаться решать их.

- Если говорить о периоде, когда заканчивалась холодная война, что менялось с точки зрения механизмов ООН, самой организации?

- В этот период, в конце 1980-х - начале 90-х, механизмы консультаций в Совете Безопасности ООН по выработке единых подходов впервые заработали на полную мощность. До этого СБ был скорее местом, где, с одной стороны, США и их союзники, а с другой стороны - СССР просто демонстрировали свои позиции. То есть это была сцена для демонстрации позиции и обвинения оппонентов в неправильном поведении.

Затем произошел существенный сдвиг. Тем более что это совпало с тектоническими сдвигами в целом ряде регионов мира: в Африке, да и в Европе, на Ближнем Востоке. И государства должны были находить общие подходы к урегулированию этих конфликтов. Это было сделано прежде всего за счет очень партнерского и делового сотрудничества в рамках "пятерки" постоянных членов СБ ООН. Работал механизм, при котором страны "пятерки" консультировались практически ежедневно по всем важным резолюциям и решениям, которые принимались тогда.

В те годы право вето использовалось крайне редко, практически не использовалось, и почти все важные решения СБ принимались единогласно.

- Какие ключевые события вы можете вспомнить за время вашей работы в Нью-Йорке? Когда удавалось найти компромиссы, когда - нет?

- Компромиссы, как правило, все же удавалось находить. Тогда СБ ООН работал одновременно по широкому кругу вопросов. Сначала это был боснийский конфликт, хорватский, затем это была ситуация в ряде стран бывшего СССР - и тогда российская делегация уделяла этим событиям первостепенное внимание - это Таджикистан, это Грузия, когда была учреждена миссия по наблюдению в Грузии. В Африке был целый набор конфликтов - от Западной Африки до Конго, геноцид в Руанде, события в Бурунди. Важное место в работе СБ ООН занимало иракское разоруженческое досье.

Это было время очень интенсивных консультаций. Но решения не всегда принимались легко - дискуссии шли очень остро, но всегда в конечном итоге верх брало стремление найти общее консенсусное решение, которое позволяло работать. В тех случаях, когда это не получалось, когда не удавалось найти согласованных решений, конфликты переходили в активную стадию, начинались войны. Достаточно вспомнить бомбардировки Югославии, события в Ираке. По-разному все складывалось, не все было безоблачно.

- В какие сюжеты вы были вовлечены?

- Я был вовлечен практически во все темы, во все сюжеты. Активно занимался иракскими делами, и я до сих пор вспоминаю, какая была выстроена система контроля в рамках ООН. Она, конечно, критиковалась многими странами, но это была уникальная система, которая позволила прийти к выводу, что у Ирака нет оружия массового уничтожения (ОМУ), что все его запасы в Ираке были уничтожены им самим либо были израсходованы во время предыдущей ирако-иранской войны.

Это был большой блеф, который по каким-то причинам Саддам Хусейн хотел поддерживать, что у них есть ОМУ. Непонятно, зачем это делалось, и ни к чему хорошему эти маневры не привели. В результате получилось то, что получилось. Началась очередная война в Ираке. И только тогда выяснилось - и все признали, несмотря на то, что доказывали в СБ, приносили карты, диаграммы, схемы и фотографии - что на самом деле все это было шито белыми нитками. Это была очень драматичная история, которая требует отдельного внимания, исследования, историков в том числе.

- А события в Югославии?

- Да, была непростая операция. Силы Организации Объединенных Наций по охране (СООНО, United Nations Protection Force), которая столкнулась с проблемами такого свойства, что ее мандат и силы не соответствовали задачам. У сил ООН в Югославии не было мандата и достаточно сил, чтобы воплотить возлагавшиеся на них надежды. Поэтому нарушения и преступления, которые совершались всеми сторонами в этом конфликте, до сих пор всплывают, и до сих пор старые раны дают о себе знать.

Россия тогда принимала самое активное участие не только в политическом урегулировании, но и в выделении военных контингентов, которые были частью миротворческих сил. Тогда было два полномасштабных российских батальона. Один в Восточной Славонии, другой в Боснии. И они зарекомендовали себя прекрасно. Вообще, если брать участие России в других миротворческих операциях, например, в Африке, на пространстве бывшего СССР, то Россия всегда была лидирующей в поставках военных контингентов для операции ООН по поддержанию мира.

-  А если вспомнить тот отрезок истории, когда ситуацию урегулировать не удалось и начались бомбардировки Белграда?

- Была очень драматическая ситуация. Россия тогда внесла резолюцию с осуждением военной операции НАТО. Но она, естественно, не прошла, западные страны ее не пропустили, заветировали. И это была просто отчаянная попытка заявить, что мы не согласны с таким подходом и сожалеем, что военное решение возобладало над поиском политических решений.

- Вы упомянули про право вето постоянных членов СБ ООН. Как вы оцениваете этот механизм? Жалеете ли вы, что в каких-то случаях оно применялось или, наоборот, не применялось?

- Знаете, даже если вето не применяется, есть такое понятие, как угроза применения вето. Все это всегда прекрасно понимали. В 1960-70-е годы применение права вето было рутинным в Совете Безопасности. США и Советский Союз чуть ли не каждую неделю ветировали резолюции, никто не придавал этому значения.

Затем, когда начался период активного дипломатического взаимодействия в рамках ООН, все прекрасно понимали, что есть вето, и поэтому было стремление стоять до конца и добиваться нахождения таких развязок, которые бы были приемлемы для всех. Так в большинстве случаев и получалось.

Сейчас мне сложно комментировать, но, как мне видится отсюда, происходит скатывание к тем же позициям, которые преобладали в прежние годы, когда вместо того, чтобы заниматься нахождением развязок, государства подводят к тому, чтобы они были вынуждены применить право вето.

Право вето закреплено в Уставе ООН. Конечно, Совбез рано или поздно будет реформирован. Но вопрос о том, чтобы сохранить право вето или нет, дать ли его новым возможным постоянным членам СБ ООН, есть и будет оставаться одним из сложнейших аспектов реформирования СБ ООН.

- Как вы относитесь вообще к реформированию СБ ООН?

- Как я сказал, любые органы могут быть реформированы, в том числе СБ ООН. Он может быть реформирован, может быть расширен. Он должен полнее отражать новый расклад сил на международной арене, процесс укрепления многополярности. Конечно, это было бы полезно для СБ. Но есть разные точки зрения у государств.

Я помню, кстати, в 1993 году была впервые образована рабочая группа открытого состава по обсуждению вопросов, связанных с расширением состава СБ ООН, я в ней заседал. С тех пор, вы можете сами считать, сколько лет прошло. Но практически никаких серьезных результатов в этой работе нет.

- С чего тогда все начиналось?

- Начальные предложения были - расширить количество постоянных членов СБ ООН, расширить общий состав. Здесь, в принципе, все соглашались, но вопрос был в деталях.

Одна группа стран считала, что необходимо дать статус постоянных членов СБ ООН целому ряду государств, таких как Германия, Япония, Индия, возможно, Бразилия. Когда речь заходила об Африке, и все понимали, что Африка должна претендовать на такую роль, в африканской группе никогда не было единства по этому вопросу, и они считали, что одна страна не может представлять Африку, а должно быть сразу несколько стран. Это одна школа мысли.

Другая школа - был так называемый кофейный клуб, главную роль в нем играла Италия и целый ряд других государств, которые считали, что вообще не должно быть никаких новых постоянных членов СБ. Состав Совета должен быть расширен, но ряду государств можно дать возможность переизбираться на вакансии непостоянных членов СБ, таким образом учредив своего рода ротируемые места членов СБ. Но тоже непонятно, как бы это работало. До сих пор, как я понимаю, отголоски этих двух позиций продолжают раздаваться в зале заседаний, когда обсуждается этот вопрос.

- Право вето при этом нужно сохранять?

- Право вето закреплено в Уставе ООН. Это основа эффективности СБ и даже основа эффективности всей ООН. Предшественница ООН - Лига Наций как раз столкнулась с проблемой отсутствия стержня в работе. Совбез является стержнем в работе всей организации. А принцип единогласия постоянных членов является основой, на которой держится эффективность работы СБ ООН, серьезность принимаемых им решений.

- Другой механизм международного воздействия - санкции. Как вы к ним относитесь?

- Могу дать несколько личных выводов. Санкции очень легко ввести, но потом очень сложно снять. И, как правило, я не помню случая, когда бы санкции снимались просто так, если какое-то государство выполнило требования. Вот сейчас, может быть, такой случай произойдет с Ираном. В предыдущих случаях санкции снимались только с изменением политического режима в том государстве, против которого они вводились.

Второй вывод. Когда вводятся санкции, часто забывают, в том числе журналисты, что это не карательный инструмент, это не наказание государств, типа уголовного. Это средство изменения политики. Ожидается, что в результате введения санкций государство изменит свою политику, подходы и будет сотрудничать с другими странами в нахождении политических решений. Этого понимания нет, и санкции вводятся навечно.

Третье. Никто никогда всерьез не думал о гуманитарных последствиях санкций. Никогда ни одно из правительств или режимов, против которого вводились санкции, не бедствовало. Более того, на санкциях наживались разного рода махинаторы, теневая экономика. И экономическая ситуация была более-менее стабильная, если взять ту же Югославию или Ирак. Но страдали простые люди из-за нехватки элементарных вещей, лекарств, продовольствия. Поэтому вопрос о гуманитарных последствиях санкций до конца в ООН не проработан.

- С какими вызовами сталкивается сегодня ООН и Управление по наркотикам и преступности, в частности?

- Перед ООН стоят задачи устойчивого развития. В этом году будет проведен саммит в Нью-Йорке с участием всех глав государств и правительств. Там будут приниматься решения по широкому кругу вопросов, в том числе по новым целям устойчивого развития. Они объединяют в себе не только экономические, социальные задачи, но и задачи сохранения климата, увязки вопросов развития с тем мандатом, который есть, в частности, у УНП ООН. Это вопросы, связанные с борьбой с преступностью, с незаконным оборотом наркотиков, с коррупцией и так далее. Если предстоящий саммит примет данную программу развития, это будет для нас определенным вызовом, потому что придется работать интенсивней, находить новые подходы.

- Позволит ли достижение соглашения Ирана с "шестеркой" по ядерной программе по-новому инкорпорировать страну в региональную политику, активней привлекать ее к борьбе с терроризмом, с наркоугрозой?

- С одной стороны, сделан только первый шаг, но с другой, Иран всегда был частью этого региона. Отношения у него с соседями непростые. Но иногда перед лицом вызовов и угроз они могут находить общую платформу и взаимодействовать.

На примере УНП ООН могу сказать, что мы наблюдаем успешное сотрудничество Ирана и ряда государств Персидского залива в борьбе с незаконным оборотом наркотиков. Есть такая трехсторонняя инициатива, которая объединяет Иран, Афганистан и Пакистан, они работают вместе, создали при поддержке УНП ООН совместный центр планирования операций, разместили его в Тегеране. Этот центр из Ирана координирует усилия с силовыми структурами ОАЭ, Омана. И буквально накануне нашей встречи я узнал, что была проведена еще одна совместная операция Ирана в рамках трехсторонней инициативы и ОАЭ - была изъята большая партия афганского героина.

Иран активно противодействует потоку наркотиков из Афганистана. Мы с иранцами сотрудничаем давно в этой сфере. ИРИ перехватывает четверть всего героина, производимого в Афганистане, ни одна страна в мире не может приблизиться к Ирану по количеству перехватываемых наркотиков. Конечно, перехватывают они не все. Достаточно много проходит. И Иран испытывает на себе последствия афганской наркоугрозы. Иран решает и свою проблему и вносит вклад в то, чтобы сдерживать поток незаконных наркотиков из Афганистана, и мы будем и дальше сотрудничать с иранцами в этом важном деле.

- Какие яркие личности вы можете вспомнить за годы работы в ООН?

- Мне приходилось очень много работать с Хансом Бликсом, который был главой МАГАТЭ, а потом возглавлял комиссию ООН по верификации разоруженческого досье Ирака (Комиссия ООН по наблюдению, контролю и инспекциям - прим. ТАСС). Он занял очень честную, откровенную позицию. Он сказал, что вопросы практически все закрыты, и когда на него стали оказывать давление, он просто благородно ушел в отставку. Таких людей немного, но это действительно честный и порядочный человек, который сделал немало в развитии разоруженческого направления в деятельности ООН.

Я вспоминаю и Сержиу ди Меллу (спецпредставитель генсека ООН в Ираке - прим. ТАСС), которого я знал очень хорошо, с которым мы очень много работали и который погиб в Ираке во время взрыва в штаб-квартире ООН в Багдаде.

Я могу вспомнить и других своих коллег, которые работали в ООН и ушли из жизни в подобных ситуациях, пытаясь помочь людям, но становясь жертвами. К сожалению, система ООН не защищена от террористов, от экстремистов. И мы все являемся очень легкой, уязвимой мишенью для них. Мы не можем уйти за какие-то стены и ничего не делать, потому что задача состоит в том, чтобы продолжать помогать людям.

Беседовал корр. ТАСС в Вене Михаил Щербаков