Александр Седов: мировые музеи готовят акцию в поддержку культурного наследия Йемена

О том, как война в Йемене помешала работе российских ученых, какие памятники истории и архитектуры потеряло человечество за последние несколько лет из-за различных конфликтов в ближневосточном регионе, рассказал ТАСС генеральный директор Государственного музея Востока Александр Седов.

– Александр Всеволодович, на этой неделе группа российских археологов должна была отправиться в экспедицию в Йемен, несмотря на то, что в этой стране идут боевые действия. Но в итоге вы поменяли планы...

– Да, Йемен оказался недоступен. Наша экспедиция, организованная еще Академией наук СССР в 1983 году, работает в Йемене уже больше 30 лет. И впервые за это время мы не можем выехать в Йемен, потому что непонятно, как туда добраться. Из-за войны в стране все аэропорты закрыты.

За несколько десятилетий работы экспедиции в Йемене было немало внутренних конфликтов, но нам везло. Несмотря на то, что Йемен нельзя назвать спокойной страной, это не мешало ни нам, ни западным археологическим экспедициям там работать. Сейчас работать невозможно.

– А какую работу вы там вели?

– Об этом можно написать тома и прочитать несколько лекций. Йемен – удивительная страна и цивилизация. Она находится в далеком и забытом уголке Аравийского полуострова. Но тем не менее это страна с достаточно высокой цивилизацией, которая возникла, по современным оценкам, в конце второго тысячелетия до н. э. и существовала на протяжении полутора тысяч лет. Там прекрасные памятники, великолепные городища, окруженные оборонительными стенами, колоссальное количество надписей, которые повествуют о внутренней истории Йемена и других событиях. Это уголок, где произрастают благовония - ладан и мирра, которые ценились в древности. И Йемен в древности вел торговлю со многими странами. Наша экспедиция исследовала памятники Хадрамаута – это провинция современного Йемена, и так же называлось одно из древних государств, существовавших на территории Йемена.

Мы раскапывали древние памятники и исследовали порт Кана на побережье Аравийского залива, через который шла торговля уже в конце первого тысячелетия до н. э.

Кроме того, в сферу наших интересов входил остров Сокотра, уникальный остров в Индийском океане примерно в 300 км от побережья. Там, как говорят античные источники, был лучший ладан в ойкумене. Мы исследовали не только архитектуру, но и вели этнографические и лингвистические исследования. Сокотрийский язык – это один из немногих сохранившихся языков Южной Аравии, не имеющий письменности. Наши коллеги – лингвисты записывали тексты, дешифровывали, был издан первый том сокотрийской литературы. Сейчас готовится второй том. Это уникальная работа, которую никто, кроме нас, не проводит. И эта работа тоже встала, так как необходим непосредственный контакт с носителями языка.

– Насколько сильно в ходе конфликта страдают йеменские памятники? В новостях в основном говорят о ситуации в Сирии и Ираке, Йемен упоминается в этом контексте очень редко, разве что заходит речь о столице страны Сане, которая находится в списке всемирного наследия ЮНЕСКО под угрозой уничтожения.

– На самом деле в Йемене не только Сана включена в этот список. Ситуация очень тяжелая. После начала внутреннего вооруженного конфликта в Йемене и особенно после внешнего вмешательства, в первую очередь коалиции арабских стран, которые пришли на помощь, как считается законно избранному правительству, начались интенсивные бомбардировки Йемена. К сожалению, как всегда бывает в вооруженных конфликтах, страдают памятники. А они принадлежат не только Йемену, но и всему человечеству.

– Что-то мы уже потеряли безвозвратно?

– Да. Во-первых, бомбардировкам подвергается старый город Саны. Здесь потрясающая архитектура, которой нигде больше нет.

– Какой процент разрушений в старом городе?

– Не могу сказать точно, но я знаю из тех фотографий, которые мне присылают наши йеменские коллеги и друзья, было несколько бомбардировок старой Саны, в ходе которых пострадали здания. Сколько процентов – я вам сказать не могу, но даже если это 0,0001%, каждое здание в этом месте уникально.

Кроме того, несколько месяцев назад наметилась еще одна тенденция, когда стали бомбить не только населенные пункты, но и археологические памятники, которые находятся за их пределами. Например, древний городище Баракиш, который расположен в пустынной долине, вдали от населенных пунктов. Это древний город, основанный где-то в самом начале первого тысячелетия до н. э. Он удивительно хорошо сохранился. Там много лет работала итальянская археологическая миссия, она раскопала два храма, посвященных древним божествам, и не только раскопала, но и отреставрировала их, восстановила. И вот летом совершенно неожиданно была бомбардировка этого городища, который, повторяю, стоит в пустыне, это засыпанный песками древний город, нет рядом ни военных баз, ни даже современных поселений, и один из храмов, который восстановили итальянцы, был разрушен, также был разрушен лагерь итальянской археологической миссии. К счастью, людей там не было.

Пострадала в результате боевых действий и знаменитая Марибская плотина, которая упоминается в Коране. Это одно из чудес света, построенное где-то в VIII – VII вв. до н. э., и с помощью которого орошалась громадная площадь в Марибском оазисе. Это колыбель древнейеменской цивилизации, место, связанное с историей Сабейского царства. В этом районе работали наши немецкие коллеги, проводили раскопки и реставрационные работы.

– И тоже вся работа пропала?

– Не совсем. Если храм Баракиш оказался разрушен просто по кирпичику, то Марибская плотина сильно пострадала, но, насколько можно судить по фотографиям, не безвозвратно потеряна.

Были разрушения и в других древних городищах. Самое ужасное, что йеменский конфликт до сих пор остается в тени событий на Ближнем Востоке, в первую очередь того, что происходит в Сирии и Ираке. Но то, что мы теряем в Йемене, отнюдь не менее значимо, чем то, что мы теряем в Сирии.

– Баракиш сопоставим с Пальмирой, наверное…

– Безусловно. Пальмира – это несколько другой период, это Римская империя, римская архитектура. Баракиш более древний, это местная, локальная архитектура, но тем не менее она от этого не становится менее интересной и менее важной.

– А почему, вы думаете, на Сирию и Ирак обращено такое внимание в плане культурных ценностей, а Йемен – в тени?

– Сирия и Ирак более известны. Археологические работы в Ираке начались в середине XIX века. Масштабные археологические работы в Йемене – в 70-х годах ХХ века. Очень долго Йемен был закрытой страной, еще во второй половине XIX века европейские путешественники, которые отваживались посещать эту страну, подвергали опасности свои жизни. Так что, несмотря на проведение недавно очень интересной выставки в Европе и США, где были представлены экспонаты из Национального музея в Сане, наследие Йемена мало кто знает.

– А музей в Сане цел?

– К счастью, Национальный музей в столице от бомбежек не пострадал, но совсем другая ситуация в провинциальных музеях.

Дело в том, что одно из главных условий, которое выдвигают йеменцы археологическим экспедициям, – оставлять все найденное в ходе раскопок в стране, а также оказывать помощь в создании местных музеев в провинциях, где проходит экспедиция. И все выполняли это условие. Именно согласно этой программе был построен музей в Замаре, он открылся буквально полтора года назад. Это был небольшой, но очень уютный музей. Там было около 12,5 тыс. музейных экспонатов. Летом музей разбомбили, его больше не существует, как не существует больше этих 12,5 тыс. экспонатов.

Музей был на окраине города. Я не знаю, была ли рядом с ним воинская часть, которую бомбили, но факт есть факт – в результате боевых действий музей погиб.

– То, что ЮНЕСКО берет те или иные объекты под защиту, не спасает?

– Одна из главных стран в арабской коалиции – Саудовская Аравия – и сам Йемен подписали и ратифицировали и Гаагскую конвенцию, и Парижскую декларацию о сохранении культурного наследия, но это не спасло памятники в Йемене от разрушения. Одно дело декларация, другое – то, что происходит на самом деле.

– Ситуация, пока не остановится война, безысходна?

– Во многом да, хотя и музейное, и культурное сообщество пытается что-то делать…

– Например?

– Помимо обращений ЮНЕСКО к конфликтующим сторонам, мы хотели бы обратить внимание мировой общественности на наследие Йемена. Сейчас мы обсуждаем с коллегами из разных музеев – Эрмитажа, Лувра, Метрополитен, Британского музея – проведение единовременной акции – показа предметов йеменской культуры, которые есть в наших коллекциях. Возможно, это будут выставки, а также публикация каталогов, акции в соцсетях. Главное, чтобы это произошло единовременно, и мы смогли бы обратить внимание на то, что теряем. Планируем эту акцию в начале следующего года.

– Отделения ЮНЕСКО на Ближнем Востоке в связи с событиями в Сирии и Ираке занимаются тренингом музейных работников, чтобы помогать им эвакуировать ценности из зон боевых действий. Проводятся ли такие мероприятия в отношении Йемена?

– Да, ЮНЕСКО планирует подобные мероприятия, но дело в том, что в некоторые районы просто невозможно попасть. Где ситуация позволяет, сотрудники йеменской Генеральной организации древностей и музеев продолжают работать, отслеживают, что можно спасти, фиксируют разрушения.

–  У всех на слуху убийство директора исторического комплекса в Пальмире профессора Халеда аль-Асаада. Есть ли угроза жизни для йеменских музейных работников?

–    Все наши коллеги, к счастью, живы, но политическая ситуация очень напряженная и мозаичная в Йемене: помимо конфликта между центральным правительством, поддерживаемым аравийской коалицией, и мятежниками-хуситами, есть районы, где власть практически в руках йеменской ячейки "Аль-Каиды", например Хадрамаут, где когда-то работала наша экспедиция.

Сторонники "Аль-Каиды" – это представители салафитской ветви ислама, они ратуют за возвращение к религии предков, чистоту ислама. А Хадрамаут – очень своеобразная область. Там свои особенности ислама, развит культ святых. Над могилами почитаемых людей возводится кубба – мавзолей. "Аль-Каида" считает это идолопоклонством. Поэтому начался процесс разрушения мавзолеев.

–    Как в Ираке?

–    Да. Конечно, не все эти мавзолеи – высококлассные памятники архитектуры, но они имеют отношение к истории Хадрамаута XVIII - XX веков. И их потеря – тоже потеря для культуры, без этих мавзолеев и ландшафт Хадрамаута совсем другой. Процесс разрушения начался. Правда, к счастью, насколько я знаю, они пока не покушаются на памятники доисламского периода. Пока... 

С этим неизвестно, как бороться – разве что надеяться на просвещение. У всех на слуху Саудовская Аравия – монархия с достаточно жестким исламом ваххабитского толка, но тем не менее в последнее время в королевстве обратили внимание на свое доисламское наследие. Проходят выставки по этой теме, в том числе привозили выставку в Эрмитаже, также есть программа развития провинциальных музеев, которые они наполняют находками, в том числе доисламского периода. В последние годы допустили в страну археологические зарубежные миссии, этого раньше не было.

– Возвращаясь к ситуации на Ближнем Востоке в целом, что, с вашей точки зрения, является самой большой потерей для мирового культурного наследия?

–   Все. Все погибшее абсолютно уникально. Хрестоматийный пример – Пальмира (Сирия), которую мы уже упоминали. Даже если она и будет восстановлена, то это будет новодел. Бульдозерами разрушен древний город Хатра (на севере Ирака), также внесенный в список всемирного наследия ЮНЕСКО. Ужасно, что происходит с раскопками, оказавшимися в зоне боевых действий. Их просто грабят. Не секрет, что торговля древними раритетами – один из источников финансирования террористической группировки "Исламское государство".

Очень заметно, что черный рынок резко активизировался в последние годы. Крупные аукционные дома, такие как Sotheby`s и Christie’s, работают и с Интерполом, и с ЮНЕСКО и стараются не брать на реализацию вещи сомнительного происхождения. Но существует масса черных и серых дилеров, через которых идут находки с нелегальных раскопок, в первую очередь иракских и сирийских. Мы все страдаем от черных археологов, которые изымают вещь из контекста, не занимаясь ее обработкой и описанием, и мы уже не можем восстановить картины прошлого.

Почему происходит столь варварское разграбление и уничтожение памятников – я понять не могу. В Йемене я видел, как самые простые люди в отдаленных деревнях трепетно относятся к своему прошлому, как тщательно следят за нами, когда мы работаем на раскопках, чтобы, не дай бог, мы ничего не утащили и не спрятали. Эти люди дорожат своим прошлым. И это, думаю, не только йеменцы, но и сирийцы, и иракцы, и другие. Поэтому мне сложно представить, и я до конца не могу поверить, что это происходит у них на глазах. Просто нет слов.

– Как вы относитесь к идее восстановления разрушенных памятников?

– Это очень сложный вопрос. Всегда надо обсуждать конкретный случай: для чего и где это делается. Вот есть история Тимбукту (Мали), где все было разрушено до основания и затем восстановлено. С точки зрения чистой науки – это новодел и не имеет никакого отношения к тому, что было прежде. Но для тех, кто хочет помнить, как выглядели памятники истории, для будущих поколений и туристов – это полезно. Тут еще важно соблюдать принципы реставрации, и это делается во многих древних городах: должно быть четко видно, что осталось от прошлого, а что восстановлено.

– А можно ли вернуть награбленное?

– Все возможно. В Йемене во время одного из конфликтов в начале 1990-х гг. на втором месте после складов оружия подвергались разграблению музеи. После прекращения конфликта была разработана многолетняя программа президента Йемена по возвращению вещей, украденных из музеев. Была объявлена амнистия, назначен выкуп, для этого был создан национальный фонд, и 90% разграбленных ценностей удалось вернуть в музеи.

–   А если ушло за границу, то это уже бесполезно?

​– Тоже по-разному. Опять же в Йемене был случай, когда крестьянин нашел клад серебряных монет. Часть сразу отдал департаменту древностей, что-то выкупили, а часть ушла на черный рынок и в конце концов монеты купил австралийский турист. Через какое-то время был опубликован научный доклад о найденном кладе. Доклад попался на глаза этому туристу, и, поняв значение для науки купленных им монет, он вернул их йеменскому департаменту древностей. Так что все возможно, лишь бы закончились конфликты, и ученые могли бы вернуться к своей работе.

Беседовала Марианна Беленькая, ТАСС