Инновации, которым на сегодняшний день уделяет большое внимание как государство, так и бизнес, тесно связаны с нанотехнологиями. Формированием в России конкурентоспособной нанотехнологической индустрии занимается группа "Роснано".
Председатель правления УК "Роснано" Анатолий Чубайс в интервью ТАСС в рамках Восточного экономического форума (ВЭФ-2016) рассказал о том, чем компании интересен Дальний Восток и страны АТР, почему нужно научиться делать в России газовые турбины больших мощностей, какие нанотехнологии нужны для развития беспилотников и "интернета вещей" и как могут разниться мнения экспертов об одной и той же идее — от "абсолютный идиотизм" до "это гениальное решение".
— Мы с вами беседуем, находясь на Дальнем Востоке, и исходя из этого вопрос: как "Роснано" планирует развиваться в этом регионе?
— У нас уже есть проекты на Дальнем Востоке, это не какая-то закрытая территория. У нас был хороший проект, в рамках которого мы добывали в Приморье сырье, из него затем производили материал для приборов ночного видения — германий. Этот проект уже завершен, мы вышли из него, и вышли успешно.
У нас был хороший проект, в рамках которого мы добывали в Приморье сырье, из него затем производили материал для приборов ночного видения — германий. Этот проект уже завершен, мы вышли из него, и вышли успешно
Это не единственный пример на Дальнем Востоке. В этой поездке у нас состоялись две продуктивные встречи: с губернаторами дальневосточных регионов и с бизнес-сообществом. Их суть: "Роснано" начинает новый инвестиционный цикл, в рамках которого мы хотели бы особое внимание обратить на Дальний Восток.
Мы имеем за плечами восьмилетнюю историю. В нашей сфере 8–10 лет — это инвестиционный цикл, который начинается с выбора проекта, далее идет строительство завода, монтаж оборудования, выход на проектную мощность, окупаемость и выход из проекта. Поэтому у нас в 2016–2018 гг. будут большие объемы выходов, только в этом году более чем на 10 млрд руб.
Соответственно, возникает второй инвестиционный цикл "Роснано", и мы готовы начинать новые инвестиции. Сейчас мы активно ищем проекты, встречаемся с бизнесом, чтобы рассказать, каков характер проектов, в которые мы собираемся инвестировать, какие требования.
У нас состоялся конструктивный, на мой взгляд, разговор. Предпринимателей интересовали условия инвестирования, доходность, вопросы управления рисками, отраслевой спектр. Если говорить про отрасли, речь идет о высокотехнологичной части реального сектора. Это металлургия, машиностроение, химия, нефтехимия, электроника, фотоника, фармацевтика.
— А почему именно Дальний Восток?
— Мы хотим значительно расширить присутствие в этом регионе. Мы считаем, что здесь хороший потенциал, здесь можно существенно активизировать работу, для этого необходим прямой контакт с бизнесом, который мы и получили на форуме.
— Перейдем к сотрудничеству со странами АТР. Есть ли у вас какие-то совместные проекты с японцами?
— Мы имеем достаточно хорошие контакты с Японией: и с ведущими японскими компаниями, и с финансовыми структурами, есть и проекты. В частности, мы построили завод по производству кварца в Сибири с Sumitomo.
"Роснано" имеет за плечами восьмилетнюю историю. В нашей сфере 8–10 лет — это инвестиционный цикл. И мы готовы начинать новые инвестиции. Сейчас мы активно ищем проекты, встречаемся с бизнесом, чтобы рассказать, каков характер проектов, в которые мы собираемся инвестировать, какие требования
Мы довольны, он хорошо идет, там сейчас будет строиться вторая очередь. Но мы, конечно, заинтересованы в существенном развитии сотрудничества с Японией. Поэтому мы поддерживаем и активизируем контакты, я довольно часто там бываю.
К сожалению, пока немногим можем похвастаться. Почти всегда мы видим препятствия больше с политической стороны, чем с экономической. Если я правильно понимаю, у нас за последние полгода произошла некая подвижка во взаимоотношениях с Японией. Мы видим активные встречи нашего президента Владимира Путина с их премьером Синдзо Абэ. Планируется поездка Путина в Японию. С учетом всех контактов, которые у нас были (я с Абэ встречался по поводу наших проектов в Японии), мы очень надеемся, что политические ограничения будут сняты, и мы надеемся на резкую активизацию сотрудничества с Японией. Но пока о каких-то конкретных проектах говорить рано.
— Обсуждаете ли вы какие-то проекты с Японским банком для международного сотрудничества JBIC?
— Мы JBIC хорошо знаем, я с его президентом встречался. По его словам, они заинтересованы в сотрудничестве с "Роснано", но им нужен технологический партнер. Потому что они финансисты и мы финансисты. Нужно добавить крупного технологического партнера, и тогда будем всерьез обсуждать создание инвестиционного фонда. Сейчас, если они по политике сдвинулись, я думаю, что появится партнер.
— В Азии есть и другой перспективный вектор для сотрудничества — Китай. Например, 25 июня в рамках визита Владимира Путина в Пекин вы договорились с министерством науки и техники Китая о создании фонда прямых инвестиций в области высоких технологий. Этот фонд уже создан?
— Пока нет. Мы тогда и сказали, что рассчитываем его создать до конца года. Исключительно благодаря договоренности с министерством, с министром лично, с которым у нас очень давние и позитивные контакты, у нас работа продвигается по графику.
Мы нашли партнера (финансовая структура) благодаря помощи министерства, и мы надеемся, что до конца этого года мы объявим о создании еще одного фонда с Китаем в дополнение к тем трем, которые сейчас уже существуют.
Создание фонда — это существенно более сложная задача, чем создание проекта. Нужен pipeline проектов, интересных как одной, так и другой стороне. Нужно понимание финансовых параметров фонда. Действительно сложные вопросы возникают при согласовании юрисдикции. Часто китайские партнеры настаивают на юрисдикции Гонконга, что связано с определенными сложностями. Создание фонда — это редко меньше года.
— На Петербургском международном экономическом форуме — 2016 вы встречались с арабскими партнерами. Там о чем-то договорились?
— Там мы на гораздо более ранней стадии, чем с китайскими. С арабскими партнерами у нас пока нет фондов, но за то короткое время, что прошло после ПМЭФ, у нас состоялось несколько встреч. У них явно есть интерес к нашей продукции и к идее создания фонда.
Из той продукции, которая вызывает интерес, можно выделить тему базальтопластики (базальтовые композитные материалы), это особые строительные материалы, которые в условиях тяжелого климата, высокой температуры могут оказаться очень полезны. Видим интерес и к другим материалам. Но главное для нас — фонд. Пока мы не можем похвастаться, что договорились о его создании, но мы двигаемся в эту сторону.
— Может быть, вы обсуждаете создание фонда и с представителями других регионов, например из стран Латинской Америки?
— В Латинской Америке страны, у которых существует два вида задела (во-первых, задел собственно по нанотехнологиям и интерес к нему, а во-вторых, интерес к private equity — индустрии, то есть к созданию фондов), — это Бразилия, Аргентина, может Мексика, хотя чуть в меньшей степени. Но в Бразилии тяжелейший экономический кризис, перешедший в политический кризис. В Аргентине тоже не так давно новый президент появился... Честно говоря, мы считаем, что сейчас с ними затраты по созданию фондов скорее будут больше, чем потенциальный результат, поэтому активных усилий там не предпринимаем.
— Может быть, есть еще какой-то интересный для вас географический вектор?
— Есть. Нас интересует не просто Азия, а Юго-Восточная Азия. Мы с интересом ведем диалог, например, с Малайзией, в которой есть интересный задел по высоким технологиям и у которой есть интерес к созданию фонда, они хорошо понимают, что это такое. Мы ведем такие переговоры и надеемся, что и там будет хороший результат.
— А если смотреть конкретные сферы, в которых "Роснано" интересно было бы развиваться? Например, в энергетике с "Интер РАО".
— Конечно, есть. Энергетика — это исторически и фактически одна из сфер нашей работы. У нас уже на сегодня есть целый ряд перспективных проектов. Вместе с "Интер РАО" мы ведем работу, которая мне кажется просто важнейшей. Вся современная тепловая энергетика в мире и в России находится в стадии перехода от паросиловой генерации к парогазовой генерации. У паросиловой КПД (коэффициент полезного действия. — Прим. ТАСС) 35–36%, у парогазовой КПД 55–60%.
Потенциально масштаб этого технологического передела таков, что практически все паросиловые станции нужно будет переводить в парогазовые циклы. Это означает, что нужны газовые турбины. Россия их не умеет производить. Это колоссальной сложности задача, в мире всего 4 страны, которые умеют это делать.
Мы считали, еще работая в энергетике, а сейчас уже в "Роснано", что мы должны сконцентрировать усилия и научиться производить турбину. Работа велась много лет, два года назад мы договорились с "Интер РАО" при поддержке "Ростехнологии" об уникальном проекте по созданию российской газовой турбины мощностью 110 МВт. Был построен еще во времена РАО ЕЭС стенд, целая электростанция в Ярославской области. Поскольку такая турбина невозможна без нанотехнологических покрытий, там есть большая роль "Роснано".
Так вот, мы вместе "Интер РАО" и "Ростехом" ведем работу по созданию российской газовой турбины большой мощности. Работа продвигается хорошо, надеемся, что мы сможем в течение года максимум получить работоспособную российскую газовую турбину.
Кроме этого, у нас хорошее взаимодействие с "Интер РАО". Мы всерьез обсуждаем идею создания энергетического фонда, private equty/венчурного фонда, нацеленного на энергетику, в том числе на генерацию. "Интер РАО" проявляет интерес, есть довольно большой список того, что в генерации нужно делать, в российской в том числе.
Идея — собрать деньги вместе, сформировать перечень приоритетных проектов, понимая, что в этом случае энергетические компании могут быть не только инвесторами в фонд, но они и потенциальные потребители технологий. Это история, когда у тебя и инвестор, и рынок в одной отрасли. Будем продвигаться дальше, надеемся, что получим какой-то внятный результат, но очень рассчитываем и на участие других генераторов тоже.
— В какие сроки этот фонд может быть создан?
— Это довольно серьезная работа. Создать фонд — минимум год. Если отталкиваться от сегодняшнего времени, речь может идти о будущем 2017 г. как о реальном сроке.
— А каков может быть объем фонда?
— Объем фонда пока непонятен, так как непонятен состав участников. А вот проекты мы как раз обсуждаем и предварительно даже договорились о них с "Интер РАО".
— Когда вы начали их обсуждать?
— Месяца 3–4 назад.
— Если говорить о развитии "Роснано" в среднесрочной перспективе, есть ли какая-то "наносоставляющая" в таких популярных сейчас направлениях, как беспилотники или "интернет вещей"?
— Этими темами мы интересуемся, беспилотниками в том числе. Мы видим хороший задел в стране. Мы видим основные компании, которые в эту сторону продвигаются, ведем с ними диалог. Мы пока не сформировали проект, но эта тема нам интересна. Там, безусловно, есть нанотехнологии: это углепластик, это композитные материалы, покрытие, оптоэлектроника...
Что касается "интернета вещей", там немножко другая история. Там есть софт, есть хард. В софт мы не лезем, это не наше. А вот его материальная основа в принципе для нас интересна. Правда, в этом интересе мы, как правило, не на конечных изделиях, а на исходных материалах. Например, мы совместно с Газпромбанком запустили первый в России завод по производству оптоволокна в Саранске.
Россия не умела производить оптоволокно до недавнего времени. Никакой "интернет вещей" без радикального увеличения потока передаваемой информации невозможен, а это наши компоненты. Или, например, у нас есть совместная с АФК "Система" компания "Микрон". Это первый производитель электронной компонентной базы на 90 нм, а теперь уже на 65 нм. Понятно, что "интернет вещей" без электронной компонентной базы немыслим.
Мы совместно с Газпромбанком запустили первый в России завод по производству оптоволокна. Никакой "интернет вещей" без радикального увеличения потока передаваемой информации невозможен, а это наши компоненты
"Интернет вещей" ведь будет основан не только на электронике, но и, конечно же, на оптоэлектронике и фотонике. Мы недавно запустили в Москве очень интересное производство: мы проинвестировали в американскую NeoPhotonics, а потом эту технологию перенесли в Россию и построили завод по производству сплиттеров (это устройства, которые умеют расщеплять оптический сигнал) и других оптических устройств. Это тоже относится к "интернету вещей".
Но все, что я назвал, это скорее не конечные устройства, а элементная база. "Интернет вещей" для нас интересная тема, но мы на нее заходим скорее от основ, а не от конечной продукции.
— Сейчас также активно обсуждается проект Hyperloop. Вы как-то могли бы там поучаствовать?
— Это очень интересная тема, по которой мы видим распределение экспертных позиций в спектре от "это абсолютный идиотизм и полный абсурд" до "это гениальное решение, которое перевернет всю систему пассажирского транспорта на земном шаре".
Мы общались с профессиональными железнодорожниками, которых интересует эта тематика, и они напрямую взаимодействуют с Hyperloop.
Как известно, сейчас РЖД всерьез выходит на проект высокоскоростных магистралей. Следующий технологический передел — это Hyperloop. Нам точно это интересно, там 100% потребуется углепластик для самой трубы. Но дело не только в нем, там будут еще десятки технологических компонентов.
С другой стороны, если говорить трезво, то на сегодняшний день концепция еще не доказана.
К сожалению, есть некие конфликты внутри команды между Маском и разработчиками, а новые прорывные идеи очень уязвимы с точки зрения взаимоотношений в команде.
Поэтому если говорить откровенно, то суть нашего отношения такова: нам интересно, мы присматриваемся, но мы пока не готовы к принятию финансовых решений.
Беседовала Екатерина Казаченко