Евгений Киселев: развитие технологий добычи трудноизвлекаемых запасов пройдет эволюционно

Развитие технологий добычи трудноизвлекаемых запасов полезных ископаемых в России определяется факторами времени и целесообразности. На сегодняшний день большинство недропользователей хорошо обеспечены легко извлекаемыми запасами. Однако рано или поздно они будут истощены, и для развития компаниям придется осваивать трудноизвлекаемые запасы, а для этого понадобятся новые технологии. При этом правительство, со своей стороны, должно оказать недропользователям поддержку как экономическим стимулированием геологоразведки и добычи ТРИЗ, так и прямым участием в развитии центров технологических компетенций, в том числе полигонов для апробации и обкатки новых технологий. Об этом в интервью корреспонденту ТАСС заявил руководитель Федерального агентства по недропользованию Евгений Киселев.​

— Евгений Аркадьевич, недавно стало известно, что аукцион на Эргинское нефтяное месторождение может пройти до июля текущего года. О каком месяце может идти речь? По вашим оценкам, стартовый платеж может быть увеличен на 1 млрд руб. либо выше?

— Мы пересчитали цену, она увеличилась на 1 млрд 747 млн руб. Это расчет, который выполнен в соответствии с действующими требованиями и базируется на ценах второго полугодия 2016 года. Цифра окончательная. Все остальные условия аукциона в полном объеме соответствуют распоряжению правительства.

— Когда планируете объявить аукцион?

— Аукцион уже объявлен, 27 марта. Срок проведения, если не изменяет память, — 7 июня. Мы рассчитываем на хорошую конкурентную борьбу.

— В прошлом году "Газпром нефть" сообщала, что готова создать консорциум для освоения Эргинского месторождения, но не называла подробностей. Известно ли вам об обращениях компании в правительство по этому поводу? 

— Это относится к вопросу организационной формы работ по освоению месторождения, мы не проявляем любопытства к этому аспекту деятельности компаний,.если это не касается вопросов установленных законом ограничений по допуску к аукционам компаний с участием иностранного капитала.На сегодня мы не располагаем информацией о том, какие компании заявятся на участие в аукционе.

— Вопрос по мораторию на выдачу лицензий на освоение шельфа. С одной стороны, получается, мы говорим, что либерализация доступа частных компаний на шельф нужна, с другой — сейчас лицензиями обладают, по сути, только "Роснефть" и "Газпром" и введен мораторий на выдачу лицензий.

— Отлицензирована большая часть шельфа, по которой имеются надежные сведения о наличии ресурсов. Сейчас на первый план выдвигаются вопросы достоверной оценки запасов этих площадей и отработки технологий их промышленного освоения. Компании на шельфе свои лицензионные обязательства по геологическому изучению не то что выполняют, они их значительно перевыполняют. И объемы работ, предусмотренные лицензионными условиями, превышаются почти в два раза. В то же время мы не имеем еще достаточных запасов на шельфе, не имеем надежных и эффективных технологий разведки, добычи в тяжелых арктических условиях. Зачем перегружать лицензионный фонд шельфа? Я не вижу смысла этот мораторий снимать. Правительство в этом плане действует абсолютно разумно и последовательно — сначала необходимо получить надежные результаты и свидетельства возможности и экономической целесообразности освоения месторождений арктического шельфа, эффективные технологии, а уж затем развивать активность в этом регионе. При этом у нас достаточно работ на суше, достаточно площадей, чтобы компании могли развивать свою сырьевую базу.  

— Некоторые ученые высказываются, что потенциально на российской части Арктического шельфа высокие запасы газа и довольно низкие — нефти. И в этой связи ставят вопрос о том, нужно ли нам сейчас открывать новые газоносные месторождения, найдется ли спрос на этот газ?

— Я не люблю гадать. Да, к прогнозам надо прислушиваться, их надо иметь в виду при разработке стратегии развития геологоразведочных работ. Но я все-таки склоняюсь к тому, что все точки над ‘i’ расставят скважины. Это единственный способ убедиться в каком-то мнении. Газа хватит на столетия, а нефть надо искать. Поэтому надо добиться скорейшей реализации буровой составляющей проектов на шельфе. 

— А нам достаточно специализированных судов для проведения сейсморазведочных работ?

— Под текущие объемы вполне достаточно. Эти работы могут быть выполнены исключительно российскими судами. Мы сейчас включаем в лицензии условия о приоритетности использования российских технологий, российских судов. А с учетом законодательного блока, разрабатываемого в настоящее время Минпромторгом, в скором времени на российском шельфе можно будет работать только на судах, созданных с лимитированным, минимальным зарубежным участием. 

— Расскажите подробнее об этой инициативе. "Совкомфлот", к примеру, лоббирует идею о том, чтобы в аукционах на выполнение работ приоритет отдавался российским компаниям.  

— Смотря о чем мы говорим. Аукционы, или конкурсы компаний по выбору подрядчиков работ мы не собираемся регулировать. А вот в условия пользования недрами мы включаем требование по приоритетности использования российской техники и технологий при прочих равных условиях. Мы говорим об основных принципах регулирования, и они связаны с тем, что национальным приоритетом является развитие собственных технологий, и для этого необходимо соблюдение определенных правил. Мы не собираемся нарушать нормы ВТО, но четко пишем, что при всех равных условиях используются российские технологии, привлекаются российские подрядчики. Это наше право и насущная потребность, связанная со стратегическими интересами. .

— Какой объем инвестиций компаний в геологоразведку ожидаете по итогам 2017 года? Суммарно по итогам 2016 года он составил порядка 360 млрд руб., из которых недропользователи инвестировали порядка 330 млрд руб. 

— По нашим оценкам, в 2017 году затраты на геологоразведку по нефти и газу составят свыше 300 млрд руб., на твердые полезные ископаемые — 30-35 млрд руб., не считая федерального бюджета. .

— А из федерального сколько средств ожидаете в текущем году?

— 23,3 млрд руб.

— То есть получается выше, чем в 2016 году?

— Плюс-минус, посчитаем в конце года. Но у нас есть уверенность, что компании будут держать те темпы, которые включены в условия пользования недрами и технические проекты. Мы рассчитываем прогноз на их основе. Компании нам подтвердили эти цифры.

— Спасибо. К вопросу о статусе Росгеологии. В прошлом году всплывали сообщения о том, что холдинг просит присвоить ему статус госкорпорации, позже глава компании Роман Панов пояснял журналистам, что, по сути, эта инициатива исходила от государства, чтобы упорядочить управление геологоразведовательным процессом. Какова позиция Роснедр по этому вопросу? Может, есть другие инструменты упорядочения управления геологоразведкой? 

— Относительно инициативы правительства — я о таком не слышал. Когда решался вопрос об организационной форме компании, это было несколько лет назад, такое предложение действительно обсуждалось, но получило отрицательную оценку нескольких ведомств. Существующий инструментарий Росгеологии вполне позволяет занимать достойную нишу в рынке сервисных и геологоразведочных услуг. В компанию попали первоклассные геологоразведочные предприятия с очень широким спектром компетенций, как территориальных (что важно в геологии), так и отраслевых. Задача руководства компании — получить синергетический эффект от их использования. Синергетика дает гораздо больше, чем ее статус. Это всего лишь дело времени, чтобы корпорация окончательно сформировала и укрепила свои компетенции как управляющая структура. Что касается упорядочения управления геологоразведкой весь инструментарий предусмотрен Стратегией развития геологоразведочной отрасли, практически в полном объеме задействован и показал свою эффективность.

— По поводу прироста запасов. На сколько, по вашим прогнозам, могут по итогам 2017 года увеличиться запасы золота, серебра, других металлов? До каких показателей могут увеличиться запасы углеводородного сырья?

— Если мы обсуждаем узкий сектор — разведка и добыча твердых полезных ископаемых, — то тут основной прирост придется на золото, серебро, медь. Это основные востребованные виды полезных ископаемых, по которым лицензионный фонд составляет 60–70% от всех лицензий. В отношении показателей –они во многом непредсказуемы, тут надо иметь в виду очень большой коэффициент риска - когда мы говорим о прогнозных оценках отдельных объектов, риски могут составлять до 90–100%. Если принимать в расчет статистику, а она вещь упрямая, то мы ожидаем по объектам, которые сейчас активно оцениваются,  прирост запасов золота порядка 780 тонн. Это очень значительно.

Важный для экономики показатель — прирост запасов нефти и газа, где мы стабильно превышаем темпы погашения запасов добычей. Мы ожидаем прирост, превышающий 600 млн тонн, по газу примерно так же. В последние годы эти уровни никогда не опускались ниже темпов погашения запасов. 

— Сообщалось, что сокращение госфинансирования геологоразведки может повлечь снижение объемов воспроизводства. Если мы ожидаем прирост, значит, таких последствий не предвидится?  

— В любом случае сокращение госфинансирования отразится на воспроизводстве запасов, только с лагом. Потому что вложение государством средств в ранние, рискованные стадии, важно, в том числе и для компаний, которые зайдут на эти площади. Коэффициент риска по геологоразведке основных твердых полезных ископаемых в среднем составляет один к 100, если мы говорим о среднем по масштабам месторождении. Только один из ста проектов будет реализован и закончен открытием месторождения. В углеводородном сырье такие риски ниже — один к шести. Штука в том, что советская школа прогнозирования сыграла для нас хорошую роль — наши коэффициенты не один к ста по твердым, а один к 30. Это все благодаря тому, что мы когда-то занимались “дурной работой” с точки зрения зарубежных геологов — считали прогнозные ресурсы. .

Безусловно, компании вольны в своих решениях, они могут не учитывать наши оценки, но, как показала практика, это очень хорошая работа, которая способствует более высокой результативности геологоразведочных работ и снижает риски компаний. Кстати говоря, эта работа сейчас активно компилируется на западе. Там сейчас даже более значительные средства, чем у нас, выделяются для того, чтобы считать так называемые undiscovered mineral resource — неоткрытые минеральные ресурсы.

Еще раз подчеркну — сокращения финансирования повлияет на количество выделяемых перспективных площадей, что в последующем отразится на эффективности производства, потому что начнется использование так называемого “метода дикой кошки”. Правда, тут проблема смягчается качеством современных российских картографических материалов. На их основе можно самостоятельно выполнять качественные прогнозы перспективных площадей.

Кроме того, развитие заявительного принципа в какой-то мере эту ситуацию демпфирует. Посмотрим, как это будет влиять на результаты работ, нам хотелось бы дождаться первых поисковых результатов и открытий. 

— По поводу лицензий на уголь. Сообщалось, что планируется их сокращать.

— Мы существенно сократили выдачу лицензий за прошедшие три года, и это оправданно с точки зрения вложения средств. Создавать избыточные производственные мощности по стране — это неправильно. Налицо переизбыток добычи угля и лимитирование его добычи оправдано.

Если брать Красноярский край, Кузбасс и многие другие регионы угледобычи — здесь существует избыток производственных мощностей, наши потребители не смогут взять уголь сверх добываемого объема, экспортные возможности так же лимитированы. Создавать избыточные мощности в старых угленосных районах нецелесообразно — там помимо экономических факторов надо принимать во внимание факторы экологии и социальной обстановки. Мы во взаимодействии с Минэнерго на основе программы лицензирования угольных месторождений занимаемся регулированием этого процесса и стараемся принимать решения на основе всех факторов — и экономических, и экологических, и инфраструктурных, и других.

А вот если учитывать марочный состав угля или местную специфику, то решения по ограничению лицензирования работают с поправкой на такую специфику. Если пожелают в Коми взять лицензию на коксующийся уголь для "Северстали", например, мы не откажем в этом. Если попросят лицензию в каком-нибудь отдаленном районе для нужд местной энергетики, мы поможем.

— То есть здесь некорректно говорить, что есть некий мораторий, который может быть снят?

— Этот "мораторий" называется программа лицензирования. Он основан на детальном анализе текущей ситуации. Мы не собираемся менять эту политику, у нас есть программный документ. Если появятся факторы, противоречащие нашей убежденности о ситуации в этом секторе, мы будем корректировать программу. А сейчас мы действуем с учетом тех факторов, которые я назвал.

— В феврале золотодобывающая компания Barrick Gold обратилась в правительство РФ с просьбой актуализировать лицензию на месторождение платиноидов Федорова тундра в Мурманской области. Актуализирована ли лицензия?

— Актуализация лицензий завершена 31 декабря 2016 года. У них лицензия не актуализирована по причине наличия нарушений, не позволяющих проводить актуализацию. В частности, у компании нет технического проекта разработки, предусмотренного условиями пользования недрами.

— Помешает ли это процессу разработки месторождения?

— То, что лицензия не актуализирована, не означает, что она прекратила свое действие. Компания будет работать на тех условиях, которые прописаны в лицензии до принятия решения правительством о предоставлении права на разведку и добычу. До какого года будет действовать лицензия, будет определяться техническим проектом разработки. Весь смысл актуализации лицензий как раз в том и заключался, чтобы обязательства по объему работ, добычи были основаны на грамотных инженерных решениях. Они фиксируются проектами геологоразведочных работ и техническими проектами разработки. Поэтому история Barrick Gold не уникальна. Около 30% недропользователей не актуализировали лицензии.

— Как вы дальше работаете с этими 30%? Включаете в графики проверок?

— Для того чтобы ответить на ваш вопрос, надо понимать, кто попал в эти 30%. Часть лицензий — до 400 лицензий в год — будут выбывать, потому что сроки их действия истекли — считаем — 2017 г., 2018 г. и далее. Недропользователи не стали их актуализировать, они им не нужны по завершении сроков. Либо это поисковые лицензии, по которым компании получили отрицательный геологический результат и уже сейчас нет желания сохранить лицензию. Поэтому из этих 30% можно смело половину убирать как не существенную для будущих работ. Остальные — это действительно проблемные лицензий в той или иной части. У них может быть задолженность по подготовке подсчетов запасов, проектам, налоговым платежам. С ними нам придется работать предметно и пытаться исправить ситуацию.

Надеемся, что в ближайшее время мы подготовим и внесем поправки в закон о недрах, определяющие условия и порядок актуализации лицензий. Тогда эта проблема может быть решена на уровне закона.

— Расскажите подробнее о поправках?

 — В закон "О недрах" будут внесены нормы, определяющие порядок и условия актуализации лицензий. Внесение изменений в лицензии требуется в целях гармонизации их содержания с актуальным законодательством и ситуацией. В старых лицензиях, например, содержались требования, что “эта руда должна поступать на завод Х, У”, они существовали в СССР, а сейчас их нет. Были условия, которые просто невыполнимы в современных условиях, где отсутствовали какие-либо параметры выполнения работ. При актуализации мы устранили эти проблемы, привели лицензии в соответствие с современным законодательством и сделали упор в условиях пользования на техническую документацию, роль которой существенно нарастает, в том числе при проверках исполнения условий пользования недрами.

— Эти поправки вы планируете в 2017 году внести и принять, верно?

— Да, в осеннюю сессию.

— По поводу увеличения порога месторождений, относящихся к месторождениям федерального значения до 100 млрд кубометров. Глава Минприроды Сергей Донской сообщал, что ведомство готово рассмотреть вопрос о его повышении в случае, если будут предоставлены соответствующие обоснования. Предоставлены ли обоснования инициатором запроса — "Лукойлом"?

— Мы не получали такого предложения. Такие инициативы неоднократно появлялись и, как правило, не находили поддержки у ряда федеральных органов власти. С моей точки зрения, в этом сейчас нет особой надобности. Месторождений федерального значения в нераспределенном фонде недр практически не осталось, а вновь открытые месторождения в подавляющем большинстве меньше установленного порога месторождений федерального значения.

— В прошлом году "Новатэк" выступил с предложением о покупке у "Газпрома" четырех месторождений на Ямале. Тогда сообщалось, что Минприроды в целом поддерживает инициативу компании по передаче ей четырех лицензий "Газпрома", однако это предложение требует экспертизы. Проведена ли Роснедрами соответствующая экспертиза? Каковы ее результаты? Накаком уровне это предложение сейчас?

— "Газпром" не может продать месторождения "Новатэку" просто априори. Они могут переуступить доли в предприятии или какие-то права, не относящиеся к правам собственности на недра, так же, как и иное любое предприятие. В этом отношении ни "Новатэк", ни "Газпром" не являются эксклюзивными компаниями.

Если речь пойдет об участках федерального значения, тогда, безусловно, потребуется согласование правительства. Закон о недрах позволяет провести такое переоформление лицензий с соблюдением необходимых процедур и условий. Сейчас рассматриваются поправки в закон, которые детализируют критерии принятия решений о переоформлении лицензий на участки недр федерального значения.

— Еще одна инициатива — сейчас разрабатывается законопроект, который позволит предоставить компаниям возможность пользования участками недр федерального значения во внутренних морских водах и территориальных морях по решению правительства России для геологического изучения. Почему возникла необходимость его разработки?

— Этот законопроект находится в высокой степени разработки. За последние три года было получено всего две лицензии на изучение участков внутренних морских вод и территориального моря. Как правило, это зоны "транзиталей" — мелководны и требуют специальной техники проведения работ. При этом ресурсная составляющая их вполне очевидна. Условно, мы своими работами по прибрежной лицензии подходим к береговой линии — а что дальше будем делать? Бросать выявленную перспективную структуру? Смысла в этом нет никакого. Сейчас введен в действие 583-й приказ, который предоставляет право получать лицензии на геологические поиски на участках, которые не содержат запасов углеводородного сырья. Чем внутренние морские воды отличаются от сухопутных участков? Ничем. Только технологией ведения работ. Какой вред будет государству, если компания получит лицензию на поиски, проведет работы и обнаружит месторождение и начнет его эксплуатацию?

С моей точки зрения, это разумное, оправданное решение, которое предоставляет правительству возможность введение способа лицензирования предусматривающего геологическое изучения в таких районах. А придумывать какие-то ресурсы, проводить виртуальные аукционы — зачем это? Компания и так при открытии месторождения заплатят минимальны разовый платеж. Он, как правило, незначителен по сравнению с теми преференциями, которое получает в этом случае государство от эксплуатации в виде НДПИ и иных налогов. 

— А когда планируется принятие законопроекта?

— Он сейчас находится на площадке правительства. Я рассчитываю на очень короткие сроки принятия законопроекта, а судьба порой располагает по-иному. Но мы будем активно работать и продвигать его.

— По поводу преференций, которые даются на геологоразведку в части коэффициента на вычеты из налога на прибыль на геологоразведочные работы. В прошлом году Госдума приняла коэффициент 1,5. Насколько я понимаю, сейчас обсуждается вариант ввода еще двух коэффициентов — 2,5 и 3,5. Другие варианты не рассматриваются?

— Введение таких коэффициентов абсолютно оправданно. Мы не тратим огромное количество средств федерального бюджета на разведку. Наша доля в финансировании геологоразведочных работ составляет по твердым полезным ископаемым 5-5,5%, по нефти и газу — 8% от мировых. А площадь Росии составляет 11%. Соответственно,. мы должны тратить 11% средств на геологоразведку от мировых, чтобы быть успешными. Сравнивать бюджеты иногда сложно — на западе ведется скрытое финансирование геологоразведочных работ через различные преференции, и мы должны создать некие механизмы, которые позволяли бы компаниям привлекать средства в высокорискованный сектор геологоразведки. Это деньги, которые частные компании вкладывают в будущее страны. Не факт, что даже если они что-то откроют, запасы будут экономически рентабельны, но компании в любом случае вложили свои средства в развитие страны, выявленные запасы и информация будут востребованы в будущем. Механизм господдержки, в том числе налоговых вычетов, позволяет им рисковать в меньшей мере и возвращать часть потраченных средств. И это вполне оправданно.

Сектор геологоразведки тем более необходимо поддерживать, потому что в будущем — это общемировая тенденция — открывать месторождения будет сложнее и сложнее. У нефтяников, в сравнении с твердыми полезными ископаемыми, достаточно высокий уровень технологий поиска месторождений, но все равно у них нет 100% результатов.

— А предложения по размеру коэффициентов к вычетам окончательны?

— Они дискуссионные, многое зависит от наших аргументов для рассмотрения в том числе, в Минэкономразвития и Министерстве финансов России. Мы заинтересованы в том, чтобы в геологическом и горнорудном секторе страны была создана нормальная, конкурентоспособная атмосфера.

— Насколько у нас в стране развита добыча трудноизвлекаемых полезных ископаемых?

— Смотря что иметь в виду. Целесообразность развития этих технологий в России отсутствовала благодаря наличию легкой нефти, которая добывается до сих пор. Посмотрите на текущую ситуацию в "Башнефти" или "Татнефти" — эти компании хорошо двигаются в инновационной части, внедрении технологий. Это вызвано прежде всего дефицитом "легких" для освоения запасов. Поэтому вопрос активного внедрения технологий добычи трудноизвлекаемых запасов определяется факторами экономики и времени. Чем быстрее будет подходить срок исчерпания традиционных запасов, тем быстрее будут разрабатываться и внедряться новые технологии.

Также будет проводиться работа и по лицензированию технологических полигонов — сейчас готовится соответствующий законопроект. Это площадки для внедрения и апробации новых технологий, которые предоставят преференции владельцу лицензии именно в этой части.

Свою роль также играет уже действующий механизм льготирования для добычи трудноизвлекаемых запасов и, конечно, разработка условий для инновационной деятельности компаний, в том числе налоговые преференции. Они тоже должны служить механизмом "разворота" нефтегазового сектора к инновациям.

В целом же, я полагаю, развитие технологий добычи трудноизвлекаемых запасов полезных ископаемых будет происходить эволюционно. Возможности экстенсивного развития минерально-сырьевой базы углеводородного сырья исчерпаны, мы можем развиваться только на север и на восток. А обжитые районы с хорошей транспортно-логистической структурой — вот они, в Сибири. Это нормальный эволюционный процесс, когда ограничения экстенсивного развития будут компенсироваться интенсификацией работ.

Предвосхищая вопрос, слабее ли мы в этом сегменте, к примеру, американцев — безусловно, слабее. Они создали условия для добычи сланцевой нефти, которые позволили совершить технологический прорыв. Была бы у них легкая нефть или не было бы моратория на добычу в Мексиканском заливе или на Аляске, я думаю, они бы тоже занимались "легкой" нефтью.

— А вы прогнозируете, на какой временной промежуток хватит запасов традиционных углеводородов?

— Текущий баланс запасов показывает хорошую обеспеченность добычи и у нас и не вызывает никаких сомнений. Вопрос в том, что вы принимаете в расчет — уже осваиваемые, подготавливаемые к освоению, разведываемые месторождения или нераспределенный фонд. Этот баланс будет постоянно меняться. Кроме того, помимо погашения запасов есть еще и их воспроизводство. Нельзя сказать: "Вот, нефти хватит только на 50 лет", —  и зарыдать. Мы каждый год ставим на баланс запасы нефти новых месторождений и отодвигаем этот рубеж.

Как пример — исчерпание запасов золота предрекалось уже на протяжении двух веков. "Все, золота больше не будет", однако сейчас мы видим значительный рост добычи этого металла, и его запасы не закончились.

Кроме того, то, что не считается сейчас месторождением, может им стать в будущем. К примеру, в 1970-х годах мы пропускали, проходили мимо и говорили "это не руда" по ряду месторождений. Кто бы мог тогда подумать, что мы теперь будем добывать руду на Сухом Логе (золоторудное месторождение в Иркутской области — прим. ТАСС)? Считали жильные зоны, считали содержание от 8 граммов и выше, а сейчас — 1,5 грамма. Поменялась технология, и эта "не руда" стала "рудой". То, что мы сейчас не считаем нефтяным месторождением, станет таковым лет через 20-25, а может быть и раньше. 

Беседовала Ирина Мандрыкина