Введение 16 лет назад Единого государственного экзамена (ЕГЭ) стало одной из серьезных реформ в российском образовании. Важным нововведением для повышения объективности ЕГЭ в свое время стало внедрение системы видеонаблюдения и установка рамок металлодетекторов, чтобы снять риски списывания. Инициатором этих изменений был глава Рособрнадзора Сергей Кравцов, недавно получивший также статус замминистра образования и науки.
В эксклюзивном интервью ТАСС, которое провели студенты Высшей школы экономики, Кравцов рассказал о том, как дистанционно можно обжаловать результаты экзамена и сколько студентов соответствуют требованиям крупнейших компаний.
— Сергей Сергеевич, в чем вы видите проблемы нынешней системы образования?
— У нас сейчас создана единая система оценки качества образования. ЕГЭ — один из элементов этой оценки. Он завершает систему школьного образования и дает возможность поступить в любой вуз выпускникам из Перми, Брянска, Подмосковья, из любого места, где проживает молодой человек. В 2013 году у нас были массовые нарушения на ЕГЭ.
Были утечки экзаменационных материалов, и все это породило несправедливость и приводило даже к некой деградации образования, потому что когда экзамены проходят необъективно, качество образования понижается. Мы провели большую работу, чтоб обеспечить честный ЕГЭ, и добились того, что экзамен везде проходит объективно.
Теперь про итоговую аттестацию после девятых классов. Мы здесь видим определенные проблемы. Родители пытаются помогать детям, а ребята пытаются списывать. Отсюда идет, кстати, напряжение в ЕГЭ: если с плохими знаниями ребята получают высокие результаты по ГИА-9 и переходят в старшие классы, то они потом хотят получить высокие результаты и на ЕГЭ, но там уже возможности воспользоваться чьей-то помощью не будет.
Следующий элемент — это всероссийские проверочные работы (ВПР). Основная проблема в системе школьного образования и вообще пробелы в знаниях начинаются с основной школы, с пятого по шестой класс. Если вовремя эти пробелы не диагностировать, они как снежный ком накапливаются к девятому классу.
У нас есть определенные проблемы с объективностью проведения ВПР. Тем не менее мы в этом году в каждый регион отправили списки школ, в которых, по нашему мнению, проверочные работы проходят необъективно. Наша задача — не принимать административные меры в отношении школ по результатам ВПР, а помочь учителям и школам, где низкие результаты. Для организации такой работы нам нужна объективная картина.
Сейчас стоит еще один очень серьезный вопрос. Многие ребята, которые хотят учиться, приходят в вуз, и там требования бывают ниже даже, чем в школе: преподаватели не приходят на занятия, необъективное оценивание, взятки за экзамены и зачеты. Это очень сильно демотивирует. Наша ключевая задача на сегодня — чтобы была объективная оценка в системе высшего профессионального образования.
Еще что мы сегодня видим как перспективу — нам, возможно, нужен некий интегральный экзамен, который как раз оценивает те новые навыки, нужные любому молодому человеку, который живет в современном обществе.
Мы попросили ведущие вузы страны и компании Москвы провести совместные экзамены и отобрать квалифицированных выпускников ведущих вузов столицы. Так вот, только 2% студентов ведущих вузов Москвы смогли соответствовать тем требованиям, которые нужны современным компаниям! А это такие компании, как Microsoft, Faberlic и т.д. И получается, что ребята не умеют работать в команде, не умеют работать в современных инновационных компаниях. Это тоже одна из ключевых задач для нашей системы образования.
— Школьные учителя довольно часто сами признают: ЕГЭ без репетиторов на высокий балл сдать невозможно. Что делать с учителями, которые не способны подготовить детей к ЕГЭ?
— Серьезный вопрос. Если хорошо учиться и если действительно хорошие учителя, то проблем со сдачей ЕГЭ не будет. ЕГЭ — это экзамен, который показывает результат обучения. Конечно, неправильно, что учитель вас не смог научить так, чтобы вы без репетитора не смогли нормально сдать ЕГЭ.
Недавно в Академии повышения квалификации и профессиональной переподготовки работников образования мы обсуждали результаты апробации оценки учителей. 15–20% учителей, участвовавших в исследовании (причем мы брали по всей России), не выполнили задания по математике и русскому языку. Они не знают математику и русский язык, не могут выполнить задания по своему предмету и практические педагогические задачи.
У нас очень большие вопросы к педагогическим вузам, потому что зачастую абитуриенты с низкими результатами ЕГЭ идут в педагогический вуз. Пусть это будут невысокие результаты, но за четыре года можно их подготовить, дать предметную подготовку, методическую — для того, чтобы быть хорошим учителем. Это первое.
Второе — после завершения обучения в педагогическом вузе нет объективного экзамена. Не факт, что четыре года обучаясь в вузе, учитель получит необходимую педагогическую подготовку. Должен быть независимый экзамен по итогам учебы в педагогическом вузе.
Сейчас в Москве такая работа идет, есть программа "Московский учитель". Экзамен в педагогическом городском вузе принимают учителя, дети которых показывают высокие результаты без репетиторов, и из школ, которые показывают высокие результаты. Допуск к педагогической профессии должен быть через этот экзамен и через серьезную практическую подготовку. У нас, к сожалению, педагогические вузы дают очень много теории и немного практики, а должно быть наоборот.
И третье — учитель должен проходить объективную аттестацию. Раз в пять лет учитель проходит аттестацию. Аттестация проходит формально. А нужно смотреть результаты учеников.
— То есть получается, вслед за ЕГЭ для школьников должен быть ЕГЭ и для учителей?
Если бы ребята учились хорошо с начальных классов, то репетиторы бы не потребовались
— У нас должна быть объективная оценка любого работника: учителя, директора школы, выпускника. И в этом нет ничего плохого. То же самое и в отношении школы. Наша следующая задача, после того как у нас организован объективный экзамен для выпускников, — сделать так, чтобы была объективная аттестация и у учителей.
— Но репетиторы действительно помогают сдать ЕГЭ.
— Проблема многих в том, что они берутся за ум, начинают учиться в одиннадцатом классе. И наверстать за это время весь школьный курс проблематично. Если бы ребята учились хорошо с начальных классов, то репетиторы бы не потребовались.
— Вы говорите о том, что ученик, который учился прилежно на протяжении всех одиннадцати лет, сможет сдать ЕГЭ хорошо. А бывают случаи, когда парень одиннадцать лет учился на одни пятерки, золотой медалист, а профильные ЕГЭ написал меньше 70 баллов…
— Могут быть разные причины. Могла быть случайность, переволновался. Нужно в таких случаях подавать апелляцию. Есть критерии оценивания тех или иных заданий. Они соответствуют определенному стандарту — что должен знать молодой человек после завершения школы. Поэтому в комиссии находятся методисты, которые проходят специальное обучение. Это высокопрофессиональные специалисты. Но мнение методистов, как и всех людей, может быть субъективно. Для этого есть апелляции и для этого есть Рособрнадзор.
— Вы говорили, что количество людей, подавших на апелляцию по результатам ЕГЭ, сокращается. А вам не кажется, что это может быть связано с тем, что сейчас в школах запугивают учеников, говорят не ходить на апелляцию, потому что могут понизить балл?
— Вас будут запугивать до тех пор, пока вы будете пугаться. Пока школьники для себя не поймут, что процесс образования, обучения — не для учителя, не для родителя, а для них самих лично. Школьник — главный человек в системе образования, и все правила и требования, которые есть, направлены на то, чтобы именно ему было комфортно. Кстати говоря, не везде в мире есть апелляции. В Китае, например, нет никаких апелляций, нет никакого досрочного периода экзаменов.
— В Брянске был случай: школьник пришел на апелляцию потому, что ему просто одно выполненное задание не зачли. А ему в комиссии сказали, что не будут ничего поднимать. Набранных баллов достаточно для Брянска, а в Москву ехать поступать не нужно. Как быть в такой ситуации?
— У него было право подать апелляцию в Рособрнадзор. Вы должны понимать, что люди в комиссии разные. Но он в этом случае должен был бороться до конца.
— А в Подмосковье на апелляции говорили, что не будут повышать балл, так как есть указание сверху повышать балл только у 10% подавших на апелляцию. Мол, такая вот норма установлена.
Школьник — главный человек в системе образования, и все правила и требования, которые есть, направлены на то, чтобы именно ему было комфортно
— Нет никакой нормы. Когда начинался эксперимент с введением ЕГЭ, было три части. Но мы со временем увидели, что тестовая часть не очень хорошо влияет на систему образования в целом, потому что вместо того, чтобы ученик показывал свои творческие способности, мог изложить решение задачи или написать мини-эссе по литературе или русскому языку, он вынужден был угадывать правильный ответ. Поэтому мы от этого отказались и перешли к тому, что стали больше оценивать умение применять знания, творческий подход. Но еще нет таких технологий, машин, которые могли бы объективно оценивать творческую часть.
Работа оценивается двумя экспертами, если они оценили примерно одинаково, выставляется эта оценка. Если результаты разные, работа отправляется к третьему эксперту, который еще раз ее проверяет. Все сделано так, чтобы оценка была максимально корректной.
— А если эксперт вот таким образом себя ведет?
— Писать жалобу. На сайте Рособрнадзора есть форма обратной связи, есть телефон доверия ЕГЭ. Все звонки я лично смотрю.
Страна у нас большая, 700 тыс. сдающих, 5,5 тыс. пунктов проведения экзамена, 70 тыс. аудиторий, задействовано порядка 30 тыс. людей на всей этой процедуре, разные случаи бывают. И если к нам поступает информация о каких-то нарушениях, мы в обязательном порядке разбираемся. Но, к сожалению, люди боятся звонить, или не знают, или не хотят дальше звонить и обращаться, а это нужно делать.
— А как вообще отбираются эксперты для оценивания ЕГЭ?
— Идет очень серьезный отбор. Это и учителя, которые имеют хорошие результаты школьников, это методисты, представители вузов. Мы обязательно с ними проводим подготовку. В течение года они проходят обучение несколько раз, после обучения они проходят оценку. После каждого экзамена мы смотрим, как работала каждая предметная комиссия.
— А почему на апелляции не разрешают включать диктофон?
— Почему не разрешают? Должны разрешать. Мало того, у нас сейчас дистанционная апелляция вводится. Можно по Skype оспорить набранные баллы, обсудить работу. Это особенно удобно для удаленных регионов, чтобы не ехать в Москву.
Вообще апелляция бывает нескольких видов. Первая — когда вы подаете документы и можно не приезжать на конфликтную комиссию, заочная апелляция. Второй вид — когда вы можете приехать на апелляцию, и вы можете записать апелляцию, никто вас не ограничивает.
Можно по Skype оспорить набранные баллы, обсудить работу. Это особенно удобно для удаленных регионов, чтобы не ехать в Москву
Понятно, что не все члены комиссии хотят, чтобы такая запись была. Но у вас есть такое право. У нас же видеонаблюдение есть на экзамене. Все записи хранятся три месяца, и при необходимости к ним можно обратиться. То же самое и на апелляции. Мы сегодня рассматриваем вопрос видеофиксации хода апелляции. Через какое-то время и апелляции будут записываться.
— А после полного рабочего дня эксперт может адекватно и объективно оценить работу?
— Есть норма, сколько часов длится работа эксперта, какие должны быть перерывы. Не должно быть так, чтобы эксперт был уставший и не смог квалифицированно проверить работу.
— Мы перед встречей провели небольшой опрос. Спрашивали: "Сколько стоит ЕГЭ?" — и люди из разных регионов назвали примерно одну и ту же сумму — 300–400 тыс. за экзамен. То есть существует определенная возможность купить результаты ЕГЭ. Слышали ли вы об этом?
— Слышал, конечно. А вы знаете реальных людей, кто заплатил 300–400 тыс. за экзамен?
Если такие случаи есть, о них нужно сообщать нам по телефону доверия ЕГЭ. Нам известны ситуации, когда за 300–400 тыс. предлагают КИМы до начала экзамена. А потом оказывалось, что они не имеют ничего общего с настоящими экзаменационными материалами. Это было самое натуральное мошенничество.
— А есть конкретные случаи, когда сажали людей, который жульничали на ЕГЭ?
— Конечно. По итогам 2013 года наказаны некоторые министры, и директора региональных центров обработки информации, и организаторы экзамена. У нас в этом году был случай, когда пытались вынести компьютер для распечатки КИМов в другую аудиторию. Но это мы быстро пресекли. У нас технология построена таким образом, что если печать материалов проходит в другое время или компьютер перемещается, мы это видим.
— Зато вопросы и ответы по всероссийским проверочным работам в этом году были выложены в Сеть за день до экзамена. И ответы были правильным.
— ВПР — это не ЕГЭ. ЕГЭ дает возможность каждому школьнику поступить в вуз. Мы здесь должны быть полностью уверены в том, что процедура объективна. А ВПР — это обычные контрольные. Причем школа может проводить эту работу в любой день. Мы не контролируем ВПР так же, как ЕГЭ, потому что в этом нет необходимости. ВПР — для самих школ, чтобы понимать уровень образования. Но мы видим, что не все школы готовы к таким самопроверкам. Конечно, мы будем с этим бороться.
В некоторых странах Европы нет такого контроля на экзамене. Потому что школьник сдает экзамен для себя. Сам приходит, сам пишет, ни у кого не списывает — он показывает свои знания. Когда вы завершите вуз, будут экзамены, на которых у вас не будет никаких шпаргалок, никаких гаджетов, и вас будут оценивать совсем по-другому. К этому нужно быть готовым. Наша задача — привить и школьнику, и учителю культуру объективности, культуру честности. Без этого очень сложно.
Интервью подготовили студенты ВШЭ Анастасия Хулап, Дмитрий Резников, Виктория Рипа, Анна Истомина, Олег Цозик, Александра Суховеева, Дарья Масленко