Специальный представитель Президента Российской Федерации по международному культурному сотрудничеству Михаил Швыдкой рассказал в интервью ТАСС о предстоящих перекрестных годах, возможном гастрольном будущем балета "Нуреев", взаимодействии с Украиной, "эмоциональном детском саде" и реформировании системы голосования ТЭФИ.
— Михаил Ефимович, расскажите о перекрестном годе-2018. Что можно выделить?
— Текущий год будет связан, прежде всего, с Годом России и Японии. В наших странах много усилий прилагается для того, чтобы этот перекрестный год прошел успешно. Причем, это будет не календарный год. Он начнется 26 мая гала-концертом японского искусства в Большом театре. Надеюсь, что это произойдет в присутствии лидеров наших государств. Завершится в мае 2019 года. Почему это важно? Год охватывает все сферы взаимодействия между нашими странами. Он будет касаться и энергетического сотрудничества, и сотрудничества в области инфраструктуры Дальнего Востока, к которой у японских компаний есть интерес. Кроме того, сотрудничество касается и области промышленности, сельского хозяйства, биотехнологий, космической сферы. Понятно, что есть традиционный интерес у японских компаний к российскому рынку автомобилей, техники, IT-технологий.
— А что же с культурой?
— Еще раз подчеркну, что Год охватывает все сферы взаимодействия между нашими странами. Также важное место займет сотрудничество в области образования, медицины. Есть конкретные проекты, связанные с обновлением медицинских центров РЖД, в которые готовы вкладываться японские компании, есть другие проекты, связанные с сотрудничеством в сфере науки. Будет развиваться взаимодействие по линии Минобороны России, в частности, предполагаются заходы наших кораблей в порты Японии и наоборот. Надеемся, что премьер-министр Японии Синдзо Абэ будет гостем Санкт-Петербургского экономического форума. И все же понятно, что отдельная тема — это культура. Здесь у нас с японскими коллегами есть традиционная форма сотрудничества — Фестиваль российской культуры в Японии. В 2018 году он будет проходить в тринадцатый раз. Во главе оргкомитета с японской стороны всегда стоят люди очень влиятельные, что подчеркивает важность Фестиваля. Программа Фестиваля охватывает все префектуры Японии. За все время существования его посетило более 15 млн. человек.
— Что можно будет увидеть на этот раз?
— Рассчитываем, что в рамках перекрестного года покажем лучшее, что есть в России. 12 июня Фестиваль откроется концертом оркестра Михаила Плетнева в Токио. Культурная программа перекрестных годов будет, к примеру, включать беспрецедентную выставку "Французский пейзаж 17-19 веков" из ГМИИ имени Пушкина, ее работа начнется уже в апреле, а потом в Россию приедет удивительная коллекция живописи эпохи Эдо, которая практически никогда не вывозилась из Японии. Естественно, в Японии будут выступать и артисты балета, и артисты цирка, проходить выставки из собраний Эрмитажа, Русского Музея. Мы планируем, что в рамках культурной программы пройдет около сотни мероприятий. Япония, как и многие другие страны, хочет, чтобы их удивляли знакомым. У них есть любимое. К примеру, Большой театр может ездить к ним всю жизнь. То, что они любят, японцы могут смотреть и слушать бесконечно. У нас, конечно, тоже есть любимое — мы договорились, что в Россию приедет театр Кабуки. Хотим не только читать Мураками,смотреть современное японское кино, но и видеть классику. Сами сейчас ломаем голову над тем, чтобы представить в Японии новейшее российское искусство. Конечно, все всегда будут смотреть русскую классику — "Лебединое озеро" и "Дон Кихота", но важно понимать, что Россию надо представлять и теми новыми художественными явлениями, которые созданы в стране за последние годы.
— И что конкретно это может быть, на ваш взгляд?
— Думаю, прежде всего, можно показать визуальное искусство. Современных мастеров, художников. От Ильи Кабакова до Ирины Наховой, которые представляют серьезное концептуальное искусство.
Конечно, все всегда будут смотреть русскую классику — "Лебединое озеро" и "Дон Кихота", но важно понимать, что Россию надо представлять и теми новыми художественными явлениями
Также у нас много хороших композиторов. Можно назвать Илью Демуцкого, который написал музыку к "Герою нашего времени" и "Нурееву" (режиссер Кирилл Серебренников — прим. ТАСС), Леонида Десятникова, который написал в свое время оперу по либретто Владимира Сорокина "Дети Розенталя", она тоже шла в Большом театре. Также могу вспомнить совсем молодого композитора Михаила Мищенко. Их знают в мире. Хуже знают у нас, как ни странно.
— Сразу напрашивается вопрос: "А рискнули бы отправить... "
— "Нуреева"?
— Да.
— Конечно. Думаю, Большой театр будет его много возить за границу. Не вижу в этом ничего запретного. "Колбаса для внутреннего потребления" и "колбаса на экспорт" — это такой советский подход. На самом деле, все, что интересно России и в России, может быть интересно и миру.
— А могли бы вы представить, что балет "Нуреев" в постановке Кирилла Серебренникова и хореографии Юрия Посохова войдет в культурную программу перекрестных годов?
— А почему нет-то? Что мешает? Произведение искусства, которое идет на сцене Большого театра, и финасовые коллизии — это совершенно разные вещи. Балеты Серебренникова — "Герой нашего времени", "Нуреев" — это серьезные спектакли большой формы, которые, уверен, будут иметь спрос на зарубежных сценах, у зарубежных импресарио. Собственно, интерес к этим спектаклям уже есть. Правда, "Нуреев" — постановка очень дорогая, поэтому, думаю, ее выезд будет возможен не в 2018 году, а, скорее, в 2019-2020 и последующих годах, поскольку у Большого театра ближайшие гастрольные планы давно сверстаны. Но, я уверен, что у него будет большая, счастливая гастрольная судьба.
— Я разговаривала с некоторыми чиновниками после премьеры, они официально не комментируют, но в кулуарах говорят, что "Нуреева" уже нельзя оценивать просто по критериям художественного произведения, все равно будет некий оттенок скандала, политический подтекст. Вы посмотрели балет одним из первых, согласны с этим утверждением?
— Красота в глазах смотрящего. Режиссура Кирилла Серебрянникова яркая и эмоциональная. Особенно в финале, когда артист балета, исполняющий роль Нуреева (а в спектакле 3 исполнителя), спускается в оркестровую яму Большого театра. Это грандиозная финальная прощальная точка. Просто комок в горле. И гениальная хореография Юрия Посохова. Уж он меньше всего думал о каком-то политическом подтексте. Посохов — один из уникальных хореографов, который создал выдающуюся художественную работу. Со времен Юрия Григоровича такого качества мужского дуэтного танца я не видел. И очень хорошая музыка Ильи Демуцкого. Повторю, конечно, вся драматическая история с Кириллом Серебрянниковым и его коллегами никуда не денется, но, уверен, что люди все-таки будут смотреть на "Нуреева" как на серьезное произведение искусства.
— Как вы считаете, на проекты, организованные в рамках перекрестных годов, кто ходит? Насколько я знаю по некоторым Неделям российского кино, туда, в основном, приходят представители российского дипкорпуса и диаспоры, а жителям стран это не особенно интересно.
В Европе больше востребованы Александр Сокуров и Андрей Звягинцев, в Китае — Федор Бондарчук
— Если говорить о кинематографе, сейчас Фонд кино разрабатывает идею замерять бокс-офис той или иной русской картины от продаж за рубежом. Это правильно. Если говорить о российских фестивалях за рубежом, тех же Неделях российского кино, они, прежде всего, привлекают наших соотечественников. И это нормально. А как только российские фильмы попадают в кинотеатральный показ, как только они становится участником рынка, только тогда можно говорить о влиянии на реальную публику. У нас есть положительные примеры. В Европе больше востребованы Александр Сокуров и Андрей Звягинцев, в Китае — Федор Бондарчук.
— А как вы оцениваете российско-американские отношения?
— В политическом плане у нас отношения с Америкой скверные. Но как было раньше 25-30% сотрудников "Метрополитен-Опера" русского происхождения, так и осталось. Как пела там Анна Нетребко, так и поет, как ставил там Дмитрий Черняков, так и ставит. Как дирижировал Валерий Гергиев, так и дирижирует. Как играл Денис Мацуев в "Карнеги-холле", так и играет. В Нью-Йорке, к примеру, с успехом проходит фестиваль "Вишневый сад", они привозят в США лучшее, что происходит на российских драматических сценах.
— Кроме Года в Японии, что еще можно выделить из международных проектов?
В политическом плане у нас отношения с Америкой скверные. Но как было раньше 25-30% сотрудников "Метрополитен-Опера" русского происхождения, так и осталось
— 14 января триумфально начались "Русские сезоны" в Италии, там будет около двухсот мероприятий. 11 января стартовал перекрестный год музыки и культурных маршрутов в Вене. Австрийцы очень заинтересованы в развитии культурных отношений с Россией. В 2019 году планируем провести с Австрией Год молодежных обменов и образования, в 2020 – Год литературы и театра. Несмотря на довольно жесткую санкционную политику, которая касается экономики, финансов, технологий, в таких сферах, как культура, образование, даже наука отчасти — все совсем не так. С британцами ведем переговоры о том, чтобы в 2019 году проводить перекрестный год музыки. С немцами завершается летом Год региональных и муниципальных обменов, в 2019году рассчитываем провести перекрестный год научных обменов.
— А есть какие-то цифры — сколько культурная Россия потеряла от введения санкций?
— Я скажу так. Поскольку ухудшилась экономическая активность, некоторые спонсоры уходят. Не потеряли ничего Эрмитаж, Большой театр, Третьяковская галерея, Мариинка — у них всегда есть спонсоры. Санкции усложняют жизнь менее "брендовых" институций. Конечно, для молодежи, для инновационного искусства все стало посложнее. Но все официальные проекты выполняются. К примеру, в рамках Года образовательных обменов с Великобританией мы запустили московский поезд в лондонском метро. Представляете, в нынешней сложной политической ситуации в Лондоне ездит поезд, который называется "Москва — сердце России". А у нас ездит британский поезд, посвященный научным открытиям.
Если сравнивать 2014 год и 2018 год — это разные вещи. Как мне кажется, у партнеров появилась определенная усталость от недоброжелательства. И ряд деятелей мировой культуры, которые давали в 2014 году очень острые реакции, к примеру, на то, что происходило на Украине, в 2018 году во многом изменили свое отношение. Конечно, и у нас есть люди, например, Иван Вырыпаев, которые говорят, кому и с кем сотрудничать, и что власть всегда виновата. Но, мне кажется, это эмоциональный детский сад.
— Я опять хочу вернуться к Серебренникову. Вы постоянно общаетесь с людьми на высоком международном уровне и, наверное, слышите и видите, как многие крупнейшие фестивали, люди с именами поддерживают Серебренникова. Нет ли такой опасности, что будут культурные санкции в отношении деятелей искусства, связанные именно с этой историей?
— Давайте будем реалистами. Не исключаю, что некоторые фестивали будут политизировать ситуацию с Серебренниковым. И начнут говорить о том, что поскольку Кирилл под домашним арестом, мы не будем приглашать русских артистов. Но, во-первых, фестивалей много. Во-вторых, крупные фестивали себе это не позволят. Я очень уважаю дарование Кирилла Семеновича, но, еще раз повторю, есть проблемы, которые находятся за пределами культурного пространства. Они связаны с финансовой реальностью. Я не хочу предугадывать решение суда, у меня желание одно, чтобы Кирилл оказался в репетиционном зале, а не в СИЗО или, не дай Бог, в колонии. Но не надо это все смешивать в одну кучу. Поверьте мне, проблема Крыма и Украины с точки зрения реакций интеллектуальной и культурной общественности была гораздо серьезнее, чем проблема Серебренникова. Но за четыре года многие вещи прояснились.
— Вы думаете, отношения с Украиной еще возможно наладить?
— Трудно что-то сделать после того, как пролилась первая кровь. А крови пролилось много. Сложно примирять стороны, потому что в гражданских войнах не бывает победителей. Но на нашей потребности друг в друге, на мой взгляд, эти события отразились меньше, чем могли бы. Думаю, на межгосударственном уровне довольно долго ничего еще происходить не будет, а на уровне личностном можно что-то делать. В любом народе есть безумные радикалы, которые все время хотят войны, а есть люди, которые хотят нормальной жизни.
— А что по поводу "черных списков", которые на Украине постоянно составляют?
Я очень уважаю дарование Кирилла Семеновича, но, еще раз повторю, есть проблемы, которые находятся за пределами культурного пространств
— Вы имеете в виду так называемые стоп-листы? Считаю, что это чудовищно. Это, к примеру, очень навредило нашим отношениям с Латвией, когда латыши ввели свои стоп-листы. По существу, из-за этого закрылась "Новая волна" в Юрмале. Это варварство. Естественно, художники – люди эмоциональные, возбудимые. У них есть излишняя взвинченность. Но это люди искусства, они менее ответственны, чем политики.
— Я беседовала с Кареном Шахназаровым, он говорил, что да, Украина современные картины у "Мосфильма" не покупает, но фильмы Рязанова и Гайдая по-прежнему берут. Можно ли говорить, что культурные отношения двух стран окончательно разорваны?
— С одной стороны, можно повторить слова Карена Георгиевича: по-прежнему покупают советскую классику, комедии, мелодрамы. С другой стороны, русские артисты изредка выступают и в Киеве, и в Одессе. Я уж не говорю о Михаиле Жванецком. Да и украинские артисты иногда приезжают в Россию, выступают в концертах. Но на Украине действуют законы, согласно которым, если побывал в Крыму, ты можешь запросто оказаться под уголовным преследованием. И люди опасаются такого рода развития событий. Тем не менее, в 2015 году мы в Белоруссии создали с украинскими коллегами проект, который называется "Минская инициатива". В нем принимают участие писатели, музейные, театральные деятели трех стран. Мы выпустили два сборника — стихи молодых поэтов на трех языках и книгу коротких рассказов. Параллельно делается большой проект "Три Софии", который связывает молодых художников России, Белоруссии и Украины. Также предполагается уже в этом году осуществить проект "Особенный театр для особенных детей". Инициатива изначально пришла из Киева. Три коллектива из Белоруссии, России и Украины делают кукольный театр для детишек с особенными потребностями. Словом, какая-то жизнь все же есть.
— А какие-то перспективы в ближайшем будущем вы видите?
— Поймите, политическая ситуация – она все равно временная. Возможно, при моей жизни она и не разрешится, а разрешится через 20-30 лет. Но для истории это не срок. Отношения между странами все равно всегда были близкими. Мы этнически, исторически, семейно очень близки. Это одна из трагедий моей жизни – разрыв отношений России и Украины. У меня могилы на Украине. Понимаю, что, может быть, при жизни своей туда не попаду. Для меня это очень больно.
— А что по поводу Сирии? Будут ли в итоге российские специалисты участвовать в восстановлении Пальмиры?
— Буквально на днях мы говорили с Михаилом Борисовичем Пиотровским, также обсуждали этот вопрос с коллегами в МИД. Мы исходим из безопасности людей. Выходить в поле в Алеппо или Пальмире сейчас не стоит. Многое нужно разминировать.
Помимо памятников античности, там есть и православные монастыри, которые тоже надо будет восстанавливать. Понятно, что наш долг, как страны-члена ЮНЕСКО, страны, входящей в ООН, помочь в восстановлении Пальмиры, в реставрационных работах. У Эрмитажа очень много наработок в этом плане. Думаю, что было бы целесообразно заключить договор с управлением древностей Министерства культуры Сирии и пригласить коллег-реставраторов в Россию на курсы повышения квалификации. Обучение будет длиться 2-3 месяца. В ближайшее время Эрмитаж, надеюсь, подпишет такое соглашение и начнет обучать специалистов. Российская сторона к этому готова.
— А что касается ТЭФИ. Сейчас финалистов премии выбирают представители российских телеканалов и медиа-групп. Осенью Владимир Познер раскритиковал нынешний порядок проведения ТЭФИ, отметив, что он "не имеет ничего общего с демократическим выбором". Вы особо эту ситуацию не комментировали, что сейчас скажете?
— Мы живем в свободной стране: кто-то имеет право выступать с резкой критикой, кто-то – не комментировать.
— А если не комментировать, а просто рассказать о возможных реформах ТЭФИ? Они будут?
— Не уверен, что меня и моих коллег устраивает нынешняя форма голосования. Понимаем прекрасно, что нужно искать другие подходы. Как ни странно, я сейчас общаюсь с математиками из МГУ, вместе хотим найти наиболее объективную форму голосования. Работаем с учеными, которые занимаются теорией игр, они подскажут, минимизировать риски. Но надо понимать, любыми результатами голосования всегда будут недовольны. Никакой общей радости тут быть не может. И в этом смысле любая премия всегда вызывает споры. Почему дали этому, а не тому? Грубо говоря, возможны два варианта: либо выбирает один человек и говорит — вот победители, и все шишки валятся на него, либо голосуют 10 тыс. человек.
— Но просто цифрой тоже тут не возьмешь. Десять тысяч дворников такого навыбирают...
— Речь идет только о людях, которые работают в индустрии. И вот вопрос в том, как найти оптимум между одним человеком и какой-то цифрой, которая будет давать более-менее объективную картину. Эту премию учредили главные каналы страны. И когда говорят, что эта премия не демократична, потому что ее дают руководители каналов, мне это непонятно, они ведь тоже люди. Я, к примеру, не голосую. У меня есть только право организовать работу, я кладу свое доброе имя на алтарь критиков, на алтарь "оплевывания". Мне тоже это не очень нужно, у меня есть масса и других затей, за которые меня могут оплевать. Лучше за новую премьеру Московского Театра мюзикла, чем за неправильно распределенные телевизионные премии. Но есть внутренние обязательства, поэтому мы попробуем выработать новую систему голосования.
— И когда она может быть представлена?
— Надеюсь, что к весне. Мы хотим, как и в прошлом году, проводить премию ТЭФИ осенью, в октябре 2018 года. Значит, в феврале-марте начнется конкурс, поэтому новую методику голосования представим уже скоро.
Беседовала Наталья Баринова