Наталия Мещанинова, режиссер "Сердца мира" — об экологах, собаках и плачущих кинокритиках
Фильм режиссера и сценариста Наталии Мещаниновой "Сердце мира" победил на фестивале "Кинотавр" в Сочи, а в сентябре отправится участвовать в программах важных международных смотров в Сан-Себастьяне и Торонто.
Главный герой картины — ветеринар, он живет в глубинке и работает на притравочной станции для охотничьих собак. В фильме снимались Степан Девонин, Дмитрий Поднозов, Яна Сексте, Витя Оводков и другие. В прокат картина выйдет 27 сентября.
Мещанинова рассказала ТАСС, каким видит героя своего фильма, сможет ли новая картина, на ее взгляд, повторить успех "Аритмии" Бориса Хлебникова, к которой она писала сценарий, и сообщила о своих будущих проектах.
— Ваш фильм "Сердце мира" начинается с довольно жесткого эпизода, где ветеринар зашивает страшные раны растерзанной собаке. Это было так задумано: с первых кадров сделать зрителям больно?
— Скажем так: предполагала, что некоторые люди во время просмотра моего фильма могут ощутить дискомфорт. Но я не хотела всех сильно ранить такой сценой, это исходное событие фильма, которое должно стоять именно в начале. Не то чтобы это была попытка кого-то уязвить, просто так сложились наши мысли, это было продиктовано драматургическими задачами.
Мне, кстати, не казалось, что она какая-то шокирующая, я думала, что многие люди будут переживать в середине фильма, где показана сцена с собакой и лисой, а не в самом начале.
— Почему вы решили выбрать именно притравочную станцию местом, где разворачиваются события? В обществе к ним сейчас очень неоднозначное отношение, даже велась дискуссия в Госдуме, где некоторые депутаты предлагали закрыть такие станции.
— Когда мы придумывали сценарий, решили, что было бы интересно рассказать именно о притравочной станции. Это место, которое действительно неоднозначно воспринимается, так можно многие вопросы поставить перед зрителем. Когда придумывали сюжет, еще не было никакого волнения — ни в Думе, ни среди зоозащитников, никто ничего про это не знал. Знали единицы, знали охотники. Не было такого хайпа. Он начался, когда мы закончили снимать и вдруг оказались в центре общественного урагана. Никто не предугадывал такого развития событий.
— Хотела еще спросить про образы экологов в фильме, мне показалось, что они несколько карикатурны.
— А это и не экологи, это люди, которые считают себя зоозащитниками. Я наблюдала за группами ребят, которые все время пытаются придумывать какие-то акции. Мы хотели рассказать про таких людей. Они очень мучаются, если не знают, какие еще "добрые" дела могут сегодня сделать. К примеру, слышала такую историю: люди приходили в магазины, где продают меха, засовывали руки в капканы, выливали туда кетчуп, который выглядел как кровь, и лежали так в торговых центрах, пока их охрана не выгоняла. Все это было глупо и смешно, никакого воздействия на людей такие акции не оказывают. А среди настоящих экологов есть, конечно, хорошие приличные люди, которые глубоко понимают все проблемы.
Эпизод в фильме, когда зоозащитники пробираются на станцию и выпускают лисят, — это наша выдумка. И после съемок мы узнали, что произошла ровно такая же история с одним нашим знакомым. Это было как раз после обсуждения в Думе. К ним на станцию забрались люди, называющие себя зоозащитниками, выпустили кабанов с кабанятами, в итоге их всех задрали волки. Повторилась история из нашего кино, которую мы придумали.
— В титрах вы благодарите за помощь Бориса Хлебникова, каково было его участие в фильме?
— Я бы назвала его соавтором. Мы вместе придумывали многие сюжетные линии, иногда просто встречались и делились друг с другом соображениями. Я рассказывала, что хочу по смыслу, по интонации, мы вместе выбирали героев, а несколько сцен Боря сам придумал.
— В прошлом году "Аритмия", которую сначала тоже показали на "Кинотавре", произвела совершенно невероятное впечатление на публику. Причем она поразила даже самых циничных кинокритиков, которые, выходя из зала, плакали. Когда писали сценарий, ожидали, что такое впечатление фильм окажет на зрителей?
— Не ожидали. Мы настолько не ожидали, что, увидев после показа людей в слезах, просто были в шоке. Помню, стою рядом с Хлебниковым и спрашиваю: "Боря, почему все плачут? Что происходит?". Конечно, в фильме есть трогательные моменты, но чтобы мужчины выходили с залитыми слезами лицами, это было очень удивительно.
Наверное, сейчас можно разложить все на составляющие и понять, как, за счет чего. Но и у меня, и у Бори достаточно самокритичности и самоиронии, мы не думали, что какую-то великую вещь сделали. Фильм выходит, потом посмотрим.
— Как думаете, зрители также примут и ваше "Сердце мира"?
— "Сердце мира" — фильм более неоднозначный. В "Аритмии" приятно "подключаться" к героям, чувствовать их, они очень узнаваемы, в каждом из нас находит отклик история расставания, развода. В "Сердце мира" герои сложнее, их можно считывать на разных уровнях. Можно считывать по внешнему плану: вот режиссер говорит "в клетке лучше, чем на свободе" или "животные лучше людей". Но важно "подключиться" к героям, только тогда поймешь, про что фильм. Тут все-таки от зрителя требуется больше работы.
— "Подключиться" к главному герою действительно довольно сложно, он очень противоречивый: то агрессивный и нетерпимый, то незащищенный, ищущий любовь. Он так трепетно заботится о собаках и с такой яростью избивает владельца станции, Николая Ивановича, казалось бы, своего друга. Какой он все-таки: сильный, слабый? Или такой, как все мы, разный?
— Он раненый в детстве человек, он очень хочет быть хорошим для Николая Ивановича, для его семьи, это не всегда получается, потому что его реакции психически неуравновешенные. Он себя сдерживает, сдерживает, потом пружина срабатывает, выбрасывает его на вершину истерики. Он просто недолюбленный.
— Сцена в фильме, когда герой избивает своего выпившего друга, получилась, как мне кажется, очень жестокой. Я увидела в этом поступке серьезную психологическую болезнь главного героя, на ваш взгляд, она лечится?
— Думаю, лечится. Но если зайти немного на территорию психотерапии, проявление агрессии — это равно нелюбви к себе. И ощущению того, что тебя никто не любит. Как правило, агрессивные люди к себе очень плохо относятся. Как только ты начинаешь относиться хорошо, уровень стресса понижается.
— На "Кинотавре" показали еще один фильм по вашему сценарию, "Войну Анны" Алексея Федорченко про девочку, выжившую во время массового расстрела в 1941 году, и два года существующую в нежилых помещениях немецкой комендатуры. Почему вас заинтересовала эта история?
— Мне было интересно рассказать историю ребенка, который находится в замкнутом пространстве. В какой-то степени для меня, как и для Леши, это был эксперимент, потому что я никогда не обращалась к историческому кино, мне было тяжело в этом плане работать.
Лешина задача была довольно сложная, он просил, чтобы там не было сюжета и сюжетных диалогов, ему не хотелось какой-то драматургической выразительности. Все время задавала себе вопрос: почему она не пытается убежать, а два года прячется в камине? Я для себя объясняла это так: потому что мир сошел с ума и это единственное место, где она чувствует себя в безопасности. Остальные взрослые чокнулись все. Это задало мне понимание всей истории, того, что происходит за пределами этого камина.
— В начале августа на Первом канале вышла ваша адаптация испанского сериала "Красные браслеты" о подростках, которые находятся в многопрофильной клинике. Остался ли сериал актуальным до сих пор? Как я понимаю, вы делали его в 2015 году, а вышел он только сейчас.
— На мой взгляд, этот материал вообще не обращается к актуальности. Это вечная тема. Дети болеют, дружат, влюбляются и переживают свои собственные драмы. Пока живет человечество, эта тема никогда не устареет.
— Как вы считаете, не слишком ли болезненна эта тема для российского общества?
— В нашем обществе множество табуированных тем, и тема детской болезни, детского рака — одна из самых непроизносимых в медиапространстве. Просто гораздо комфортнее не думать и не страдать, отмахаться руками: ой, не показывайте нам болеющих детей, и без вас жизнь сложная! Поэтому так важно об этом говорить, и желательно постоянно.
— В одном из интервью вы сказали, что делать адаптацию — не самая сложная задача. И в том же интервью говорили, что вам нравится несколько американских телефильмов — "Во все тяжкие", "Игру престолов". Какой еще сериал, на ваш взгляд, мог бы прижиться в России или, может быть, вы хотели бы сделать адаптацию?
— Мне было любопытно попробовать сделать адаптацию именно этого сериала. Из-за темы, интонации и смыслов. Ну и работать с юными артистами — это такая проверка для режиссера.
Но в целом мне на сегодняшний момент совершенно не интересно адаптировать, а уж тем более крутые сериалы. Рука не поднимется.
— Сейчас вы стали одним из режиссеров и сценаристов, с именем которого связаны самые громкие фильмы последних лет. Это авторское, но при этом зрительское кино. Насколько вы сами ощущаете себя человеком, который формирует современный кинематограф?
— Не согласна, будто что-то формирую, у нас много авторов. Меня недавно спрашивали, считаю ли я себя представителем новой волны, но я не понимаю, что это за волна. Мы просто продолжаем работать над нашими фильмами, это приобретение для меня было самым важным в профессии. А что уж там мы формируем, с этим аналитики разберутся лет через пять.
— Понятно, какими будут следующие фильмы?
— Да, мы уже работаем. У Бори Хлебникова будет полный метр про современных моряков, которые добывают рыбу. Действия разворачиваются на маленьком траулере, это история про отношения, про травлю, про отстраненность. Такая психологическая вещь. Но еще и экшн — что происходит с кораблем, с командой. Мы рассчитываем, что это кино может стать и коммерчески успешным.
Также пишу сценарий для сериала Хлебникова. Он про полицейских, про отношения между людьми. Это не про пули и драки, а такой психологический фильм, криминальная драма.
Еще мой режиссерский проект будет про измену в старческом возрасте, про подростковые страсти в 70 лет.
Беседовала Наталья Баринова