"Повышение возраста приобретения оружия — не панацея". Депутат ГД о трагедии в Керчи

После трагедии в Керчи целый ряд экспертов и представителей парламентского корпуса выступили с инициативами об ужесточении законодательства в сфере контроля за оборотом оружия в РФ. В интервью ТАСС первый зампред комитета ГД по безопасности и противодействию коррупции, бывший замгенпрокурора РФ Эрнест Валеев дал оценку таким предложениям, а также ответил на вопрос о том, есть ли в России оружейное лобби и как бороться с поддельными медицинскими справками для получения лицензии на оружие.

— Эрнест Абдулович, нужны ли, на ваш взгляд, какие-либо меры по ужесточению контроля за оборотом оружия после трагедии в Керчи?

— Безусловно, любое резонансное преступление, особенно с гибелью большого количества людей, — это повод и законодательным органам анализировать состояние законодательства, правоприменительную практику с тем, чтобы ответить на вопрос, были ли причинами совершения преступления или условиями, которые способствовали ему, какие-то пробелы в законодательстве, или же дело в недостатках правоприменения.

Когда был случай со стрельбой в школе в Москве, Росгвардия проводила проверку деятельности частных охранных структур по всем образовательным учреждениям в РФ, и, безусловно, мы анализировали и законодательство.

Здесь, я думаю, тоже есть повод, чтобы такую работу провести. Но есть один тонкий момент. На сегодня все обстоятельства совершения преступления еще не установлены. А это прерогатива следственных органов. Поэтому для полноты картины и предметной работы в этом направлении — и комитета [Госдумы по безопасности], и других профильных комитетов и ведомств, исполнительных органов, — все-таки надо исследовать фактические обстоятельства. И уже потом, собрав все эти данные, начинать анализ.

— Нужно ли сейчас создание при комитете соответствующей рабочей группы?

— Я всегда противник того, чтобы с ходу создавать видимость бурной деятельности. Работа с законодательством не терпит суеты и сиюминутных решений. Убежден, что анализ будет нужен. И если иметь в виду, что мы в комитете постоянно анализируем законодательство в сфере оборота оружия и в него почти ежегодно вносятся какие-то поправки, то я допускаю, что, когда мы соберем всю информацию и получим данные следственных органов, встанет вопрос о необходимости создания рабочей группы. Но это только одна из форм работы.

По трагедии в Керчи было очень много вопросов: и о количестве нападавших, и о примененном оружии, и о личности преступника. Сегодня есть понимание, что он получил разрешение на оружие и [легально] купил патроны, но откуда, например, взрывчатка, где он ее приобрел? 

Надо понимать, что причины преступления могут быть самые разные. Мы говорили про влияние интернета, про колумбайн-сообщества, это также вопросы воспитания, работы с подростками. Нужно понять, как он сформировался, что на него повлияло.

С другой стороны, в стране сейчас примерно 5 млн единиц оружия на руках у граждан. Но лишь незначительная часть используется для преступлений, и это необязательно из-за недостатков в законодательстве. И потом, не каждое преступление, даже самое тяжкое, должно обязательно влечь за собой законодательные меры по ужесточению контроля за оборотом оружия. У нас и так это законодательство достаточно взвешенное.

— Как вы относитесь к предложениям повысить возраст приобретения оружия?

— Да, есть разные предложения, например, установить планку в 21 или 23 года. Но тогда у меня вопрос: мы что тогда, с 18 лет в армию не должны призывать людей? Напомню, что для получения разрешения на оружие человек должен пройти обучение, все это предусмотрено.

Я не хочу сказать, что не нужно обсуждать проблему повышения возраста, но для этого как минимум нужен анализ: сколько преступлений совершено с применением оружия, в том числе легально приобретенного, и сколько среди этих лиц моложе, скажем, 21 года. У нас же масса случаев, когда из собственного легального ружья стреляют пенсионеры. Так что этот вопрос можно и даже, наверное, нужно обсуждать, но это не панацея.

Если говорить в целом о подростковой преступности, то действительно у нее много факторов; в свое время было разделено образование и воспитание, сейчас эту ошибку исправили. Очень влияет обстановка в семье, подростковая преступность часто ситуативная. Уверен, что это будет анализироваться в комитете Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей, и в нашем комитете. 

Но еще раз предостерегаю: самый простой вариант, как у нас иногда любят делать, — использовать произошедшее как повод для ужесточения законодательства. Чтобы что-то менять, нужен серьезный анализ.

— Отсутствие на входе в колледж профессионального охранника — это недостаток правоприменительной практики? Кто за это ответственен?

— На эти вопросы будет отвечать следствие. Я думаю, по Росгвардии уже прошел приказ, сейчас они будут проверять [на предмет обеспечения охраной] все образовательные учреждения. 

 — А есть ли такое понятие в России, как оружейное лобби, и верно ли утверждение, что любые попытки ужесточить контроль за оборотом оружия будут бить по оружейному рынку и по производителям, которые, в свою очередь, будут этому противодействовать?

— В России не существует оружейного лобби в юридическом смысле, потому что у нас нет закона о лоббизме. Что касается в целом изменений, вносившихся в закон об обороте оружия, по крайней мере за последнее семь-восемь лет, которые я работаю в Думе, да и раньше, когда я работал в надзорном ведомстве, то в основном они направлены на ужесточение требований, а не на либерализацию. Поэтому вряд ли корректировки, которые были внесены в закон об оружии, можно связывать с оружейным лоббизмом. 

— Какие, на ваш взгляд, еще могут рассматриваться меры по недопущению получения оружия психически нездоровыми гражданами?

— Все эти ограничения прописаны в законе об оружии. Для получения лицензии необходимо представить медицинскую справку, заключение от нарколога, от психиатра.

— Но не секрет, что такую справку сейчас можно купить. Недавно даже ваш коллега Максим Сураев рассказал об этом на заседании Госдумы.

— Проблема с предоставлением подложных медицинских справок существует. Действительно, покупают справки. В связи с этим мы внесли изменения в закон об оружии с тем, что такие документы можно получить только в муниципальных или государственных учреждениях здравоохранения, чтобы частник не имел к этому доступа. Хотя понятно, что это не полностью решает проблему.

Мы пытались в свое время дать полномочия МВД, потом Росгвардии (это была моя законодательная инициатива), внести поправки, которые давали бы возможность лицензионным органам при выдаче лицензии запрашивать в медицинских учреждениях сведения о болезнях, препятствующих получению оружия. Но каждый раз Минздрав отклонял такие инициативы, ссылаясь на врачебную тайну.

— Планируете ли вы далее продвигать эту инициативу?

— Последний раз на правительственной комиссии по профилактике правонарушений этот вопрос обсуждался уже после отклонения нашей инициативы. Там было дано поручение главе МВД РФ "инициировать обращение в комитет [Госдумы по безопасности] о дополнительной проработке во взаимодействии с Минздравом вопроса о внесении изменений в федеральный закон в части предоставления органам внутренних дел информации о лицах, страдающих психическими расстройствами и представляющих опасность для окружающих без согласия гражданина или его законного представителя". Вот отправная точка, чтобы как-то снова попытаться эту проблему решить.

— Видите ли вы возможность компромисса по этому вопросу?

— Ни Росгвардии, ни МВД не нужен весь перечень заболеваний, которыми страдает человек. Необходимо, чтобы у них было правовое основание сделать запрос в медицинское учреждение и чтобы оно подтвердило подлинность справки о том, может ли гражданин иметь оружие. Мы ставим такой вопрос по оружию и по выдаче лицензий на частную охранную деятельность, потому что она тоже связана с применением спецсредств и оружия.

Я не вижу другого способа предотвратить получение оружия [психически нездоровым человеком], кроме проверки подлинности справки. Поэтому будем дальше прорабатывать эту тему. 

Но в целом законом об оружии мы занимаемся постоянно. Редкое заседание комитета проходит, чтобы не обсуждались связанные с ним проекты. Мы отклонили немало инициатив, которыми предлагалось разрешить ношение короткоствольного оружия, были предложения по совершенствованию порядка выдачи оружия, по срокам приобретения прав на него. Так что пытаться сегодня представить дело так, будто раньше никто этим не занимался и надо срочно создавать рабочие группы и все менять... Я думаю, это неверно. Самое плохое в законотворческой деятельности — когда спонтанно, пусть даже после самого резонансного события, начинают спешно корректировать законодательство.

Беседовал Алексей Цыпин