Глава департамента МИД РФ: регионы и бизнес должны помочь возвращению соотечественников

Директор департамента по работе с соотечественниками МИД РФ Олег Мальгинов в специальном интервью ТАСС рассказал о проблемах, с которыми сталкивается 30-миллионная русская община за рубежом. Дипломат также ответил на вопросы о реализации новой концепции миграционной политики, озвученной президентом Владимиром Путиным на VI-ом Конгрессе российских соотечественников в Москве.

— Почему Конгресс российских соотечественников проводится только раз в три года? Выдвигаются ли предложения либо из Москвы, либо от самих соотечественников проводить форум чаще?

— В 1999 году был принят закон "О государственной политике в отношении соотечественников за рубежом", которым предусматривается, что раз в три года проводится Конгресс российских соотечественников. В промежутках между конгрессами проводятся конференции российских соотечественников. На эти форумы съезжаются представители всех стран, в которых существуют российские общины. Просто формат конференций немного поменьше, чем у конгрессов.

Как правило, конференции носят тематический характер, а конгресс более всеохватывающий, на нем обсуждаются многие вопросы, с которыми сталкиваются российские соотечественники.

У нас в этом году было пять рабочих секций. Первая — это вопросы защиты прав, вторая — вопросы поддержки идентичности в комплексном формате: язык, школы, история, религия. Третья секция — молодежь, четвертая — СМИ, соцсети, коммуникации, пятая — бизнес, экономическое взаимодействие. Это новая тема. Мы максимально стараемся сделать повестку такой, чтобы охватить все важные вопросы. Что касается конференций, то там, как правило, один-два вопроса. В прошлом году конференция была посвящена столетию Русской революции, и там был в основном вопрос осмысления раскола России в 1917 году с точки зрения современных реалий.

Проведение конгресса раз в три года — это срок, установленный законом. Но в рабочем плане мы встречаемся чаще. Если будет возможность, прежде всего — финансовая, будем больше организовывать целевых мероприятий. У соотечественников каждый год проводятся региональные конференции, молодежные встречи. Проводится Всемирный форум молодых соотечественников в Софии. Есть мысль о том, чтобы все-таки возродить региональные молодежные встречи. Здесь много вопросов, которые приходится решать. Мы стараемся где-то за счет более эффективного использования ресурсов, сокращения не очень приоритетных расходов, сконцентрироваться на приоритетных направлениях.

— Ожидает ли МИД РФ, что церковный раскол, который мы сейчас наблюдаем, осложнит положение русскоязычной общины на территориях, входящих в юрисдикцию Константинопольского патриархата?

— Положение соотечественников зависит не столько от церковного раскола, сколько от политики властей того или иного государства. Будет ли раскол дополнительной проблемой для наших верующих соотечественников? Безусловно. Наши верующие соотечественники ждут слов Патриарха. Будем содействовать в решении возникающих вопросах.

Я разговаривал с Александром Александровичем Трубецким (директор фонда "Франко-российский диалог", потомок князей Трубецких и князей Голицыных — прим. ТАСС). Он говорит, что даже достаточно крупный приход, который находился в окормлении Вселенского патриарха Варфоломея во Франции, принял решение перейти под юрисдикцию РПЦ. Потомки знатных русских фамилий все-таки понимают ценность единства диаспоры, единства россиян, единства РПЦ. Они в своем большинстве, конечно, выступают против того решения, которое пытается продавить Вселенский патриарх.

— Выступая на Конгрессе соотечественников глава МИД РФ Сергей Лавров отметил, что россияне испытывают давление из-за русофобской кампании, которая в последние годы развернута в западных странах. В каких странах эти проблемы являются наиболее острыми? Повлияла ли эта кампания на количество соотечественников, желающих вернуться на родину?

— Мы отфиксировали тенденцию к тому, что число обращений с просьбой принять участие в программе переселения возрастает. Здесь существует целый комплекс причин, но количество желающих переселиться, в том числе из европейских стран, увеличивается, безусловно, и из-за возросшего ощущения дискомфорта в связи с этой ситуацией (роста русофобии — прим. ТАСС).

Говорить о том, что в ряде западноевропейских стран приняты законодательные, институциональные меры (в отношении россиян и российских соотечественников — прим. ТАСС) было бы неправильно — там этого не было. Но то, что фон в СМИ создается достаточно некомфортный, это так и есть.

Постоянно пытаемся эту обстановку учитывать, получать какие-то данные и в США, и в Великобритании, в других странах. На местном уровне в большинстве стран нет такой озлобленности. Вот пресса, политики, разговоры в парламентах и по телевидению — да, это есть. И русофобия в общественном пространстве зашкаливает. Нам даже говорят, что если бы западная пресса аналогичным образом вела себя по отношению к другим национальным, этническим группам, то авторов бы засудили, а в отношении русофобии этого нет. Зато на уровне местных общин, простых людей — русофобии, пожалуй, нет.

Даже в США проходят мероприятия наших соотечественников, и в них участвуют представители местных властей. Они содействуют проведению этих мероприятий. Так происходит и в других странах. Безусловно, нельзя сказать, что СМИ не оказывают никакого влияния, но нельзя говорить и о том, что их негативные представления о России глубоко проникли в общество.

Но есть и другие ситуации, другие страны, где это бросается в глаза. В государствах Прибалтики более жесткое отношение к россиянам, к русскому языку и культуре. Там наши соотечественники выступают за сохранение русскоязычного образования, за право публично общаться на русском языке. Это позиция в защиту своих естественных прав, к сожалению, не приветствуется, в том числе и на бытовом уровне. Молчит и Евросоюз. Пока. Но я думаю, что это все обратимо.

Другое дело, как довести эти здоровые взгляды простых людей до политического слоя стран Прибалтики, других государств. Когда это произойдет? Ведь и в политических слоях тоже не все однозначно. Есть готовность во многих странах сменить риторику. Может быть, пока нет смелости.

— Вы упомянули Прибалтику, где остро стоит проблема с притеснением русскоязычного населения. Какие действия вы предпринимаете для того, чтобы помочь соотечественникам?

— Департамент по работе с соотечественниками — не единственная структура в МИД, которая обеспокоена ситуацией в Прибалтике. Она, кстати, разная во всех трех странах (Латвии, Литве и Эстонии — прим. ТАСС). МИД работает в рамках международного права, в рамках двусторонних соглашений. До того как я был направлен послом в Румынию, я работал директором Департамента по правам человека, и там мы тоже занимались этой проблемой. Главное направление на сегодняшний день, которое нужно продолжать, несмотря на большие сложности, которые возникают, — это работа через международные организации, использование международных инструментов (договоров, конвенций), а также механизмов защиты прав человека.

Да, на эти механизмы оказывают политическое давление сейчас оппоненты России. Очень непросто провести решения, которые полностью бы отвечали ситуации, сложившейся в этих странах, но мы последовательно продолжаем эту работу, и постепенно наши оценки также находят отражения в принимаемых решениях. Для нас это один из основных моментов.

Второй момент — Департамент по работе с соотечественниками МИД РФ считает, что защита прав — это универсальная категория, ей занимаются правозащитные и просто общественные организации всех стран. Вы знаете, какая реакция бывает, скажем, в других странах, если что-то неблагополучное произошло в России? Мы считаем, что и организации российских соотечественников вправе обращать внимание своих властей в странах, где они проживают, на эти ситуации. И эта работа ведется. Мы рады, что растет солидарность между объединениями соотечестевнников разных стран.

— На Конгрессе соотечественников президент РФ Владимир Путин говорил о новой миграционной концепции. Какая работа ожидается по ее реализации?

— Концепция, конечно, достаточно комплексная. В вопросах миграции МИД не играет первую скрипку. Главное в привлечении соотечественников, рабочих, высококвалифицированных кадров — это их прием здесь. А их приемом занимаются другие ведомства. Миграционная концепция — это большой документ, который потребует работы всех структур. Прежде всего, мы начнем с Государственной думы и Совета Федерации. Надо же проанализировать, является ли адекватной законодательная база для того, чтобы реализовать те задачи, которые поставил президент.

Иногда МВД ругают или еще кого-то. Но у них есть закон, они этот закон обязаны исполнять. Так что сначала нужно проанализировать действующее законодательство.

На Конгрессе было много депутатов, у них есть понимание существующих проблем. На уровне руководства Госдумы такая готовность (по реализации поручений президента в миграционной сфере — прим. ТАСС) есть. Я думаю, работа будет проведена.

Нужно понимать, что миграция включает несколько таких категорий. Каждая категория требует отдельного регулирования и отдельного отношения. Одно дело соотечественники, другое дело, предположим, носители русского языка. Есть также квалифицированные специалисты, приезжающие на временную работу. Эти вещи нужно отрегулировать. МИД участвует в работе структур, которые занимаются на уровне правительства миграционной политикой и вопросами гражданства.

Очередное заседание комиссии по реализации Программы переселения соотечественников состоится в начале декабря. Его участники как раз будут рассматривать и те задачи, которые вытекают из обсуждения, которое произошло на Конгрессе, и главным образом — из новой редакции концепции миграционной политики. Нужно проанализировать приоритеты, ведь сейчас они выстроены под иную ситуацию. Надо посмотреть с точки зрения задач, поставленных президентом, и под это выстраивать конкретные политические шаги.

— То есть законодательную базу?

— Законодательную и практическую. Это ведь требует не только изменения законодательства, но и денег. Когда речь идет о переселении только на Дальний Восток, только в Сибирь, а при этом центр закрывается, из-за перенаселенности — это одна ситуация. А когда миграционная политика не так привязана к регионам, а создаются точки роста, и не так жестко регламентируется перемещение людей, то они сами некоторые вопросы начинают решать. Переселение таких больших групп людей связано с вопросами культурной и языковой совместимости, вопросами безопасности, вопросами медицины, образования, нагрузки на социальные структуры и т. д. То есть должны быть задействованы регионы, у них должны быть в этом заинтересованность и средства.

— Сейчас с Таджикистаном реализуется программа отправки учителей для обучения русскому языку. Планируется ли расширить программу на другие страны?

— Разговор об этом идет очень активный. Этот вопрос действительно обсуждается во многих структурах. Запрос на русский язык, особенно в странах Средней Азии, большой, несмотря на то, что в некоторых странах переходят на другую графику (при написании букв — прим. ТАСС). Но есть понимание того, что если уйдет русский язык, то это не значит, что придет сразу же великолепное знание английского языка и там все сразу же будет как в европейской стране. Иной раз происходит и падение уровня образования.

Носители русского языка, российского мировоззрения начинают уезжать, и образовавшийся вакуум заполняется другой идеологией. Часто это бывают достаточно радикальные исламские течения, что опасно. Во всех странах (СНГ — прим. ТАСС) есть такой запрос, он в разной степени сформулирован. А в России пока нет понимания, как это реализовать, потому что кажется, что это затратно, но на самом деле это не очень затратно.

Отдача будет не сразу, но она будет потом. Так происходит во всех странах, потому что если ты вложил средства, то должен понимать, какой получишь результат. А если ты их вложил, а у тебя результат только через десять лет, то такие инвестиции не так просто провести с бюрократической точки зрения. Это долгосрочные инвестиции. Опыт других стран как недружественно, так и дружественно настроенных по отношению к РФ, показывает, во что они инвестируют, — они инвестируют в будущие поколения. Это делают и американцы, и другие западные стран, это делают Китай и Турция, и мы тоже должны. У нас был этот опыт, мы ведь в советское время также все делали. Этот вопрос обсуждается.

— Хотелось бы задать более общий вопрос: какова в настоящий момент численность русской общины за рубежом?

— На этот вопрос вам не ответит никто. Как мы будем определять русскую общину? Мы причисляем к ним, во-первых, тех, кто является потомком русских. Но среди них есть такие, кто не говорят по-русски, но они россияне по духу и по жизни. У нас, например, есть делегат из Аргентины — отличный человек, говорит с акцентом, но на хорошем русском языке. В прошлом году на конференции был другой представитель латиноамериканской страны, он плохо говорит по-русски, но он россиянин и считает себя таковым. У нас за рубежом живут выходцы с разных территорий бывшего СССР или Российской империи, которые могут говорить: да, мы с территории Украины, но мы русские. Или мы с территории Средней Азии, но мы русские. У нас много таких, например, на территории Израиля. Они говорят: "Да, мы русскоговорящие, но мы из Украины, и там есть вот такое противоречие". Как в таком случае определить?

Вот в Германии от четырех до семи миллионов соотечественников. Но это как считать — вот приехали русские немцы из Казахстана, но соотечественники они или нет? Они говорят: "Мы россияне". Если они себя считают русскими, то, безусловно, они русские, они соотечественники. Гимн российских соотечественников Германии написал немец из Казахстана. Но он написал про Россию, он считает себя российским соотечественником.

Мы считаем, что эта цифра составляет примерно 25−30 млн человек. В США, если брать первые волны, тех, кто еще через Китай ушли, а потом в 1940-х годах из Шанхая ушли на Филиппины и далее в Штаты — там тоже порядка пяти-семи миллионов. Большие общины у нас существуют в Великобритании, во Франции, безусловно, в Израиле и Австралии. А если мы возьмем страны бывшего СССР — Казахстан, ту же самую Украину, то там сейчас по всем государствам проживает около 15 млн.

А как Белоруссию считать? Там все соотечественники, так что все это очень непросто разделить. У поляков тоже все непросто, но тем, кто подтвердил, что они поляки, дают карту поляка.

Вот у нас приехал из Конго Мишель Нгебана, он по-русски говорит лучше, чем многие россияне, он все детство и комсомольскую юность провел в Петербурге. Он наш до мозга костей. Да, он наш соотечественник. И мы его не только поддерживаем, но выбрали в координационный совет соотечественников и сейчас, скорее всего, будет за всю Африку отвечать, координировать там деятельность организаций соотечественников, помогать им.

Я так понимаю, что соотечественник — это человек, который считает себя частью Русского мира. Это те люди, которых мы хотели бы видеть рядом с нами для установления контакта. Мы работаем с соотечественниками не только для того, чтобы их поддержать, хотя и для этого тоже, но и для того, чтобы Россия как мощная, великая держава оказывала влияние на другие страны. Позитивное влияние, конечно, а не для того, чтобы там перевороты какие-то устраивали. Соотечественники тоже хотят, чтобы Россию любили, с ней считались. У нас есть ассоциации выпускников российских вузов, у нас во многих странах сохранились и форматы обществ дружбы, которые были еще в советское время. Это же все так работают. Так что всего 25−30 миллионов, но община не едина.

— Это размер всего Русского мира?

— Русский мир сейчас обсуждают: актуальный это термин или нет, правильный он или не правильный политически. Я для себя понимаю Русский мир не как набор людей, не как какую-то территорию, а как комплекс ценностей, которые определяют базовое мировоззрение. Мы об этом часто спорим с западниками. Мы друг с другом не очень понимаем друг друга. Если захотим, то, конечно, услышим и поймем друг друга, но у нас все-таки есть какое-то различное видение. Например, закон и справедливость, свобода и ответственность. Часто русские мыслители говорят о таких категориях, как совесть, вера, самопожертвование и т. д., а в западных странах на это смотрят по-другому.

— Планируется ли открытие новых русских школ и Российских центров науки и культуры (РЦНК)?

— Мне сложно сказать. Есть концепция русских школ за рубежом. Она еще в процессе практического осуществления. РЦНК самостоятельно школы особенно не создает. У Россотрдуничества при всех Центрах есть курсы русского языка, где ежегодно обучается до 15 тыс. слушателей. Это направление развивается. Есть школы при посольствах, это школы, куда имеют право ходить дети не только дипломатов, но и дети соотечественников. Но они редко туда их отдают, по разным причинам. Могут там учиться и местные дети. Когда я был послом в Румынии, у нас в посольской школе учились румыны. Это были дети дипломатов, которые работали в Москве, они хорошо знали русский язык и шли к нам в школу в посольстве.

Но РЦНК работает с теми школами, которые уже существуют. Вот в больших диаспорах, скажем, в Германии, существуют полноформатные русские школы, созданные по немецкому законодательству. Это согласовано, и они будут получать двойной диплом, который будет признаваться и в Германии, и в России. Есть школы более низкого уровня, есть классы, есть воскресные школы, есть просто родительские инициативы, которые и школой не назовешь в полном смысле этого слова, но это хоть какая-то структура, которая позволяет детям изучать русский язык. Им оказывается возможная поддержка. Есть церковно-приходские школы, при Русской православной церкви. Это непростой вопрос с точки зрения его систематизации, но я надеюсь, что его решение будет продвигаться. В данном вопросе много технических нюансов, например, непросто сейчас пересылать пачки учебников, хотя будем продолжать это делать. Но надо расширять использование интернета, это быстрее, оперативнее.

— Каковы основные положения итоговой резолюции конгресса?

— У нас есть представление, они будут касаться тех тем, которые я обозначил, потому что каждая рабочая группа дала небольшие рекомендации в итоговую резолюцию. У соотечественников есть очень масштабные пожелания и мы их берем в рекомендации, а в резолюцию все это невозможно включить, потому что где-то закон другой, где-то денег нет. У нас часто многие идеи упираются в финансирование. И правильно иногда соотечественники ставят вопрос о том, что наш крупный бизнес не очень активен в этой области.

В ряде стран за честь считают оказывать поддержку общественным просьбам. Наши соотечественники не очень бизнесориентированы даже за рубежом. Они, как правило, больше занимаются интеллектуальным трудом, который не приносит золотых гор. А люди, которые могли бы оказать содействие, не так активны.

— То есть в основном программы поддержки русской общины за рубежом финансируются государством?

— Где-то государством, где-то [финансируют] сами соотечественники, а некоторые проекты откладываются на будущее.

— Как вы считаете, может ли бизнес быть привлечен к реализации миграционной концепции [соотечественников]?

— Да, может. Например, на одной из недавних встреч бизнесмен из довольно мощной горнодобывающей компании из Якутии сказал, что у них есть рабочие места, они даже жилье построили, и им нужны люди, которые могут работать на современном оборудовании. В Казахстане есть шахты, которые закрываются, и есть наши соотечественники, способные и готовые там работать. Они были бы готовы поехать в Якутию, но есть некоторые законодательные барьеры, и не все просто устранить. Надо садиться и думать, здесь очень много факторов.

Беседовали Андрей Берец, Иван Колыганов