12 февраля 2019, 11:00
Интервью

Бизнес-омбудсмен РФ: нужно создать центр реформ для разработки экономических стратегий

Борис Титов. Михаил Метцель/ ТАСС
Борис Титов
Уполномоченный при президенте РФ по защите прав предпринимателей Борис Титов — о банковских услугах для малого бизнеса, налогообложении самозанятых и о других инициативах

Уполномоченный при президенте РФ по защите прав предпринимателей Борис Титов предлагает создать специальный центр управления развитием при Совете безопасности, который будет заниматься разработкой стратегических экономических программ. Насколько доступны банковские услуги для малого бизнеса, как можно решить проблему с налогообложением самозанятых, а также о других инициативах бизнес-омбудсмен рассказал в интервью ТАСС.

— Каковы, на ваш взгляд, основные темы обсуждения для национальных проектов? Каков ваш вклад?

— Вопросы стратегического развития. Куда мы идем в развитии нашей экономики? За счет чего? В каких направлениях мы развиваемся? Это для бизнеса является важнейшим. Мы провели экспертный опрос, и оказалось, что проблема экономической неопределенности выше, чем проблема налогов и тарифов или защиты собственности. Мы начали этой проблемой заниматься и работаем в этом направлении. Поэтому мы создали Столыпинский клуб и потом Институт экономики роста им. П.А. Столыпина…

Надо сказать, что мы проанализировали все мировые стратегии. Очень интересным является то, что в последнее время во многих странах появилось, так скажем, новое поколение стратегий. Еще их называют "цифровые стратегии". Это как раз те стратегии, которые подстраиваются под новые научно-технические знания, под научно-технический прогресс. Такие стратегии были приняты и в Германии, и в Италии, и ряде других стран. Последняя китайская пятилетка тоже построена по тем же принципам, что и эти стратегии. Надо сказать, что они, конечно же, определяют основные направления развития. Например, в английской стратегии выделено восемь основных направлений и не все они цифровые. Там есть и промышленность, и машиностроение, и сельское хозяйство как приоритетная отрасль. Вообще, для этих стратегий характерно выделение приоритетных отраслей, что раньше было не всегда.

Мы такую же работу ведем сейчас по формированию новой цифровой стратегии развития несырьевого сектора российской экономики на базе Аналитического центра при правительстве Российской Федерации. Там у нас вместе с заместителями министров очень многих ведомств, которые задействованы в работе, есть и представитель Центрального банка, и эксперты, и бизнес. Мы уже определили девять основных направлений, которые должны стать приоритетом в развитии экономики России. Это не отрасли, а отдельные направления, которые должны стать прорывными. Сейчас по каждому из них готовится дорожная карта и кластерные инициативы, то есть предложения кластеров, которые должны стать механизмами реализации развития этих секторов.

— В рамках реализации подобной стратегии планируется ли создание каких-либо новых структур или инструментов?

— Конечно, нужен центр реформ, центр управления развитием. Такие центры также существовали во всем мире — [например,] знаменитый комитет развития реформ Китая. Но также есть и delivery unit (рабочая группа) — специальный тип такого центра, которые были созданы и в Великобритании, и в Малайзии, и в прочих странах. Мы должны такой центр создать и у нас. Главный смысл такого центра в том, чтобы выделить управление развитием из управления текущим состоянием.

У кого-то должна болеть голова из-за того, что у нас трубы текут, а кто-то должен быть сосредоточен на том, что мы будем делать в 2030 году. Это несовместимые вещи. Один человек заниматься и тем и другим профессионально не может

— Есть ли уже понимание, где может быть создан такой центр развития? При каком министерстве?

Это пока нерешенный вопрос. Я предложил такой центр с учетом всех особенностей этой страны создать при Совете безопасности РФ, а не при правительстве, которое совершенно по-другому видит экономические задачи. Даже президенту не всегда есть когда заниматься этим вопросом. Я предложил при Совете безопасности, и я думаю, что это самый сильный центр, главной задачей которого является обеспечение безопасности страны. А экономика — это главный приоритет его работы. Поэтому если такой эффективный и профессиональный delivery unit был бы создан при Совете безопасности, то это было бы серьезным решением.

Как вы оцениваете возможности национальных проектов в части их финансирования из внебюджетных источников? Готов ли российский бизнес к таким инвестициям?

— Расчет идет на то, что будет софинансирование. Вот крупный бизнес напрягли на инвестиционные проекты. Я считаю, что эти возможности сегодня очень ограниченные. Это связано с деловой средой. Иностранное финансирование практически невозможно, а внутренних ресурсов мало. Поэтому какие-то отдельные вещи в добровольно-принудительном порядке могут быть [реализованы] с российскими компаниями, как инвестиционный список Белоусова. Но это не будет решением экономических вопросов, и те 26 трлн рублей, которые необходимы для инвестиционных проектов, надо будет изыскивать в государственных средствах.

— После принятия "антиотмывочного" закона и появления черного списка как вы оцениваете доступность банковских услуг для малого бизнеса?

— Она резко снизилась. Эти жесткие критерии, которые хотели смягчать, так и не смягчили. Банки, которые полностью зависят от Центрального банка как от регулятора, заставляли шерстить все малые предприятия по этим жестким критериям... В 99% случаев они блокировали счета нормальных компаний, которые занимались нормальной деятельностью многие годы. Потом они блокировали деньги на их счетах, что вообще недопустимо. А некоторые банки говорили, что они могут "отпустить" ваши деньги с вашего же счета, но за 15% от того, что там лежит. Это просто вымогательство, это рэкет.

Конечно, это не могло не повлиять на бизнес, когда ему поднимают налоги, когда у него сокращается спрос, идет постоянный кризис и практически ничего не делается для того, чтобы облегчить его ситуацию. По-прежнему жесткая финансовая политика, нацеленная на интересы государства, а не на интересы субъектов рынка, когда высокая ставка вытягивает все деньги, а тут еще и остатки денег блокируют. Бизнес понял, что просто хотят его смерти. И это было очень серьезно.

Регулятор начал показывать какое-то движение в сторону бизнеса тем, что создал некую общественную комиссию при ЦБ, которая должна была рассматривать эти кейсы. Но туда общественников вообще не ввели и нас тоже, хотя мы заявлялись и говорили, что мы тот самый институт, который работает на стыке таких проблем. Нас тоже не взяли. Они решили кулуарно решать все эти вопросы. В общем, проблема по-прежнему остается. И мне кажется, что бизнес уже разуверился. Но я надеюсь, что хоть как-то проняло Эльвиру Сахипзадовну (глава ЦБ Эльвира Набиуллина — прим. ТАСС).

— Говоря про высокие ставки для бизнеса: у нас же есть стимулирующие программы для малого и среднего предпринимательства. Допустим, "Программа 6,5". Как вы оцениваете ее эффективность?

— Пока "Программой 6,5" большие объемы кредитования не выделялись. Мы проводили опросы малого предпринимательства. Воспользовались системами поддержки очень маленькое количество предпринимателей — не более 30%. Конечно, надо повышать эффективность. Вторая итерация должна была повысить эффективность этой работы. Мы видим увеличение малого бизнеса в госзакупках, но с точки зрения доступа к капиталу мне кажется, что пока мы не выбрали правильные инструменты.

Должна быть поддержка на уровне европейских стран. Сегодня это субсидированный кредит для малого бизнеса. Это должен быть именно кредит, а не грант. Мы потратили кучу денег на гранты, которые, в общем, тоже особо ничего не дали. Подарки никому не нужны. Нужны возвратные кредиты, чтобы люди чувствовали свою ответственность за то, что, взяв деньги, они должны их вернуть, но эти деньги должны быть очень дешевые. Поэтому субсидировать нужно так, чтобы кредит стоил 1%, максимум 2% для малого бизнеса, как получают кредиты их конкуренты и в то же время партнеры за рубежом. Тогда, может быть, что-то сдвинется с мертвой точки.

Поскольку и проценты по кредитам, и налоги, и тарифы ложатся в единую себестоимость производства в России, то по всем этим пунктам нужны решения. Поэтому мы сейчас занимаемся тарифами и уже в двух регионах их снизили: в Карелии и Ульяновской области. Мы занимаемся налогами. Конечно, у нас есть спецрежимы для малого бизнеса и микробизнеса, но сегодня все равно их не прямо, но обходным маневром атакуют и через стоимость недвижимости, и коэффициенты К2 — в общем, через все инструменты, которые есть у государства, потому что государству все время нужны деньги. Хотя их у него много.

Зачем это делается? Государство — это российский бюджет. Все только и думают, что бюджет должен быть сбалансированным и позитивным, а все деньги должны быть собраны. Но они не очень понимают, что кроме бюджета правительства есть еще и бюджет страны, а в этот бюджет входят бюджеты домохозяйств и предпринимателей. Вот это должно расти. А у нас очень богатое государство с профицитом бюджета больше чем 3 трлн рублей по прошлому году, это в условиях стагнации экономики, и совершенно бедные, снижающие доходы предприниматели и население, у которого снижается платежеспособный спрос. Совершенно перевернутая ситуация.

Государство, конечно, готовится к тяжелым временам, у нас сегодня санкции, у нас сегодня такая внешняя обстановка, нефть неустойчива, но уже давно бы дали эти деньги в рост, и тогда бы мы, раздав удочки, поймали бы значительно больше рыбы, чем пытается государство за счет резервов

— Если рассматривать доступность капитала для малого бизнеса, как вы относитесь к альтернативным источникам финансирования в этой сфере? Например, краудлендиговые платформы, когда частные лица выдают кредиты предприятиям. К слову, Сбербанк недавно сообщил о планах запуска подобной платформы для своих клиентов.

— Есть разные способы. Я думаю, что пока у нас такая ситуация в экономике, что немногие системы сработают. Поэтому я считаю, что, конечно, надо пробовать все, надо отрабатывать различные варианты. Хорошо, что Сбербанк пытается это сделать, но надо понимать, что если ЦБ и правительство ведут такую политику, то вряд ли что-нибудь вырастет.

— Недавно ЦБ сообщил о значительном росте розничного кредитования в России по итогам 2018 года, намного опережающем рост доходов населения. Какие в этом есть риски?

— У населения нет собственных денег, и они берут потребительские кредиты. Кстати, малый бизнес тоже. Поскольку достаточно сложный вход в корпоративное кредитование, то многие предприниматели берут потребительские кредиты как частные лица на развитие бизнеса. Они дорогие, но при этом они берут как физические лица, и поэтому существуют теневые схемы, которые позволяют им экономить и не платить страховые платежи.

Надо понимать, что потребительское кредитование — это не только частные лица, но и деньги в малый бизнес и микробизнес. Тем не менее тенденция роста потребительского кредитования говорит о том, что у населения нет денег, что население уже исчерпало собственные ресурсы. Есть такое представление, я об этом слышал от финансового блока, что у нас очень богатое население, под матрасами лежит огромное количество денег, поэтому за счет этого государство может еще чуть-чуть стать богаче. Но рост потребительского кредитования говорит о том, что никаких матрасов уже нет. Люди, исчерпав все ресурсы, побежали брать легкие потребительские кредиты, но их придется отдавать.

— Планирует ли расширение "лондонского" списка? Кого планируете добавить еще в этом году?

— У нас постоянно идет работа с этим списком, постоянно появляются новые заявители. Мы с ними встречаемся, анализируем обращения, обращаемся в прокуратуру и следственные органы. Они готовы приехать в Россию даже с угрозой того, что судебное решение будет не в их пользу и даже с реальными сроками. Такой риск у них есть, но тем не менее они готовы рискнуть ради того, чтобы в России их не арестовали, а в нормальном режиме они могли бы работать, доказывая свою правоту, чтобы потом был нормальный следственный процесс, в котором следствие, если ему это нужно, доказывало их вину.

Хотя мы считаем, что основная часть дел даже не только по форме, но и по сути доказывает, что предприниматели не виноваты. То есть там были либо рейдерские атаки, либо чаще всего стоят какие-то люди, конкуренты или бывшие партнеры, которые привлекают правоохранительные органы в качестве инструмента атаки на другого предпринимателя. Там используется очень много схем, и мы это видим в очень большом количестве случаев и считаем, что предпринимателей надо освобождать от этого гнета.

— Как продвигается ваша инициатива содержать бизнесменов в отдельных СИЗО?

— Там были даны определенные инструкции. Сегодня мы не можем это проверить, потому что не имеем доступа во все учреждения, но в общем мы здесь находим понимание со стороны государства в том, что они содержат предпринимателей чаще всего в отдельных камерах. Но отдельные блоки — это нереально с точки зрения бюджета, которого у них просто нет.

Но мы сегодня работаем не только по СИЗО, но и по колониям. Мы сейчас готовим предложения по целой программе, чтобы наладить некие предпринимательские проекты в колониях, чтобы люди могли использовать свои таланты, а не просто отсиживать срок вместе с уголовными элементами. Поэтому есть целый ряд предложений, чтобы люди могли себя занять в это время, принести пользу. В результате у них режим будет наиболее мягкий.

— В этом году планируются еще какие-нибудь инициативы?

— У нас много инициатив. Некоторые уже лежат по многу лет и не реализуются. Но тем не менее мы все-таки их продвигаем. Медленнее, чем хотелось бы. Допустим, если говорить об уголовной сфере, то мы очень рады, что наконец-то было принято "год за полтора". Многие вышли. Это не касается только предпринимателей, это касается в целом всех. Год в СИЗО приравнивается к полутора годам в колонии, поэтому многих сразу отпустили из тюрем. Это одна из инициатив, которая прошла.  

Также мы считаем, что очень важно завершить с самозанятыми. У нас есть тут инициатива, я надеюсь, что мы ее все же продвинем вперед, потому что Налоговая служба и Министерство экономического развития приняли закон о самозанятых. Но это для таких продвинутых самозанятых, которые умеют пользоваться новыми программами. Это эксперимент в четырех регионах: Москва, Санкт-Петербург, Московская и Калужская области.

Но там все больше людей, которые умеют пользоваться гаджетами и доступом в интернет. Они могут наладить эту систему, когда каждый платеж они должны занести в эту программу, соответственно, сообщив в Федеральную налоговую службу и заплатив 4% или 6%.

Мы предлагаем такой же эксперимент провести в четырех других регионах, но используя ту схему, которую мы предлагали изначально. Когда самозанятый покупает в МФЦ сертификат на право ведения деятельности сроком от месяца до трех лет по 46 видам деятельности. И никаких гаджетов, никакого дальнейшего взаимодействия с налоговой не нужно. Он может спокойно работать, заплатив определенную сумму. Так эта система работает во многих странах.

Поэтому мы считаем, что в Крыму, где бабушки сдают койки туристам, или в Краснодарском крае, где большое количество малого бизнеса и в сельском хозяйстве, и в переработке, и в туризме, не все такие продвинутые люди. Пусть они спокойно работают, заплатив фиксированную сумму. Их функция прежде всего не фискальная для государства. Их функция социальная. Они кормят себя сами и производят самые доступные товары и услуги.

Конечно, будем еще в уголовной сфере продвигать свои идеи. Сегодня мы продвигаем серьезную идею, а именно — создание реестра возбужденных уголовных дел при прокуратуре. И хотя следственные органы обязаны давать информацию, но этот процесс не очень контролируемый и очень закрытый. Никто об этом ничего не знает. Нужно [создать] открытый реестр уголовных дел, чтобы мы увидели, сколько уголовных дел у нас есть в стране, потому что, по данным прокуратуры, возбуждается в год больше 200 тыс. уголовных дел по экономическим статьям. В суд передается 15%, 5% закрывается. А где остальные?

Такое впечатление, что сейчас висит над бизнесом по экономическим статьям порядка миллиона уголовных дел, потому что это накапливалось многие годы. Мы хотим видеть и мы хотим знать, и это не противоречит законам. Это не закрытая информация по закону. Поэтому мы предлагаем прокуратуре открыть такой реестр, и прокуратура, кстати, не против. Мы обсуждаем, чтобы государство приняло решение о создании единого реестра уголовных дел.

— Получается, что сертификат для самозанятых будет аналогом патента для индивидуальных предпринимателей?

— По сути похоже, но у патента для ИП есть специальная система установления. Это высокая цена, там устанавливается региональными властями исходя из специальных критериев. ИП имеет право найма на работу. Это более высокий уровень. Здесь мы фиксируем от 10 до 20 тыс. рублей независимо от вида деятельности. Стоимость будет зависеть от региона — будут ли они себе часть денег брать или нет. 10 тыс. рублей идут в социальные фонды. Это самая простая система.

В случае с патентом, во-первых, надо регистрироваться как ИП, а потом сниматься с учета как ИП. У нас огромное количество обращений, когда люди не могли сняться с учета или забыли сняться с учета и не работали, но на них капали налоги. В общем, нужна регистрация как ИП, а здесь никакой регистрации не нужно. Автоматическая регистрация и снятие с учета. Человеку достаточно прийти купить сертификат. Если ты самозанятый, то ты не имеешь права найма людей. Сертификат на год будет стоить до 20 тыс. рублей, но купить его можно на срок от одного месяца до трех лет. Например, в Крыму есть сезон и им нужно заплатить только за летние месяцы. Почему они должны платить зимой, когда они не работают?

Беседовал Анатолий Пестич