Мария Бутина была арестована в Вашингтоне 15 июля 2018 года. Ей инкриминируется осуществление деятельности в пользу иностранного государства на территории Соединенных Штатов, не будучи зарегистрированной при Министерстве юстиции США в качестве агента иностранного государства. Москва охарактеризовала обвинения в адрес Бутиной как сфабрикованные и требует ее освобождения из-под стражи. Адвокат девушки Роберт Дрисколл в интервью ТАСС рассказал о развитии событий в деле россиянки, о своих ожиданиях, каким будет приговор суда, об усилиях по освобождению Бутиной, предпринимаемых российскими дипломатами.
— Как будут дальше развиваться события в деле Марии Бутиной? Что произойдет на очередном судебном заседании, намеченном на 26 февраля?
— Будем надеяться, на этом заседании стороны обвинения и защиты придут к согласию относительно даты вынесения приговора. Но это пока не ясно. Тем не менее я надеюсь, что к этому времени мы придем к согласию относительно даты [вынесения приговора]. Мы проинформируем суд о том, как развивались события, о том, что Мария сотрудничает [со стороной обвинения]. Надеюсь, что правительство выразит удовлетворение по поводу того, как идут дела. И мы постараемся назначить дату вынесения приговора.
Вынесение приговора может состояться <...> через две-шесть недель после 26 февраля. Суд отдаст распоряжение, чтобы ему к такому-то дню были переданы рекомендации [сторон обвинения и защиты] насчет приговора, письма судье... Мы, конечно, над этим уже работали. Мы собираем письма от родных Марии в России, от знающих ее людей здесь (в США — прим. ТАСС), у нас будет увесистый пакет, предназначенный для судьи.
Мы готовим юридические аргументы в пользу того, почему приговор должен быть мягким. Свои взгляды изложат также сторона обвинения и управление, отвечающее за условно-досрочные освобождения. Считаю, что они не будут занимать жесткую позицию. Пока складывается впечатление, что они не будут вступать в споры, просто скажут судье, чтобы та приняла верное решение, не будут говорить, что она (Бутина — прим. ТАСС) заслуживает, скажем, двух или пяти лет заключения.
На это мы надеемся. Затем в какой-то момент в будущем пройдут слушания, на которых будет вынесен приговор, и мы рассчитываем, что ее приговорят к сроку заключения, который эквивалентен уже отбытому, и она будет освобождена и депортирована вскоре после этого. Однако это зависит полностью от судьи, как и все остальное.
Тем не менее полагаю, что у нас подготовлены веские аргументы. Мне кажется, что правительство удовлетворено. Отчет управления по условно-досрочным освобождениям тоже должен быть благоприятным. Суд при вынесении приговора изучает этот отчет, проводит собеседования с подсудимым, его или ее родственниками, смотрит, есть ли у подсудимого уголовное прошлое, и если да, то какое. Поэтому судье пытаются нарисовать картину того, каким человеком является подсудимый.
В случае с Марией все это сделать легче, поскольку она была студенткой-отличницей, у нас есть заверенная копия справки из Российской Федерации, свидетельствующей, что у нее нет уголовного прошлого. Данные такого рода должны сработать в ее пользу. Кроме того, ее обвиняли в совершении, разумеется, ненасильственного правонарушения, жертв нет. Мы будем выдвигать аргументацию такого рода, а остальное зависит от судьи.
— Может ли судья вынести неожиданное решение?
— Всегда нервничаешь в такого рода громких делах. Вспомните дело генерала [Майкла] Флинна. <...> Такое всегда может произойти. Но я думаю, что она (Бутина — прим. ТАСС) находится в иной ситуации.
В этом деле интересно то, что фактически нет споров относительно ее действий. До того как мы пошли на сделку с прокуратурой, были споры [лишь] по поводу юридических последствий того, чем она занималась. Это не тот случай, при котором обвинение утверждает, что она предпринимала те или иные действия, а она говорит, что такого не было.
Она не отрицает, что, скажем, отправляла какой-то твит Александру Торшину или посещала какое-то мероприятие и пожимала кому-то руку, фотографировалась с этим лицом и размещала снимок в своем блоге
Речь не идет о деле, в котором между защитой и обвинением идет битва относительно того, какие именно события имели место.
— Если все пойдет по сценарию, который вы описываете, судья просто при вынесении приговора скажет, что Мария свободна?
— "Свободна" в данном контексте будет означать следующее: поскольку она признала себя виновной в том, что классифицируется как уголовное преступление, правонарушение, караемое в том числе депортацией, нам придется взаимодействовать и с Иммиграционно-таможенной службой [при Министерстве внутренней безопасности США]. Я, безусловно, с ними уже заранее контактировал, пытаясь добиться того, чтобы этот поворот событий был как можно более безболезненным [для Бутиной], чтобы ей не пришлось проводить под стражей какое-либо продолжительное время.
Надеюсь, что мы сможем добиться того, чтобы ее доставили из [тюрьмы в] Александрии сразу на борт самолета [в Россию] или освободили через пару дней или неделю. Это еще предстоит окончательно утрясти, но мы над этим работаем. Ее паспорт уже находится у сотрудников Иммиграционно-таможенной службы, мы стараемся гарантировать, чтобы все прошло как можно скорее.
Правительство [США] идет в этом навстречу. Все, конечно, понимают, что окончательное слово — за судьей. Однако мы говорим, что если судья согласится с нашей позицией, то, на мой взгляд, правительство не видит проблемы с ее освобождением чем раньше, тем лучше.
— Бутина сможет просто улететь обычным рейсом?
— Мы пока не знаем точно, тут множество технических деталей: позволят ли они (сотрудники службы — прим. ТАСС) улететь коммерческим рейсом или посадят ее на какой-то правительственный борт. Ничего этого я еще не знаю.
Будем надеяться, что сможем просто купить ей билет на московский рейс из аэропорта имени Даллеса, и дело с концом
У нас будет больше ясности на этот счет по мере приближения даты вынесения приговора.
— То есть вы ожидаете, что она будет освобождена через две-шесть недель после заседания, запланированного на 26 февраля?
— По условиям сделки правительство имеет право содержать ее под стражей до тех пор, пока она не завершит сотрудничество [с органами прокуратуры]. Мы считаем, что она к настоящему времени практически завершила это сотрудничество, и необходимо добиться того, чтобы с этим согласилось правительство. Зависит от того, сколько еще времени, по словам правительства, ему необходимо, есть ли еще какие-то другие дела, по которым ей (Бутиной — прим. ТАСС) следует дать показания.
С моей точки зрения, нет оснований затягивать время между предстоящим судебным заседанием и вынесением приговора.
— Вы можете рассказывать о делах, по которым Бутина сотрудничает с прокуратурой?
— Нет. Скажу так: соглашение гласит, что она будет сотрудничать по любым вопросам, которые они (сотрудники прокуратуры — прим. ТАСС) выберут. На практике это означает следующее. Бутина всегда была готова изложить свою историю. Она ее добровольно рассказала Сенату в апреле [2018 года], она неоднократно все это добровольно излагала правительству. Сотрудничество [с прокуратурой] в реальности означает только то, что она (Бутина — прим. ТАСС) готова опять рассказать свою историю или ответить на дополнительные вопросы, когда таковые могут возникнуть у правительства.
Поэтому речь не идет о [получении от Бутиной] новой информации. Думаю, никого не удивит, о чем Бутина говорила, подавляющая часть всего этого сравнительно общедоступна. Подозреваю, что, когда обнародуют ее показания Сенату, 95% [всего этого будет общедоступно]. Как я и говорил, ее версия случившегося не меняется. Я с ней впервые встретился в феврале [2018 года], беседовал тогда с нею несколько часов, и ее история за прошедшее время не поменялась.
— Дает ли Мария показания по делу своего приятеля Пола Эриксона?
— Отвечу так: Полу предъявлены в Южной Дакоте обвинения по 11 пунктам, не имеющим отношения к Марии. Нет ясности, будут ли ему предъявлены дополнительные обвинения.
Я предпочитаю не использовать формулировку, гласящую, что она дает показания против кого бы то ни было или в пользу кого бы то ни было
Она обязана говорить правду [по условиям сделки с прокуратурой]. Поэтому она будет говорить правду, в том числе про него (Эриксона — прим. ТАСС), а хорошо ли это для него или плохо — зависит от трактовки закона.
— У семьи Марии действительно перед вами крупный денежный долг?
— Это правда.
— То есть по ее делу вы работаете фактически бесплатно?
— Да, с июля [2018 года]. Мы пытаемся проводить сбор пожертвований, в какой-то момент фирма меня уволит, поскольку я не приношу никаких денег (смеется). Но я просто не могу бросить Марию, так как мы, думаю, близки к развязке.
Считаю, что у нее есть много друзей, имеется много состоятельных лиц, которые в конце концов поддержат ее. Это сложно сделать, когда идет освещение дела в негативном ключе, люди опасаются того, что у них возникнут проблемы с правительством США.
Надеюсь, что, когда она вернется на родину, найдутся люди, поддерживавшие ее, пока она находилась в США. Или какие-то россияне, с которыми она работала, смогут помочь. Это бизнес, но это бизнес, который затрагивает судьбы людей. Невозможно было предать эту бедную девушку.
Особенно когда ее держали в изоляции — четыре месяца из семи, мы были единственными, кого она видела. Мы с моим коллегой делили вечера и просто ездили ее навещать, чтобы вытащить ее на час из камеры, мы за это и денег не получаем. В противном случае ее бы держали в камере 22 часа в сутки, выводя оттуда только между двумя и четырьмя часами утра, когда ей давали возможность сходить в душ, сделать звонки по телефону и тому подобное. Так что наши визиты давали ей возможность хотя бы выйти из камеры. Надеюсь, что в конце концов все уладится.
— Марию прекратили содержать в одиночной камере?
— Ее выпустили несколько недель назад. Ее камера не заперта большую часть дня, она в определенные часы недели может заниматься физическими упражнениями — предпочитает беговую дорожку, которая, насколько я понимаю, находится вокруг баскетбольной площадки. Не то чтобы она чрезвычайно активно общалась [с другими], но [нынешние условия] просто психологически лучше, чем пребывание в запертой камере 24 часа в сутки, сама способность выходить, принимать пищу с другими. Женщины там содержатся по 15–16 человек, и ее (Бутиной — прим. ТАСС) камера открыта, как и другие.
Насколько я понимаю, у них есть возможность смотреть телевизор раз или два в неделю.
Ей легче посещать церковную службу, хотя, конечно, русской православной там нет. Священник, отец Виктор, посещает ее приблизительно каждую вторую неделю. Она имеет возможность раз в неделю присутствовать на католической мессе, если захочет, или службе у протестантов — в дополнение к возможности встречаться с адвокатами.
— Были ли от нее жалобы на условия содержания, несправедливое обращение?
— Как я понимаю, теперь все сравнительно нормально. Есть вопрос о слишком активном использовании одиночного заключения, но это больше дискуссия о практике в масштабах всех Соединенных Штатов. Насколько я понимаю, Пол Манафорт находится в одиночном заключении семь месяцев.
— Как вы оцениваете работу российских дипломатов в деле Бутиной?
— Они работают отлично. У нас разные роли. И они чрезвычайно эффективно действовали, подавая жалобы в тех случаях, когда условия ее содержания были неадекватными, особенно в Вашингтоне до перевода в Александрию.
Они посещают ее примерно раз в неделю. Я старался пояснять им детали американского процесса, если у них были какие-то вопросы
Мне кажется, что они добросовестно отстаивали все ее интересы. Им сложнее, так как их визиты записываются на видео- и аудиопленку. Дело не в том, что кто-то произнесет что-то неподобающее. Просто всегда возникает неловкость в плане того, что ты хочешь сказать, когда знаешь, что тебя записывают.
У нее (Бутиной — прим. ТАСС) есть возможность позвонить им в любое время суток, если она считает, что есть какая-то проблема. Так что это хороший клапан для снижения давления, они ей также приносят время от времени газеты на русском языке или что-то еще для чтения.
— Ожидаете ли вы визиты к Марии родителей или друзей?
— Если ей вынесут приговор, который более суров, чем я рассчитываю, то я изучу данный вопрос. Надеюсь, что необходимости в этом не будет. Надеюсь, что она будет дома в течение нескольких недель.
Я общаюсь по электронной почте с ее отцом, мы пару раз общались через переводчика. Безусловно, вся ее семья по ней страшно скучает. И они старались помочь, пытались собрать пожертвования, сделать то, что в их силах.
Надеюсь, что на политическом фронте обстановка успокоилась в достаточной степени, чтобы это дело было урегулировано. Однако я не считаю, что этот фактор будет влиять на решение судьи [Тани Чаткэн]. Она — хороший судья, будем надеяться, что она примет справедливое решение, и мы сможем вернуть Марию домой.
Беседовал Дмитрий Кирсанов