Александр Лаврентьев: Россия пока против крупных операций в Идлибе

Специальный представитель президента России по сирийскому урегулированию Александр Лаврентьев рассказал в интервью ТАСС, почему пока рано проводить крупные операции в Идлибе, а также пояснил, что может стоять за смягчением позиции западных стран по судьбе Башара Асада.

— Александр Львович, на заседании принято решение пригласить Ирак и Ливан присоединиться к астанинскому формату в качестве наблюдателей. Нет ли опасений, что с расширением числа участников будет сложнее принимать решения?

— Нет. Незыблемая часть астанинского формата — это Россия, Иран и Турция. Иордания, ООН были приглашены и выступали на протяжении всех раундов переговоров в качестве наблюдателей. Мы долго думали касательно стран, которые можно было бы пригласить исходя из их готовности откликнуться на наше предложение.

Желающих поучаствовать в качестве наблюдателей достаточно много, некоторые по определенным причинам пока не подходят.

Критерий состоит в том, что это страны — соседи Сирии. У них общие интересы, очень много точек соприкосновения, и существует достаточно большое количество проблем, которые можно решить на полях проведения форума в Нур-Султане.

Поэтому мы и пригласили Ирак и Ливан. Думаю, что они откликнутся. Можно с большим успехом проводить на полях астанинского форума такие встречи [наблюдателей], как Иордания, Ирак и Ливан. Возможно [проводить встречи] и в четырехстороннем формате с подключением Сирии. Полагаю, что данные страны захотят использовать такой вариант, чтобы решить имеющиеся проблемы. 

— Ирак и Ливан уже будут присутствовать на следующем раунде в июле?

— Мы пригласили их на следующий раунд. Если все состоится в срок и позволит ситуация, то они будут участвовать.

— Правительство Сирии и оппозиция, как продемонстрировал раунд, сохраняют значительные разногласия. Как же они будут разговаривать в рамках создаваемого конституционного комитета? Видите ли вы трудности?

— Я даже не то что вижу трудности, я их предвосхищаю. Конечно же, трудности будут, но дело в том, что только в ходе диалога можно трудности преодолеть. 

Мы разговаривали с сирийской оппозицией, делегацией правительства Сирии. Все прекрасно понимают, что такой механизм принятия решений, как конституционный комитет, на который сейчас выходят стороны, — это даже не консенсус, где голос одного человека может привести к принятию или заблокированию. Это 75% голосов, то есть 113 членов конституционного комитета из 150 должны проголосовать за решение. 113 голосов не может набрать ни правительство, ни оппозиция. Такая процедура сподвигнет стороны к поиску точек соприкосновения.

— Вы вместе с заместителем министра иностранных дел РФ Сергеем Вершининым до раунда посещали Саудовскую Аравию и Сирию. Появились сообщения, что Эр-Рияд даже направил послание в адрес Дамаска и больше не настаивает на уходе Башара Асада с поста президента. Многие арабские государства уже выступают за восстановление членства Сирии в Лиге арабских государств. Лед тронулся? Как вы могли бы это объяснить, может, работа астанинского формата повлияла?

— Мы действительно замечаем, что риторика изменилась не только со стороны Саудовской Аравии, а ведущих стран Запада: США, Великобритании, Франции. Недавно из Парижа даже было заявление о том, что французская сторона допускает сохранение президента Сирии Башара Асада у власти, но, опять же, на какой-то период.

Да, позиция смягчилась, но что за этим стоит? Проблема в том, есть ли здесь замаскированная, двойная повестка дня, подразумевающая создание условий для смены режима. Поэтому сирийское правительство с достаточно большими опасениями воспринимает даже такие сигналы, символизирующие изменение политики в отношении Дамаска. Правительству Сирии нужны гарантии безопасности.

Война идет восемь лет, уровень доверия достаточно низкий, повысить его тяжело. Вместе с тем вопрос решаемый. История на примере других стран показывает: найти варианты возможно, даже если уровень недоверия зашкаливает и люди смотрят друг на друга только через прицел автоматов.

— Проводятся ли консультации для западных и региональных партнеров по итогам астанинских раундов?

— Такой практики не существует, хотя мы в наших контактах с западными партнерами информируем их о результатах проведенных консультаций, равно как и они ставят нас в известность относительно решений в рамках "малой группы" (Великобритания, Германия, Иордания, Саудовская Аравия, США и Франция — прим. ТАСС).

В рамках контактов с США и Францией нам рассказывают о том, как они видят развитие ситуации.

В принципе между астанинским форматом и "малой группой" идет сопряжение усилий. Да, не без проблем, но мы пытаемся найти компромиссные развязки с выходом на урегулирование сирийского кризиса.

— Как все-таки решить проблему Идлиба, как убрать оттуда террористов, если речь не идет о проведении военной операции?

— Исключительно тяжелый вопрос. 90% Идлиба находится под контролем "Хайат Тахрир аш-Шам" (прежнее название запрещенной в РФ "Джебхат ан-Нусры" — прим. ТАСС). Как нам сделать так, чтобы их там не было? 35 тыс. боевиков, из которых очень много приверженцев террористических взглядов, достаточно много бывших членов ИГ (запрещенная в РФ террористическая организация "Исламское государство" — прим. ТАСС), в том числе проникших в Идлиб после окончания операции на востоке Евфрата, когда основные силы ИГ были разгромлены с помощью курдских сил самообороны. По нашим данным, около 2,5 тыс. боевиков находятся сейчас в Идлибе и контролируют там ситуацию.

Мы не можем позволить себе, чтобы идлибская зона деэскалации превратилась в зону безопасности для террористов, в этом никто не заинтересован. Борьба с террористами, вне всяких сомнений, будет продолжена, но это потребует дополнительного времени. Изначально ставка на умеренную оппозицию, которая сможет их если не уничтожить, так вытеснить из зоны и взять под контроль всю территорию, пока не воплотилась в жизнь. Все равно будем работать, заинтересованы в стабилизации ситуации.

Но как это сделать, пока ответа нет. Будем думать. Может быть, понадобится использовать возможности наших ВКС или международных сил. Проблему рано или поздно надо будет решить. 

— Каковы, на ваш взгляд, условия создания так называемой зоны безопасности на границе Сирии с Турцией?

— Речь идет о зоне безопасности на сирийско-турецкой границе на всем ее протяжении, где сейчас располагаются курдские отряды, арабские племена и подконтрольные курдским отрядам силы самообороны, которые Турция считает террористическими.

Мы готовы принять идею создания зоны безопасности, но на каких условиях? Мы считаем неоправданным размещать там турецкие военные подразделения. Зона безопасности может быть создана, но лишь за счет достижения конкретных договоренностей между Дамаском, курдами и представителями арабских племен с задействованием подразделений сирийской национальной армии при поддержке местных племен. Для этого необходимо выйти на какие-то соглашения с курдами.

— На встрече с главой делегации правительства Сирии, постпредом при ООН Башаром Джаафари вы поздравили его с прибытием в первый раз в Нур-Султан. Поменялась ли динамика с переименованием столицы принимающей стороны?

— Я был бы очень рад, если бы в пятницу (26 апреля — прим. ТАСС) были достигнуты еще какие-то прорывные решения. В ходе консультаций есть результаты, демонстрирующие, что астанинский формат работает. Может, нет таких блестящих результатов, как в мае 2017 года, когда были созданы четыре зоны деэскалации, но раунд не менее значимый.

Да, обмен девять на девять человек. А кто смог сделать что-то лучше, чем рабочая группа, где еще освобождены люди? Я говорю не только касательно сирийского, но и о других конфликтах. У нас же есть конкретный результат. За время работы астанинского формата не только освобождена огромнейшая территория, оказана реальная помощь усилиям ООН. Мы помогли предыдущему спецпосланнику генсекретаря ООН по Сирии Стаффану де Мистуре, провели в Сочи Конгресс сирийского национального диалога, являющийся детищем астанинского формата.

Проблемы, конечно, есть. Восемь лет войны не проходят даром.

Беседовал Григорий Сапожников