Росгеология вслед за сменой руководителя обновляет и долгосрочную стратегию развития. В частности, менеджмент намерен сконцентрироваться на диверсификации рисков, заняться внедрением инновационных технологий и увеличить долю международных заказов в структуре выручки с текущих 1−2% до 23−25% в ближайшие пять лет. При этом холдинг ждет роста финансовых показателей по итогам года и намерен привлекать новых партнеров как на международных рынках, так и внутри страны. Сама стратегия увидит свет уже в ближайшие месяцы — к сентябрю новое руководство холдинга намерено ее презентовать. О том, какие идеи заложены в новый ключевой документ развития Росгеологии, и о том, как холдинг намерен достигать их выполнения, в интервью ТАСС на полях Петербургского международного экономического форума рассказал генеральный директор холдинга Сергей Горьков.
— Сергей Николаевич, хочу начать не с вопроса о Росгеологии, а с вопроса о вас. До сих пор остается интригой, почему из банковской сферы, из Минэкономразвития вы внезапно решили перейти в геологию?
— Спасибо вам за этот вопрос, потому что мне его задавали не только журналисты, но даже отчасти и домашние. Но на самом деле я очень близок этой отрасли. Во-первых, мой дед был буровиком, мастером по разведке месторождений. Мой отец — горный инженер — геолог, я вырос в этой среде. Я помню себя маленьким — отец всегда брал меня в экспедиции, это такая, знаете, детская романтическая мечта. Потом я поступил в Горный институт и учился тоже на биологическом факультете. Впрочем, у меня была еще история работы в нефтяной отрасли на протяжении десяти лет до того, как я занялся финансами.
— То есть, в принципе, это вас, скорее, в банковскую сферу занесло случайно?
— Вероятно, это в банки меня случайно занесло на какой-то период. Но эта случайность оказалась, видите, очень длительная, в этой сфере я проработал свыше десяти лет.
— Тот бэкграунд, с которым вы пришли, на Росгеологии, естественно, как-то отражается. Бросилось ли вам в глаза что-то, что бы вы захотели немедленно исправить?
— Здесь многоаспектная ситуация. Во-первых, мы сейчас готовим новую стратегию. Она достаточно революционна в том смысле, что касается не только Росгеологии, но и вообще геологической отрасли в целом, мы отражаем в ней те тенденции, которые уже назрели.
Несмотря на шутки про то, где диджитализация и где геология, на самом деле как раз геология и была одной из первых отраслей, в которую диджитализация пришла, еще в 50−60-е годы. Сейсмические работы, обработка данных, интерпретация, математические методы, цифры, датчики. Поэтому на самом деле геология достаточно органична в этой отрасли. Конечно, в новой стратегии мы не можем этого не учесть.
— Коснется ли она финансовых вопросов?
— Мы думаем о новых формах финансирования. К примеру, сегодня мы подписали соглашение с РФПИ по созданию венчурного фонда, который как раз займется финансированием проектов на ранней стадии разведки.
— Вот на этом моменте можно немного подробнее? Предполагает ли это какие-то инвестиции со стороны Росгеологии?
— Нет, это чистый венчурный фонд. В геологии никто не любит заниматься гринфилдами, всех интересуют браунфилды, всем нужно готовое месторождение. Поэтому во многих компаниях часть месторождений находится в пограничной стадии разработки — излишние риски компании на себя не берут, а инструментов для того, чтобы довести проект до стадии гринфилда, нет. Соответственно, нужен, с одной стороны, технический инструмент, с другой — финансовый, и именно эти пробелы мы хотим закрыть созданием венчурного фонда.
— Как долго вы готовили это соглашение?
— Мы подготовили его за два месяца, это достаточно большие сроки. Вместе с тем мы считаем, что фонд будет интересен и другим партнерам, в том числе зарубежным. Это могут быть и арабы, и китайцы, возможно, европейские партнеры — фонд создает совершенно новый финансовый инструмент, управленческий.
— Какие еще аспекты вы затрагиваете в новой стратегии?
— Росгеология — не только вопрос наземных работ, мы работаем на шельфе, у нас достаточно большой флот, поэтому мы сейчас смотрим на варианты диверсификации, развития разных направлений. Мы видим возможность работы с тяжелыми дронами, с искусственным интеллектом, но и физическую работу никто не отменяет. Сейчас мы думаем о новой версии вибрационной машины, которая учитывала бы не только физические методы, но и цифровые, много думаем о новых методах геохимии. Знаете, это очень такая комплексная история.
— К какому сроку вы планируете завершить работу над стратегией?
— Мы надеемся, что фактически через пару месяцев закончим эту работу. Мне кажется, стратегия получается очень интересной. Может быть, там есть много дискуссионных вопросов, но это хорошо, потому что сейчас никто до конца не скажет, какая технология победит.
— К вопросу о новом подходе к деятельности холдинга. Росгеология никогда не входила в совместные предприятия, а всегда выступала подрядчиком. В новой стратегии рассматриваете ли вы такие возможности?
— Конечно, рассматриваем. Главная задача в целом, наверное, не просто найти месторождение, чтобы потом оно лежало на полке, а в том, чтобы оно как можно быстрее влилось в экономическую деятельность. То есть, грубо говоря, начало давать экономический эффект для страны и для компании. Если вы что-то нашли, это здорово, но, если оно лежит на полке 30 лет, никому от этого ни холодно, ни жарко. Отсюда наша главная задача — быстрая и эффективная трансформация, вовлечение в экономическую деятельность. Именно для этого нужен венчурный фонд.
Кроме того, ряд месторождений достаточно трудно разрабатывать без партнерств. Почему? Потому что мы не являемся компанией по майнингу или добыче. Мы занимаемся разведкой. Партнерство же дает возможность грамотно разделить риски — частично войти в проекты добывающим компаниям и одновременно захеджировать или окупить через партнерство. То есть мы ведем партнерство в широком смысле, не только в экономическом.
Сегодня, к примеру, мы подписали технологическое партнерство с "Газпромнефтью", речь идет об освоении палеозойской нефти. Ее очень сложно найти, она очень хорошего качества, но нет именно поискового механизма поиска. Для этих целей мы совместно с Томской областью и "Газпромнефтью" договорились создать определенный консорциум для того, чтобы разработать этот поисковый механизм. Палеозой — это совершенно новый тип нефти, он еще не разрабатывался в России, но для этого нужно это решение. Мы вместе объединились найти решение. Это такое немного технологическое партнерство.
— А вы готовы по аналогичному сценарию сотрудничать с иностранными компаниями?
— Мы готовы к разным формам партнерства — как с российскими, так и с зарубежными компаниями, технологии сейчас имеют такой глобальный характер.
— На данный момент Росгеология достаточно плотно взаимодействует со странами Ближнего Востока и Африки, разрабатывает проекты в Египте, ОАЭ, Азербайджане, Китае. Сохранится ли курс на Африку и Дальний Восток, либо Росгеология переориентируется на другие направления? Или вовсе "пойдет по широкому списку"? Новая стратегия предполагает ли увеличение доли иностранных партнеров, например, в портфеле общем?
— С советских времен мы много изучали самые разные страны. Это Африка, это Азия, Латинская Америка. Вся эта информация, весь этот опыт находятся в компании под названием "Зарубежгеология", которая входит в наш холдинг. Было бы глупо это не использовать.
Сейчас от зарубежных контрактов мы получаем всего 1−2% выручки, этого крайне мало. Я считаю, что этот показатель должен быть минимум 20−25%. И это в том числе касается и наших судов, которые, к примеру, зимой не могут работать в Арктике. Вышла бы неплохая комбинация, если бы зимой они работали в более теплых морях и зарабатывали там деньги, а не простаивали.
Есть рынки, которые нам очень интересны. Тот же Казахстан, наш довольно близкий партнер по ЕврАзЭС. Не так давно мы подписали соглашение с "Казгеологией" и не исключаем, что в перспективе заключим и с "Казмунайгазом", здесь мы видим работы как по шельфу Каспийского моря, так и по твердым полезным ископаемым.
В Африке традиционно работает "Зарубежгеология", сейчас обсуждаем Индию, Бенгальский залив. Мы будем выбирать те рынки, которые, с одной стороны, можно покрыть своими компетенциями, с другой — высокодоходные. Советская модель предполагала осуществление работ без последующей оплаты. Мы не хотим, чтобы так было, мы хотим, чтобы эти услуги были оплачены. И конечно, наша задача — увеличивать долю зарубежного бизнеса в нашем портфеле.
— А вы ставите какие-то сроки, в какие доля выручки от зарубежных контрактов должна увеличиться с 1−2% до 20−25%?
— Я думаю, в течение пяти лет мы должны это сделать. Уже сейчас мы активно работаем над этим — полагаю, в текущем году доведем этот показатель до 3,5%.
— Минприроды России в апреле завершило проверку административно- хозяйственной деятельности Росгеологии, и по ее итогам Дмитрий Кобылкин сообщил, что в целом скорее есть вопросы к управленческим подходам, чем есть наличие каких-то крупных нарушений. С другой стороны, периодически вбрасывается информация, что холдинг был чуть ли не на грани банкротства. Какова ваша оценка? Вы пришли в компанию, вы получили результаты проверки, в каком она состоянии, куда дальше будет двигаться с финансовой точки зрения?
— Смотрите, если говорить про финансовые результаты, мы как раз недавно подписали аудированную отчетность — выручка прошлого года составила 28,9 млрд руб., прибыль — чуть больше 400 млн руб.
В этом году мы планируем выручку на уровне 33 млрд руб., то есть мы прогнозируем рост. При этом очень важна модернизация самой компании — очень нужны новые техника и технологии, наступило время, когда требуется изменение всех корневых управленческих структур.
Что касается результатов проверок, то я предпочитаю не оглядываться назад, а двигаться вперед. Всегда нужно смотреть на тот результат, который был, формировать новую повестку и двигаться вперед. Я привык к этой модели, и существующий менеджмент на этом настаивает.
— Ранее и в Росгеологии и в Роснедрах заявляли, что объем государственного финансирования геологоразведочных работ (ГРР) на углеводородное сырье должен увеличиться как минимум вдвое. То есть сейчас он порядка 20 млрд руб., а нужно не менее 40 млрд руб. Вы разделяете эту позицию?
— Частично разделяю. Нужно понимать, что только лишь государственным вложением задачу развития отрасли невозможно решить, ее всегда будет недостаточно. С тем, что нужно увеличивать объем инвестиций на геологоразведку, я согласен. Насколько это будет эффективно — это другой вопрос. Проблему в целом можно решить, когда у вас комбинация из нескольких решений. Просто так сказать, мол, "Давайте увеличим госфинансирование, и это одна единственная таблетка", нельзя. Здесь таблеток нужно несколько. Именно поэтому в нашей стратегии мы говорим о нескольких формах инструментов. Наша главная задача — быть эффективными, восполнять минерально- сырьевую базу и помогать нашим компаниям и партнерам.
— В начале этого года Счетная палата опубликовала результаты очередной проверки холдинга, согласно которым Росгеология не в полном объеме выполняет обязательства по госконтрактам с Роснедрами. При этом холдинг комментировал, что это связано с поздним заключением контрактов Роснедрами, долгим согласованием документации и — частично — с отказами нефтяников от контрактов. Как вы планируете решать эту проблему?
— Во-первых, любая нефтяная компания, конечно, стремится сократить затраты. С другой стороны, нужно понимать, как формируется маржа, какова себестоимость работ. Нужно управлять с двух сторон, не с одной. Поэтому когда вы жалуетесь, что рынок просел, нужно смотреть зеркально, а какое предложение у вас, это взаимоувязанный сосуд.
Если говорить про оформление документации Роснедрами — к сожалению, это не беда отдельно взятого ведомства. Это в принципе беда нашей действительности. Здесь важно найти механизм, который бы позволял сделать процесс согласования достаточно быстрым.
— Вы уже озвучили, что стратегия может быть готова через два месяца. То есть конец августа?
— Думаю, в сентябре мы уже будем ее утверждать.
— А она будет на какой-то определенный срок или на долгосрочную перспективу без конкретных дат?
— Сейчас в мире принято делать стратегию, когда у вас постоянно происходят уточнения, то есть она постоянно обновляется, дополняется. Как правило, она задает общее направление: "Двигаемся туда, делаем то-то, то-то". И мы хотим сделать стратегию именно такого, современного типа, а не просто обрубать условные пятилетки. С другой стороны, она будет включать определенные точки таргетирования, потому что без этого невозможно построить, правильно сориентировать менеджмент компании, поставить задачу и сформулировать мотивацию.
Беседовала Ирина Мандрыкина