22 июня исполняется 60 лет музыканту с "оранжевым настроением", человеку, который может сделать все "так, как ты захочешь", легенде отечественного рока — Владимиру Шахрину. В интервью ТАСС лидер группы "Чайф" порассуждал о недавнем конфликте между сторонниками храма и сквера в Екатеринбурге, рассказал о сложной судьбе песни "Время не ждет" и объяснил, почему "Ой-йо!" — возглас на все случаи жизни.
Об "ой-йо", хитах и конкурсах красоты
— Вы на сцене больше 30 лет. Сколько раз за это время вам хотелось сказать: "Я устал, можно я больше не буду рок-идолом и кумиром молодежи"?
— Ну я это сказал только один раз, в фильме "День радио" (в фильме "Квартета И" музыкант произносит эту фразу после долгого перелета — прим. ТАСС). Мыслишки такие проскакивают — обычно в туре, когда ты уже заскучал по дому и понимаешь, что у тебя уже было десять концертов и будет одиннадцатый, а ты физически устал от переездов. Но я обычно себе задаю вопрос: "Вова, ты об этом мечтал? Да ты об этом даже мечтать не мог — чтоб у тебя был тур!"
— То есть "мне пора на покой, я устал быть послом рок-н-ролла в неритмичной стране" — это не про вас (цитата из старой песни Бориса Гребенщикова "Герои рок-н-ролла", на которую "Чайф" делал кавер — прим. ТАСС)?
— Нет. Я думаю, и автор этих строк так не чувствует — судя по тому, как много Борис Борисович гастролирует и какое удовольствие он получает от этого. Это такое кокетство — юношеское. Это же давно было написано.
— Вы как-то сказали, что не сыграть на концерте "Ой-йо" — это как плюнуть в зал. Почему у нас народ так любит тоскливые песни?
— Ну, наверное, все-таки не плюнуть в зал, но проявить неуважение точно. На Руси популярны или веселые песни — такие э-э-эх, разбитные, чтоб "раззудись плечо", шапку об пол и коленцами пошел, — или чтобы уж сопли на руках. Сколько групп ни пыталось играть такую сдержанную музыку, где непонятно, грустно или весело, — ни у кого не получалось. Характер у нас очень амплитудный.
— В каких случаях и как часто вам самому хочется повыть "ой-йо"?
— Ну бывает. И в бытовых ситуациях, когда что-то не получается, и когда в стране или в мире что-то происходит… Там так удачно придумалось, что в припеве слов никаких нет, и поэтому это "ой-йо" может быть каждый день актуально. И ее очень легко петь на концертах: вспоминаешь последние два-три дня, какие-то ситуации прокручиваешь и думаешь: "Ой-йо!" Я думаю, люди, которые хором отчаянно подпевают, тоже подпевают про что-то свое.
— Когда вы пишете песню, вы понимаете, что вот это может стать хитом, а это — нет?
— Я обычно угадываю с точностью до наоборот! Например, песню "Время не ждет" нас отговаривали включать в альбом, даже продюсеры говорили, что это не хит, что в ней нет припева. Мы отвечали: у нас есть хиты, в которых нет припева, — даже в "Оранжевом настроении" и "С войны"…
— А "только эхо в горах, как прежде, поет…" — это разве не припев?
— А, да, точно. Значит, про какую-то другую так говорили. Значит, соврал. Но мы ее тогда даже в альбом не включили — включили в следующий, сделав ее немножко по-другому. А из недавних примеров — вот песня "Про бобра и барабан", немножко мультяшная и детская, а ее с удовольствием сейчас все поют и на радио крутят. Я это вижу по авторским отчислениям. А в том же альбоме была песня "Для себя, для него, для меня", мы ее к 9 Мая делали, и я считаю, что она очень красивая и правильная. Но у нас и клип не очень получился, и сама песня вышла для узкого круга слушателей.
— Вы — главный романтик русского рока. Всегда хотела спросить: как один и тот же человек мог написать "пусть все будет так, как ты захочешь" и "и обе они мне подруги, и обе упруги"?
— Вы тут немножко просто ошиблись: "Обе подруги" не я написал. Это слова Вадика Кукушкина, человека, который слово "Чайф" придумал. Так что, когда меня супруга начала спрашивать про этих "обеих подруг", я сказал: "Лена, это не я, это Вадик!" Там образ беззаботного юного рок-н-ролльщика, которому это нравится, и ему это к лицу. Есть немножко здоровой зависти к нему, когда поешь…
— Как писать песни о любви, когда всю жизнь любишь одну и ту же женщину?
— Ну, я не на необитаемом острове в палатке с женщиной живу. Я смотрю фильмы, читаю книги, вижу вокруг много историй… Мы сейчас заканчиваем новый альбом, там есть песня "Колесо чудес" — она практически по фильму Вуди Аллена. Я там даже немножко изменил слова, чтобы это было понятнее. Было "жизнь крутит в парке колесо, соединяясь с космосом". Мне говорят: вообще непонятно, что это по Вуди Аллену. Тогда я поменял на "жизнь крутит колесо чудес", чтобы прямо название фильма прозвучало.
— В вашем последнем клипе "Все девушки Бонда" использованы кадры конкурса "Уральская красавица — 1989". Расскажите, как вы придумали этот клип?
— Я просто знал, что у нашего друга, свердловского режиссера Кирилла Котельникова, есть документальный фильм про первый на Урале конкурс красоты. И я решил, что его участницы вполне бы могли стать прототипом героини песни "Все девушки Бонда". Они думали, что сейчас такие красивые выйдут на подиум и тут же появятся брутальные мужчины в хороших костюмах и сделают их жизни счастливыми. Скорее всего, не у многих это получилось… И они здорово смотрятся, эти кадры с конкурса! 30 лет прошло — и они как будто из другой жизни.
— Я читала в Сети — не знаю, насколько это правда, — что победительнице этот конкурс принес много плохого, и с любимым, и на работе…
— Ну вот, значит, я был прав. Честное слово, я не знал.
— А как вы вообще относитесь к конкурсам красоты?
— Мне всегда казалось, что это не очень хорошо. Во-первых, что такое красивая женщина? Критерии красоты размыты. А тут кто-то придумывает стандарты. Мне девушки с внешностью, которая подходит под конкурсы красоты, вообще никогда не нравились, честно говоря!
Я понимаю, что женщин никто насильно туда не загоняет, но в этом есть что-то немножко унизительное… Их оценивают как лошадей на ярмарке, как собак на выставке. Но собак выставляют из-за амбиций их хозяев, это хотя бы что-то объясняет. А женщинам-то зачем это нужно? В общем, это для меня непонятное развлечение.
— Не надо стараться быть девушкой Бонда?
— Я думаю, что не стоит. Это опасно.
О сквере, храме и людях "с голубыми и розовыми волосами"
— Когда в Екатеринбурге проходили акции против строительства храма, вы публично выступили за него. Вам тогда досталось со всех сторон…
— Да.
— Почему вы посчитали нужным высказаться?
— Я высказался, когда эта история лежала в совершенно другой плоскости. Мне казалось, она абсолютно внутригородская. Одни хотят, чтобы в городе восстановили храм Святой Екатерины. У других нет ни малейшей потребности ходить в храмы, для них важнее лежать на полянке: вот в центре города полянка есть, мы здесь спокойненько отдыхаем. Мне казалось, что у меня есть определенный авторитет, и я могу сконнектить людей, стать парламентером.
Но по щелчку все это превратилось в другую историю: "Ты за власть или за народ?" И прилетело-то мне уже именно в этой плоскости: "Так ты за власть, а не за народ!" Вот и все. Хотя, когда был первый мирный митинг, я там три часа с людьми общался, и меня никто не оскорблял.
Когда я понял, что шулер какой-то передернул карты, то решил, что в эту игру играть не хочу. Там ведь кто-то даже запустил фейк, что Владимир Шахрин обратился к патриарху с просьбой ввести танки в Екатеринбург! Я в армии служил, я понимаю, что, чтобы танки ввести, — ну, к министру обороны как минимум нужно обращаться, но точно не к патриарху…
— И вы написали, что больше об этом высказываться не будете…
— Я уже отошел от этой истории. Я же сам даже в церковь не хожу, это не моя война, как говорится.
Главный вывод, который я для себя сделал: эти милые молодые люди с голубыми и розовыми волосами в коротких брючках — не такие безобидные, как кажутся. Они с огромным удовольствием, невзирая ни на твой возраст, ни на какие-то предыдущие заслуги, выльют на тебя три ведра дерьма. И будут придумывать и распространять всякую фигню про то, что ты "деньги взял".
Но с другой стороны — я понял, что с этим очень легко бороться. Я у себя в машине убрал две радиостанции, вообще стер, и заблокировал несколько интернет-порталов, которые мне приходили в новостную ленту. И их нет в моей жизни. В реальной жизни их нет! Я же в городе живу — в подъезде с соседями встречаюсь, на парковке с водителями, на рынок, в магазин хожу. И мне никто не сказал ни одного плохого слова, никто не посмотрел на меня косо, типа "Владимир, что ж вы так". Я даже думаю, что, возможно, встречал в жизни тех людей, что меня обличали и поливали помоями, но в реальности они такого не скажут.
— Екатеринбург — ваш дом. Так вы отвечаете, когда вас спрашивают, почему вы не переехали в столицу. Есть ли другие причины? Чем вас бесит Москва?
— Москва меня совершенно не бесит. Я где-то читал, что Екатеринбург вошел в число городов, где больше всего ненавидят Москву — это точно не про мой Екатеринбург. Я иногда слышу от друзей-музыкантов: "А-а-а, во что превратили центр!" Думаю: "Наверное, ты на машине ездишь, тут у тебя телефон, тут навигатор, а тут пробка". А я иду по Тверской — такие фасады красивые, все разные! Думаю: "Ни фига себе, как отремонтировали!"
— Говорят, москвича от немосквича можно отличить тем, что у немосквича есть фото на Красной площади….
— У меня нет фото на Красной площади.
— Значит, вы москвич!
— Да?.. Ну, честно говоря, здесь достаточно сложно встретить коренного москвича, особенно в нашей сфере шоу-бизнеса. Я прихожу на радиостанцию: о, из Екатеринбурга, из Екатеринбурга, из Нижнего Тагила. Все откуда-то приехали.
О "молодой шпане", артистической ревности и конструкторе лего
— Вы уважительно отзывались о Монеточке, но говорили, что это не ваша музыка. А "ваши" среди молодых артистов есть?
— Еще раз говорю: ничего против Монеточки я не имею. Но это совершенно не моя эстетика, не моя музыка и даже, наверное, не моя поэзия, хотя там все удачно сложено. На той же поляне, на которой она сейчас, условно говоря, правит, есть много молодых артистов, которые мне гораздо интереснее. Например, группа "Моя Мишель". У меня в телефоне есть два альбома, я их слушаю, потому что это круто сделано. Есть хорошая екатеринбургская группа "Курара". "Курр-ра-ра"! Вот я вроде "р" выговариваю, а все равно, такое название… Тоже есть несколько альбомов в телефоне, я в самолете их люблю слушать.
— Молодая шпана, что сотрет вас с лица земли, растет или нет ("Где та молодая шпана, что сотрет нас с лица земли" — строчка из той же песни Бориса Гребенщикова "Герои рок-н-ролла" — прим. ТАСС)?
— Я не думаю, что они сотрут нас, мы скорее сами сотремся в какой-то момент. Пока я не вижу, чтобы кто-то сделал в культуре XXI века что-то значимое, что сотрет масскультуру XX века. Пока то, что предложил XXI, — это как конструктор лего: фигурки-то новые, но я вижу, что это сделано из деталей еще того времени. И все популярное быстро уходит. Два года назад все обсуждали какие-то рэп-баттлы, а сейчас их уже никто не вспоминает. Миллионы просмотров были — а все, история закончилась.
XXI век, видно, долго собирается, но что-то такое выдаст. Я очень надеюсь успеть это увидеть. Какое-то совершенно новое искусство.
— Что вы имеете в виду под "мы сами сотремся"?
— Ну, физически. С возрастом реакции становятся хуже, тем для песен становится меньше. Про это написал, про это написал, про это написал… Все сложнее найти тему, которая тебя — а-а-а! — взволнует. Шкурка становится потолще. С возрастом мы сентиментальнее становимся, а молодой аудитории сентиментальность нафиг не интересна, нужна, наоборот, дерзкая экспрессия… Я надеюсь, что мы будем достойно стираться и "уходить красиво", как в песне у Ромы Зверя.
— Почему, когда появляются молодые ребята, они вызывают так много негатива у "старой гвардии"?
— Это здоровая артистическая ревность, ее никто не отменял. Мы очень редко радуемся успехам друг друга.
— У вас самого такая ревность есть?
— Есть, конечно. Но я стараюсь душить в себе раба.
— Из-за кого в последний раз такое чувствовали?
— Ой, я сейчас что-нибудь скажу, и это в заголовок попадет! Нет, ничего не скажу. Но это есть. Когда я вижу концерты, на которые много народу приходит, думаю: "А у нас-то лучше!" В этом ничего страшного нет, абсолютно нормальная реакция.
— У вас не бывает страха, что, что бы вы ни написали дальше, это никогда не приблизится к золотым хитам "Чайфа"?
— Ну я в этом уверен, так оно и будет. Я вижу старших товарищей. Пол Маккартни может раз в три года выпускать альбом — прекрасный! — но, условно говоря, лучшей песней его все равно назвали Yesterday. И у Леонарда Коэна до смерти были отличные два альбома, но все равно все скажут, что "Аллилуйя" — его лучшая песня.
— А как вы пишете песню с пониманием того, что это не "Поплачь о нем", например?
— Ну я и ее когда писал, не думал, что это будет мой главный хит и лучшая песня. Я писал, потому что не мог ее не написать. И сейчас все точно так же.
Я сейчас очень доволен альбомом, который мы заканчиваем, а будет ли он популярен — меня не волнует и никогда не волновало. С точки зрения шоу-бизнеса — у нас старых песен столько, что я могу вообще ничего не писать, и до конца жизни мне концертов хватит. Люди все равно больше хотят слышать старые песни. И я сам такой, когда я зритель. Я очень благодарен тому же Полу Маккартни за то, что я сижу в зале, а он за три часа сыграл всего одну новую песню. Какой молодец!
Беседовала Бэлла Волкова