110 лет назад, 28 мая 1908 года, родился Ян Флеминг, "отец" Джеймса Бонда. Лиза Биргер — о том, насколько автор был похож на своего героя.
Яна Флеминга часто сравнивают со своим героем, Джеймсом Бондом. Мол, оба они пижоны в безупречных костюмах, оба любили красивых девушек и сладкую жизнь, оба состояли на секретной службе ее величества. Этот миф, согласно которому Джеймс Бонд — это литературное отражение своего создателя, становится все сильнее в последние годы. Выходят все новые книги и сериалы, его поддерживающие, — например, довольно изящный "Флеминг", четырехсерийный мини-сериал ВВС 2014 года, где Доминик Купер играет главного героя несуществующего фильма "Бонд. Начало", такого Флеминга, который разве что кулаками не очень машет, а так от своего персонажа неотличим.
Начать стоит сильно заранее. В 1930-х годах Ян Ланкастер Флеминг — 30-летний ловелас и вообще-то неудачник. И верный маменькин сынок: после того как отец Яна, Валентайн, погиб в Первой мировой, мать, красавица и светская львица Эвелин Сен-Круа Роуз, взяла его судьбу в свои цепкие руки.
Ей пришлось нелегко. Из Итона Флеминга выгнали, буквально, за разврат. Десять лет мать отсылала его в различные частные пансионы, которые должны были обеспечить ему прямое поступление в МИД, но Флеминг завалил экзамены в чиновники. Он раздражал всех, от директоров школ, где он учился, до начальников на своих недолгих работах, манерами разряжаться в пух и прах и бесконечными романами сразу с двумя-тремя девушками одновременно. Мать следила, чтобы романы не заводили его слишком далеко, и настаивала на размолвке, когда ей казалось, что мальчик слишком увлекался.
От очередной влюбленности она услала его журналистом в агентство Reuters. Так Флеминг в 1933-м побывал и в России, где следил за показательном процессом британских инженеров, обвиненных в шпионаже. До конца жизни Флеминг хранил записку от Сталина с вежливыми извинениями: мол, советский лидер очень занят и не может встретиться с ним для интервью.
Из России мать позвала сына домой и велела отправиться в Сити банковским клерком. Из фирмы одного дядюшки Флеминг мертвым грузом переходил в фирму другого дядюшки, и успехи его в биржевых делах больше напоминают неуспехи. Но он держал марку и красиво проматывал состояние богатея-деда. На протяжении всей жизни Флеминг тратить деньги любил гораздо больше, чем их зарабатывать.
И тут началась война, и всесильная мать устроила своего незадачливого сынка, ни разу не послужившего отечеству, личным помощником контр-адмирала Джона Годфри, возглавлявшего военно-морскую разведку. И это был его счастливый билет.
Уже через месяц за подписью Годфри выходит "Памятка форели", меморандум, перечисляющий немалое количество способов обмануть противника во время войны, в ироничном стиле которого легко угадывается стиль будущего автора Бонда. Одно из предложений меморандума, подкинуть врагу труп парашютиста с фальшивыми секретными документами, позже стало одной из самых успешных разведывательных операций союзников, "Мясной фарш", с помощью которой удалось убедить Гитлера, что союзники готовят высадку в Сардинии и Греции, и, пока тот перебрасывал свои силы, войска спокойно высадились на Сицилию.
Флеминга, кажется, совсем не волновало, что успех его операции долго приписывали другому офицеру. Он просто получал от всего этого неимоверное удовольствие и был далеко не мальчиком по побегушкам, а настоящим архитектором разведывательных операций. В их числе — операция "Золотой глаз", план диверсий, которые позволили бы союзникам пользоваться Гибралтаром, даже если бы Испания присоединилась к странам "оси", и создание подразделения коммандос, спецотряда разведки, занимавшегося добычей секретных документов с линии фронта. Даже когда Флеминга отстранят от планирования операций, он останется руководителем своих коммандос. Сам он в поле не выходил, управлял своими людьми из кабинета, называя их своими "индейцами". Они его за это ненавидели.
Красивые женщины и замыслы, любовь к транжирству и игре в солдатики из собственного кабинета — в общем, заметно, что Флеминг никогда не собирался оставаться в разведке. Еще во время войны, побывав на конференции на Ямайке, он заготовил план отступления: я куплю здесь дом, сказал он другу, и буду сидеть в нем и писать романы. Он уволился в 1945-м, купил себе виллу на Ямайке, назвал ее "Золотой глаз" в честь своей блестящей неосуществленной операции, нашел, опять не без помощи матери, теплое местечко начальника корреспондентской службы в газете Sunday Times, позволяющее ему проводить три месяца зимнего отпуска на Ямайке ежегодно, и сел придумывать свой роман.
Первая книга о Бонде, "Казино "Рояль", выйдет только в 1953-м и сразу разлетится четырьмя тиражами подряд. Имя для героя Флеминг возьмет с обложки орнитологического справочника. Ему казалось, что это самое скучное имя на свете. Бонд был задуман персонажем намеренно невзрачным. В своих первых приключениях он еще пьет неразбавленный виски, еще боится смерти и еле может унять трясущиеся руки, проигрывая в карты злодею Ле Шиффру.
Поначалу он еще "индеец" — кукла в руках блистательного кукловода. Словно в петрушечном театре, зрители книга за книгой наблюдали, как Бонда сначала любила красивая девушка, затем долго изощренно пытали страшные злодеи, а потом он восставал практически из мертвых и снова рвался умирать. И всякое такое воскрешение словно придавало герою магической силы, с каждым новым романом Бонд вырастал все сильнее, непобедимее, больше.
Рос герой, росли тиражи, росла и требовательность Флеминга. Он прекрасно осознавал, что изобрел своего героя только ради коммерческого успеха. И потому он чутко ловил потребности публики и под них шлифовал своего Бонда. Хотите иронию? Смотрите, как он шутит! Хотите стиль? Смотрите, как он водит свой "Бентли" и обедает в изысканных ресторанах.
Чем изощреннее становился Бонд, тем требовательнее становился его создатель. Он бесконечно написывал издателям за вниманием и гонорарами, отзываясь о себе в третьем лице, что всех, конечно, ужасно раздражало.
Ах, бедная миссис Флеминг. Талант всех бесить Флеминг сохранил до самой смерти.
Но когда после выхода романа "Доктор Ноу" Бонда принялись песочить в газетах за поверхностность, Флеминг не на шутку разволновался. Он написал открытое письмо о своем персонаже, мол, послушайте, я же специально для вас старался. Чтобы вы поверили в моего Бонда, мне пришлось снарядить его некоторым театральным реквизитом, и хотя его костюмы оставались столь же сдержанны, сколь и его характер, я выбрал ему определенное оружие и марку сигарет. Я, мол, даже знаменитый коктейль из водки и мартини ему придумал, и только спустя несколько месяцев попробовал его сам: ужасно горчит.
Флеминг иронизировал, как всегда, но главный посыл его был верен: он дал публике именно такого героя, о котором она просила. Люди жили на продуктовых карточках, и Бонд поэтому ел в прекрасных ресторанах. Люди хотели мира, и Бонд принимал на себя удары всех злодеев, выступая гарантом всеобщей безопасности. Люди хотели красоты, и Бонд жил красиво.
Аппетиты Бонда были неутолимы, а Флеминг уже начал уставать. Как он ни хорохорился, но его волновала критика и не слишком радовало, как книжный Бонд постепенно вырастает больше своего создателя. Впрочем, когда в 1962-м вышел первый фильм бондианы, "Доктор Ноу" с Шоном Коннери в главной роли, Бонд окончательно отделился от Флеминга. Киношный Бонд больше не знал ни сомнений, ни переживаний. Когда его били, он как будто не испытывал боли, его страсть к автомобилям и женщинам переросла из одного потрепанного "Бентли" с единственной погибающей возлюбленной на роман в целый парад красоток и технических новшеств. Бонд-человек превратился в Бонда-машину, и, несмотря на миллионы проданных книг Флеминга, мало кто сегодня помнит, что в оригинале-то он гораздо скромнее.
Впрочем, до этой большой славы своего героя Флеминг, считай, и не дожил. Он умер 12 августа 1964-го, за месяц до премьеры второго фильма бондианы, "Голдфингер", через две недели после смерти своей матери, Эвелин. Умер от инфаркта, расплачиваясь за пристрастие к виргинскому табаку, виски без льда и обильным обедам. А герой его до сих пор заглатывает алкоголь, женщин и деликатесы как топливо, разве что курить отказался.
И за величиной этой непомерно разросшейся фигуры маленького, сомневающегося, ироничного, обаятельного Флеминга уже давно не разглядеть.