В книге "Сюрреалисты в жизни", которая выходит в издательстве Ad Marginem при поддержке МСИ "Гараж", писатель и художник Десмонд Моррис собрал 32 эссе о выдающихся мастерах, в том числе о Пабло Пикассо, Жоан Миро, Максе Эрнсте. Благодаря знакомству с некоторыми из них ему удается не перечислять общеизвестные факты, а фокусироваться на деталях. Например, главу о Фрэнсисе Бэконе Моррис начинает с такого признания: "Как-то раз я сильно развеселил Фрэнсиса Бэкона, признавшись ему, что он единственный художник, от работ которого меня физически тошнит". Или рассказывает, как художница Айлин Агар пыталась сломать кровать Пикассо, просто из озорства. О Дали же он вспоминает сокровенные, интимные подробности, которые кажутся экстравагантными даже для парижской богемы начала ХХ века.
В начале 40-х Дали вместе со своей супругой Галой возвращается из Америки, где прошла его триумфальная выставка, в Европу, которую уже захватили события Второй мировой войны. Из-за сложного характера и убеждений, которые не поддерживал никто из его окружения (он даже одно время испытывал симпатию к Адольфу Гитлеру), от Дали, кажется, отвернулись все. Художник Андре Бретон настаивал на исключении его из рядов сюрреалистов, друзья были разочарованы в нем из-за его политических взглядов, а отношения с Галой, единственной возлюбленной, перестали быть столь теплыми. ТАСС публикует отрывок о последних днях жизни Сальвадора Дали, его душевном помешательстве и главной любви.
Изоляция на юге Франции стала плодотворным временем для Дали, так как за эти восемь месяцев он написал шестнадцать важных работ. Все они были отправлены в США для следующей выставки. Дали и Гала вскоре последовали за картинами, поскольку страх перед войной гнал их из дома. Гала, русская еврейка по происхождению, страшно боялась, что ее арестуют и отправят в концентрационный лагерь. Они бежали через Португалию и скоро оказались в Нью-Йорке, где прожили следующие восемь лет. В США в это время собрались многие сюрреалисты — среди них был и Бретон, — но Дали сохранял дистанцию и с ними не общался.
В 1942 году вышла из печати автобиография художника — Тайная жизнь Сальвадора Дали, — и ее публикация имела весьма неприятный побочный эффект. Дали упомянул на ее страницах, что его старый друг Луис Бунюэль был атеистом. В это время Бунюэль занимал важный пост в отделе кино Музея современного искусства, занимаясь антинацистской кинопропагандой. Когда руководство католической церкви в Нью-Йорке обнаружило, что Бунюэль — атеист, они надавили на Государственный департамент, чтобы его сместить. Однако музей постарался его удержать; Бунюэль, уставший от этой истории, сам подал заявление об уходе, а затем напал на Дали в одном из нью-йоркских баров. В своих воспоминаниях он пишет: "Я был вне себя от бешенства. Я сказал ему, что он ублюдок <...> что его книга разрушила мою карьеру <...> и я держал руки в карманах, чтобы не наброситься на него". Дали возразил, что его книга не имеет никакого отношения к Бунюэлю. Этим инцидентом был ознаменован конец их многолетней дружбы. Книга Дали, полная диких преувеличений и намеренно темных формулировок, была не слишком хорошо принята публикой. Джордж Оруэлл заметил по ее поводу: "Если бы страницы книг могли издавать зловоние, то эта бы воняла особенно сильно". Оскар Уайльд однажды сказал, что каждый человек должен создать свой собственный миф, — как раз этим Дали и занимался.
Вернувшись в Европу в 1948 году, Дали и Гала снова поселились в Порт-Льигате, и Дали продолжил работу в своей мастерской. Но кое-что изменилось: Дали вернулся в лоно католической церкви. Его работы, хотя они по-прежнему содержали странные, фантастические элементы, стали откровенно религиозными. В итоге он даже отошел от сюрреализма. Время от времени — как будто он уставал от своих новых увлечений — ему удавалось создавать восхитительные сюрреалистические композиции, но в целом его позднее творчество, с 1950-х годов до самой его смерти, было сплошным разочарованием.
В 1960-е годы Дали приобрел здание старого театра в центре своего родного городка Фигераса, стоявшее в руинах со времен гражданской войны. Его целью было превратить здание в личный музей — Дали потратил значительные время и деньги на его реставрацию. Годы спустя, когда Дали умер, его тело было захоронено там под старой театральной сценой. Дали поддерживал Франко, и когда диктатор приговорил нескольких баскских террористов к смерти, Дали отправил ему сочувствующую телеграмму. Об этом узнали, и Дали подвергся обструкции — неизвестные изрисовали оскорбительными граффити стены его дома в Порт-Льигате. Стул в ресторане в Барселоне, на котором он сидел во время ужина, был взорван, и Дали так испугался, что моментально улетел в Нью-Йорк. После смерти Франко оппортунист Дали перенес свои симпатии на испанскую королевскую семью. Результатом стало то, что Дали был возведен в ряды испанской знати.
Между тем здоровье Дали резко ухудшилось. Его тело трясло, начались истерики — Дали катался по полу и кричал, что он улитка. Врач, диагностировавший этот случай как неудавшуюся попытку суицида, объяснял ее тем, что Гала, которой было уже восемьдесят шесть лет, начала травить Дали и грубо с ним обращаться. Годами он полагался на нее, она контролировала всю его жизнь, а теперь, казалось, все свелось к издевательствам. В 1981 году ссоры достигли апогея: Дали, не будучи больше в состоянии выносить оскорбления Галы, избил ее своей тростью. Она в ответ ударила его кулаком по лицу; Дали отделался синяком, но Гале пришлось гораздо хуже: Дали сломал ей два ребра и повредил ноги. Галу нашли лежащей без сознания у кровати и отвезли в больницу. На следующий год, когда она умерла, Дали даже не пришел на похороны. Через несколько дней после похорон, поздно вечером, он пришел на кладбище один — и рыдал без остановки.
Дали стал оболочкой самого себя. На него сыпались почести — в 1982 году он получил титул маркиза. Его полное имя теперь было: маркиз де Дали де Пуболь. Он понемногу продолжал работать, но силы покидали его. За ним ухаживал многочисленный персонал, включая четырех сиделок, — Дали ухитрялся доводить их до безумия, постоянно звоня в колокольчик у своей кровати: ему было необходимо, чтобы все находились рядом с ним, иначе он чувствовал себя одиноким. Однажды ночью он так сильно и долго жал на кнопку звонка, что возникло короткое замыкание, — начался пожар. Тело Дали было охвачено пламенем. В больнице выяснилось, что примерно одна пятая часть поверхности тела обгорела и необходима пересадка кожи. Несмотря на все прогнозы, Дали выздоровел; он даже давал интервью и принял короля Испании. Но смерть была недалеко — в 1988 году его положили в больницу, где он первым делом потребовал телевизор, по которому он мог бы смотреть репортажи о собственной надвигающейся кончине.
Такими были жизнь и смерть одной из самых необыкновенных фигур в истории сюрреализма.