Знаменитое предисловие "Собора Парижской Богоматери" Виктора Гюго начинается с предостережения: "Может, исчезнет скоро с лица земли и сам собор". Пожар 15 апреля стал напоминанием о том, что это страшное пророчество может сбыться. ТАСС решил изучить, почему для Гюго был так важен Нотр-Дам, как его книга помогла спасти храм и почему роман 1831 года тоже заканчивается пламенем над собором.
Мы бы могли потерять Нотр-Дам, если бы не книга Гюго
Первый камень собора был заложен в 1163 году в присутствии папы Александра III. Алтарь установлен около 20 лет спустя, две башни построены между 1225 и 1250 годами, а весь собор был завершен к 1345 году.
Впоследствии Нотр-Дам прошел через череду трансформаций. При Людовике XIV (1643–1715) витраж был заменен прозрачными окнами, центральный столп разрушен, чтобы кареты могли проезжать храм насквозь, оригинальный иконостас, отделяющий неф от алтаря, также был уничтожен. Нотр-Дам терял и свой шпиль — в 1786 году, когда опора стала настолько ветхой, что пришлось снять его полностью и затем заменить на новый. Во время Великой французской революции в Нотр-Даме были обезглавлены статуи, изображавшие французских королей, а стоявший рядом епископский дворец — стерт с лица земли и больше не восстанавливался. Свинец с крыши использовался для изготовления пуль, а бронзовые колокола — переплавлены в пушку.
Нотр-Дам вернулся под управление Католической церкви в 1802 году, но храм продолжал разрушаться. В 1831 году вышел роман про любовь горбатого звонаря к цыганке, где главными героями, впрочем, были не они, а сам собор Парижской Богоматери. На него Виктор Гюго отвел целую главу, которая начинается строками:
"Собор Парижской Богоматери еще и теперь являет собой благородное и величественное здание. Но каким бы прекрасным собор, дряхлея, ни оставался, нельзя не скорбеть и не возмущаться при виде бесчисленных разрушений и повреждений, которые и годы и люди нанесли почтенному памятнику старины, без малейшего уважения к имени Карла Великого, заложившего первый его камень, и к имени Филиппа-Августа, положившего последний".
Невероятная популярность книги побудила начать восстановление собора. Правительство сформировало Комиссию по историческим памятникам и в 1841 году поручило архитекторам Эжену Виолле-ле-Дюку и Жан-Батисту Лассусу вернуть Нотр-Даму былую славу. Лассус умер в 1857 году, работу заканчивал Виолле-ле-Дюк — на протяжении нескольких десятилетий он занимался восстановлением шпиля, каменной кладки, статуй, строительством новой ризницы, заменой витражей, а также добавил знаменитые горгульи, установил новый орган и т.д. 31 мая 1864 года собор был вновь освящен архиепископом Парижа.
Так "пиар-акция" Гюго смогла спасти и вернуть интерес к собору, которой находился на грани гибели. И кстати, запустить движение за сохранение и реставрацию готических памятников по всей Европе.
Почему именно Нотр-Дам?
Писатель считал, что "великие здания, как и высокие горы, — творения веков", то есть произведения искусства, созданные самим человечеством, без какого-либо конкретного художника, архитектора или зодчего. Храм меняется вслед за тем, как меняется само искусство — "спокойно, без усилий, без противодействия, следуя естественному, бесстрастному закону". В "Соборе Парижской Богоматери" Гюго пишет:
"Поистине в этих последовательных спайках различных искусств на различной высоте одного и того же здания заключается материал для многих объемистых томов, а нередко и сама всемирная история человечества. Художник, личность, человек исчезают в этих огромных массах, не оставляя после себя имени творца; человеческий ум находит в них свое выражение и свой общий итог. Здесь время зодчий, а народ — каменщик".
В разнообразии различных стилей, скульптурных деталей и ярусов собора Гюго видит единство — "безмятежное величие целого":
"Это как бы огромная каменная симфония; колоссальное творение и человека и народа, единое и сложное, подобно Илиаде и Романсеро, которым оно родственно; чудесный итог соединения всех сил целой эпохи, где из каждого камня брызжет принимающая сотни форм фантазия рабочего, направляемая гением художника; словом, это творение рук человеческих могуче и преизобильно, подобно творению бога, у которого оно как будто заимствовало двойственный его характер: разнообразие и вечность".
По мнению Гюго, храм не только символизирует течение времени, художественных стилей и человеческой жизни, но и представляет собой константу — поскольку внутреннее устройство Нотр-Дама подчиняется тем же канонам, что и любой католический собор:
"Впрочем, все эти оттенки и различия касаются лишь внешнего вида здания. Искусство меняет здесь только оболочку. Самое же устройство христианского храма остается незыблемым. <…> Изваяния, витражи, розетки, арабески, резные украшения, капители, барельефы — все это сочетает оно по своему вкусу и по своим правилам. Отсюда проистекает изумительное внешнее разнообразие подобного рода зданий, в основе которых заключено столько порядка и единства. Ствол дерева неизменен, листва прихотлива".
Гюго описал пожар в Нотр-Даме почти за 200 лет до событий 15 апреля
История "Собора Парижской Богоматери" происходит в конце XV века, когда храм переживал свой рассвет. Но Гюго постоянно подводит читателя к неминуемому падению Нотр-Дама, которое в романе предстает в форме огромного пожара, начавшегося во время штурма собора:
"На самой верхней галерее, над центральной розеткой, между двух колоколен, поднималось яркое пламя, окруженное вихрями искр, — огромное, беспорядочное, яростное пламя, клочья которого по временам вместе с дымом уносил ветер. <…> А над пламенем громадные башни, у которых одна сторона была багровая, а другая — совершенно черная, казалось, стали еще выше и достигали безмерной величины отбрасываемых ими теней, тянувшихся к самому небу.
Украшавшие их бесчисленные изваяния демонов и драконов приобрели зловещий вид. Они словно оживали на глазах, в колеблющихся отблесках пламени. Змеиные пасти растянулись в улыбку, рыльца водосточных труб словно заливались лаем, саламандры раздували огонь, драконы чихали, задыхаясь в дыму".
Пожалуй, ни один журналист не смог бы описать пожар в Нотр-Даме так, как это сделал Гюго. Но и для романиста XIX века, и для людей, видевших трагедию 15 апреля, горящий собор символизирует одно и то же: это удар в сердце Парижа, трагедия для французской культуры, архитектуры, истории. И это предостережение о том, насколько уязвимо наше общее историческое наследие.
Артур Громов