Игги Поп и Дэвид Боуи — два друга в мире рока, о которых ходят легенды. Они познакомились в 1971 году, Игги уже пел в группе The Stooges и был довольно ленив, проводя вечера, лежа на диване. Так что встреча с британским артистом, можно сказать, стала для него судьбоносной, ведь Боуи уже давно прослыл локальным царем Мидасом, который превращает в золото все, к чему прикасается.
Будучи очарованным творчеством The Stooges, Боуи предложил Игги сотрудничество. Они записали несколько совместных песен, съездили в парочку мировых турне (даже в Москве побывали), а самое главное — записали два блистательных альбома Игги Попа — The Idiot и Lust for Life.
Конечно, отношения не всегда были безоблачными, они ссорились чуть ли не насмерть, но если начинали работать, то творили что-то потрясающее. Между ними существовала особая магия и энергетика, и ее не могли разрушить даже плохие привычки, которыми "славились" панк-музыканты прошлого века.
Жизнь Игги Попа — калейдоскоп крайностей. У него нет полумер: любит, так любит до смерти, а если назовет кого-то врагом, то будет ненавидеть до конца жизни. Это слышно в его музыке — эксцентричной, эпатажной, уникальной. Хотя бы то, что он изобрел панк-рок до Sex Pistols, уже говорит о нем много. Вот почему для его биографии Пол Трынка — британский рок-журналист — выбирает громкое название: "Игги Поп. Вскройся в кровь" (Iggy Pop: Open Up and Bleed).
Выпустив в 2011 году книгу о Дэвиде Боуи, Трынка берется за его напарника, не опуская никаких подробностей и во всех красках описывая их отвязные приключения. Почитайте отрывок, как во всем этом безумии музыкантам удалось записать один из своих главных хитов — The Passenger.
Многие песни сочинялись прямо на месте. В начале года Рикки Гардинеру повезло испытать момент вордсвортовского вдохновения — он бродил за городом, "в поле, возле сада — великолепный весенний день, деревья в цвету". У него родилась последовательность аккордов — цикличная, очень узнаваемая. Когда Дэвид Боуи спросил, нет ли у Рикки музыкальных идей, он вспомнил тот рифф, и Игги ухватился за него так же, как некогда за услышанные от Рона Эштона аккорды I Wanna Be Your Dog. Как почти во всех вещах на альбоме, текст написан то ли прямо в студии, то ли в ночь перед очередной сессией записи; он посвящен берлинским автобусам и подземке — едешь и едешь, смотришь на звезды, на потрепанную изнанку города (позже Игги заявит, что источник настроения и названия песни — стихотворение Джима Моррисона). Как и Lust For Life, The Passenger — простой гимн радости жизни, долгим прогулкам, когда впитываешь все окружающее, как в детстве в Ипсиланти; примирение с большеглазым мальчиком по имени Джим Остерберг и отстранение от Игги Попа, того, кто пел о "путешествии в смерть" (Death Trip).
Несмотря на соперничество вплоть до одержимости, по крайней мере со стороны Игги, между ним и Дэвидом в студии ощущалась прежде всего "взаимная любовь", как говорят Аломар и братья Сэйлс. Дэвид вел Игги уверенной рукой, но инстинктивно понимал, как направлять поток творчества, и был готов отложить любые насущные задачи, если Игги приходила в голову идея, которую надо записать. Иногда Игги настаивал на своем; недовольный изначальной мелодией Дэвида в песне Success (ее можно услышать в ответной партии гитары), которую он обозвал "слишком сладкой" (a damn crooning thing), пришел на студию пораньше, с братьями Сэйлс для поддержки, и переделал песню, добавив оптимистическую мелодию из шести нот и подкупающе простой текст: Here comes success... here comes my Chinese rug ("А вот и успех... вот и мой китайский коврик"). Текст отчасти, конечно, ироничный, но и искренний тоже: Джим как раз закупил несколько китайских ковриков для своей бедной квартирки без горячей воды и в целом находился в приятном ожидании: вот-вот его, как он сам говорит, "орущего и брыкающегося, дотащат до победного конца". В Success, как и в других песнях, ощутимо присутствие Эстер Фридман — последние полгода Джим постоянно ей названивал, хотя она все еще жила со своим хирургом Норбертом. Прямо идеальная женщина и муза: In the last ditch I think of you ("В последней канаве я думаю о тебе"). Заразительный энтузиазм Игги поддерживают веселые подпевки Ханта и Тони: они записали их в тот же день, вместе, с одного дубля, и, видимо, только тогда впервые расслышали текст — хорошо заметно, с каким радостным изумлением они повторяют за ним: "А вот и мое лицо — что и говорить, странное" (Here comes my face... it’s plain bizarre). Боуи позднее расскажет, как перенял у Игги спонтанность в подходе к текстам: на альбоме Heroes записывал несколько опорных слов, а остальное импровизировал. Электризованность атмосферы усилил Эду Майер, придумавший воткнуть микрофон Игги в гитарный усилитель Music Man, стоявший за дверями аппаратной: так в голосе появился стеклянный призвук перегруза.
Бурлящая, неукротимая энергия пронизывала запись на всем ее протяжении. Some Weird Sin и Tonight, обе на музыку Боуи, сочиненную во время тура The Idiot, и Sixteen, на музыку Игги, не уступают в уверенной лихости первому треку; правда, Turn Blue, которую Игги и Боуи сочинили в мае 1975 года с помощью Уоррена Писа, теперь кажется бесформенной кашей — единственный проседающий момент на альбоме. Замыкающая Fall In Love With Me тоже написана прямо в студии, причем Хант взял бас, Тони гитару, а Рикки Гардинер сел за барабаны. Эта сдержанная, задумчивая песня, в которой слышно, как все устали к концу записи, несколько меркнет на фоне остального, такого сильного, материала, но ее трогательное обаяние позже проявилось во всей красе — в фильме "Рабы Нью-Йорка" (1989). Здесь снова возникает образ Эстер Фридман: the way your eyes are black, the way your hair is black ("как глаза твои черны, как волосы твои черны"), и Джим с восторгом предвкушает: любовь, как и успех, — совсем близко, только за угол поверни.
Ближе к концу все уже были свято уверены, что совершили нечто выдающееся. Карлос Аломар говорит, что ему невероятно повезло видеть, как работают вместе Боуи и Игги: "бок о бок — как будто атом расщепили и получилась пара близнецов". Дэвиду, похоже, удалось вытащить из Игги нечто новое: его умную, цивилизованную, интеллектуальную, космополитичную сторону. Собственно говоря, выпустил на волю Джима Остерберга и заставил Игги разделить с ним славу. Что и подчеркивает фотография на обложке Lust For Life, сделанная Эндрю Кентом в марте, во время британского тура, пока Джим сидел в гримерке на студии BBC, готовясь очаровать интервьюера. "Удачный снимок, большое везение, — говорит Кент. — Это был Джимми. Отличный парень, с которым хочется дружить".
Но Игги еще отомстит.