150 лет назад японский город Эдо открыл порт для торговли с чужестранцами. Для многих государств Старого Света это стало сигналом к установлению экономических и дипломатических связей с Японией. Между тем более чем за 250 лет до открытия порта Эдо его уроженец впервые посетил Россию. Визит его оказался неудачным. Отношения стран и в дальнейшем складывались противоречивым образом. ТАСС рассказывает о том, как они зарождались и развивались.
Град на реке Сумида
За семь веков город Эдо прошел путь от маленькой рыбацкой деревни до столицы Японии и в 1868 году стал именоваться Токио. Население этого города еще в начале XVIII века превысило миллион человек (для сравнения: население Лондона и Парижа в ту пору составляло 500 тысяч, Москвы — 200 тысяч).
Открытие мегаполиса на реке Сумида для иностранной торговли пришлось на крайне неспокойные, революционные для Японии времена. Существовавшее на протяжении более двух веков военно-феодальное устройство во главе с сегуном (правителем) рушилось. С ним пал и режим самоизоляции, именовавшийся как сакоку (с японского — "закованная страна").
К власти пришел император Муцухито, за несколько лет правления превративший отсталую аграрную страну в вестернизированную и могущественную империю.
Армия императора активно вооружалась и обучалась по западному образцу, был сформирован Кабинет министров, сословные разделения феодальной эпохи были упразднены. Христиане (в особенности католики) больше не подвергались суровым гонениям, а на место автономных княжеств, управляемых дайме (наместниками), пришли префектуры.
Однако именно режим сакоку сыграл ключевую роль в появлении на территории Русского царства первого японца.
Николай и Гавриил
Согласно хронике бытия католических мучеников Японии, первым уроженцем Эдо, побывавшим в России, оказался католик по имени Николай. Его семья перебралась из Японии на Филиппины, где юный Николай принял постриг, а затем отправился в путешествие в Рим вместе с католическим миссионером и монахом Николаем Мело.
В 1600 году Мело решил, что будет держать путь в вечный город через Русское царство вместе с японцем Николаем. Впрочем, в Москве путешественников ждал весьма холодный прием: японца Николая казнили в 1611-м, а Мело сожгли на костре как сторонника Лжедмитрия и Марины Мнишек в 1614-м.
Причем японца считали индийцем. По мнению Петра Подалко, профессора университета Аояма Гакуин в Токио, это может объясняться тем, что не знавший русского языка Николай пытался рассказать, что он родом из Эдо. А его слова, видимо, были услышаны как "индо".
Второму японцу, побывавшему в России, повезло намного больше. В 1697 году, находясь на борту небольшого судна, купец по имени Дэмбей потерпел кораблекрушение близ Камчатки. Однако от неминуемой смерти от рук воинственных аборигенов его спас казак-первопроходец Владимир Атласов.
В 1702 году Дэмбей был удостоен аудиенции с Петром I, после чего по решению государя стал первым в России преподавателем японского языка и был направлен в Санкт-Петербург. Там Дэмбей принял православие и получил новое имя — Гавриил. А основанная им школа обучала подданных царя экзотическому языку на протяжении еще многих десятилетий.
На службе Российской империи
Подданные русского государя попали в Японию намного позже. В отличие от первых японцев, которые оказывались в России не по своей воле, русские в Японию добирались с определенной целью.
Так, в июне 1739 года к берегам Японии подплыли корабли под русскими флагами. На одном из них находился капитан Мартын Шпанберг, датчанин по происхождению, на втором — англичанин Вильям Вальтон. Оба были подданными Российской империи. Высадившиеся с этих кораблей моряки и стали первыми русскими на японской земле.
Шпанберг и Вальтон участвовали во второй Камчатской экспедиции и их целью было "изыскание пути до Японии" и преодоление "застарелой азиатской нелюдимости". Подданным императрицы Анны Иоанновны удалось выполнить оба указания. В Японии на месте высадки Шпанберга в 2005 году был установлен памятный камень.
В 1804-м первый российский посол Николай Резанов высадился в Японии. На протяжении полугода он ожидал приглашения из Эдо, но так его и не получил. Причиной тому был режим самоизоляции, до падения которого оставалось еще долгих 60 лет.
Закрытость страны даже чуть не привела к войне между Российской империей и Японией в начале XIX века. В 1811 году исследователь Василий Головнин был пленен японцами на острове Кунашир и перевезен на остров Хоккайдо, где на протяжении двух лет находился в тюрьме. Спасти Головнина удалось лишь благодаря дружеским отношениям между адмиралом Петром Рикордом и японским купцом Такадая Кахэем.
От открытия границ до наших дней
Падение сегуната не только привело к улучшению отношений между двумя странами, но и вызвало всплеск иммиграции из Японии в Россию, а если точнее — на Дальний Восток. Причин тому было две: открытие границ и стремительная индустриализация Японии, которая привела к росту безработицы и снижению уровня жизни на островном государстве.
Несмотря на то, что, по официальным данным, в России сейчас проживает не более тысячи этнических японцев, их диаспора имеет богатую историю, неразрывно связанную с официальными отношениями между двумя странами.
Пик японской иммиграции пришелся на период с 1880-х по 1900-е годы и был сведен к нулю с началом Русско-японской войны. Такие города, как Владивосток, Хабаровск и Благовещенск, стали домом для многих тысяч японцев и оставались таковым до массового исхода японцев из России за несколько месяцев до начала войны 1904–1905 годов.
У этой диаспоры была одна характерная черта — гендерная.
"Трудовая эмиграция за рубеж поставила неожиданное препятствие перед мужчинами. Общество рыбаков и рисоводов могло существовать лишь в близких культурных обществах. В соседнем Китае и в Корее японским мужчинам было тяжело найти аналогичную работу. А вот женщины могли спокойно эмигрировать", — рассказал Петр Подалко.
Японские девушки работали прачками, нянями, горничными, кормилицами в городах российского Дальнего Востока. "Считалось, что японцы вежливы, аккуратны, исполнительны, неприхотливы. В принципе, так оно и было", — добавил Подалко.
В этом регионе в то время проживали преимущественно мужчины. Такой гендерный дисбаланс подталкивал местное население и японскую диаспору к созданию смешанных семей. Мужская часть диаспоры смогла занять в крупных городах несколько профессиональных ниш: фотопромышленность, выпуск полиграфических изделий, банно-прачечное дело и мелкий бытовой ремонт. Этот бизнес процветал вплоть до 1904 года.
После войны многие японцы вернулись в Россию, а в 1916 году был даже подписан первый и единственный в своем роде в истории договор о дружбе и взаимопомощи между Санкт-Петербургом и Токио. Но с тех пор диаспора так и не смогла восстановить свои позиции на российском Дальнем Востоке, а установление в стране советской власти отнюдь не привлекало новых иммигрантов.
В настоящее время значительная часть проживающих в России японцев — дипломаты и управляющие в представительствах японских компаний. Почти аналогичная ситуация сложилась с русской диаспорой в Японии, которая не превышает 10 тысяч человек. Впрочем, ее численность растет начиная с момента распада СССР.
Гендерный состав российской диаспоры в Японии напоминает состав японской диаспоры конца XIX века. "Среди русских в Японии преобладают женщины от 20 до 40 лет. В этой возрастной категории разрыв между женщинами и мужчинами колоссален. Многие женщины выходили замуж за японцев в 90-е годы, в этот сложный в экономическом отношении период", — объяснил Подалко.
Интерес к традиционной японской культуре в России и к российской культуре (особенно к литературе, балету и театру) в Японии стабильно высок. Ситуацию осложняют геополитические вопросы.
"Японцам и русским исторически нечего было делить. Россия — страна материковая, Япония — страна морская. Японцы едят рис, мы — хлеб с картошкой. У нас нет стопроцентно конкурирующей деятельности, мы можем хорошо друг друга дополнять," — считает Петр Подалко.
Александр Мосесов