10 марта 2020, 10:44
Статья
Фрагменты новых книг

Издательство "Ад Маргинем Пресс" и музей современного искусства "Гараж" выпускают книгу французского философа Грегуара Шамаю о том, как беспилотные летательные аппараты меняют войну и какие проблемы порождают. ТАСС публикует отрывок о выборе американскими властями целей для ударов

REUTERS/ Jason Reed

В оригинале "Теория дрона" вышла еще в 2013 году, поэтому в ней нет самых свежих примеров. Но актуальности книга не потеряла, даже наоборот: беспилотники и другие орудия убийства, позволяющие оператору держаться на недосягаемом расстоянии, применяются все чаще. Справедлива ли война, где жизнью рискует только одна сторона? И война ли это, когда одна страна убивает людей на территории другой, с которой не находится в состоянии конфликта? Как это согласуется с международным правом? Как в результате меняется понятие суверенитета?

В своей книге Шамаю разбирает доводы сторонников и противников применения дронов с ракетами. Он приходит к выводу, что всего за десять лет после терактов 11 сентября 2001 года США создали новую форму государственного насилия — что-то между войной и полицейской операцией, по сути — узаконенную охоту на людей, и предупреждает, что, если мы этому не помешаем, беспилотники с летальным оружием будут летать не только над Пакистаном, но и над нашими домами.

Анализ жизненных форм

"Командующие вражеских армий похожи на кого угодно; бойцы вражеских армий похожи на кого угодно; вражеские машины похожи на гражданские; вражеские лагеря похожи на населенные пункты", — научный отдел американского Министерства обороны.

"Это один из самых странных бюрократических ритуалов: каждую неделю более сотни членов всемогущего аппарата национальной безопасности участвуют в видеоконференции по надежно защищенным каналам для обсуждения биографий предполагаемых террористов и обозначения тех, кто должен умереть в ближайшее время". Это еженедельное сборище в Вашингтоне называют "вторником страха". Как только определяется список номинантов, он направляется в Белый дом, где его лично утверждает президент — в устном порядке, имя за именем. Как только этот kill list (перечень подлежащих уничтожению — прим. пер.) утвержден, дело остается за дронами.

Критерии, релевантные для попадания в данный список приговоренных к смерти, остаются неизвестными. Администрация отказывается от любых комментариев по этому поводу. Вместе с тем Гарольд Кох, юридический советник Белого дома, спешит успокоить: "Наши процедуры и практики определения легитимных мишеней весьма основательны, а технический прогресс способствует тому, что они становятся все более точными". Одним словом, доверяйте нам с закрытыми глазами.

Но, помимо этих "персонализированных ударов", существуют также "сигнатурные удары" — сигнатура в данном случае понимается как след, индикатор или определяющая характеристика. Они наносятся по индивидам, личность которых остается неустановленной, но поведение которых заставляет подозревать или является надежным знаком принадлежности к "террористической организации".

В этом случае удар наносится "без точного установления личности индивидов, обозначенных в качестве целей", только на основании того, что их действия, за которыми ведется наблюдение с воздуха, "соответствуют определенной "сигнатуре" предварительно установленного поведения, которое США ассоциируют с активностью повстанцев". Подобные удары по неизвестным подозреваемым сегодня составляют большую часть атак.

Чтобы установить этих предполагаемых анонимных повстанцев, обращаются к тому, что "официальные лица описывают как "анализ жизненных форм" (pattern of life analysis), которые используют фактические элементы, собранные камерами наблюдения дронов наравне с другими источниками… Эта информация в дальнейшем используется для того, чтобы определить в качестве целей предполагаемых повстанцев даже в том случае, когда их конкретные личности остаются неизвестны". Как объясняет оператор дрона Reaper: "Мы можем описать эти формы жизни, найти плохих парней, запросить авторизацию, а потом запустить весь цикл: обнаружить, выследить, обозначить в качестве цели, атаковать".

Всякая жизнь имеет свою форму и определенный мотив. Ваши повседневные действия повторяются, у вашего поведения есть определенная регулярность: в определенный час вы просыпаетесь и используете один и тот же маршрут, чтобы добраться до работы или куда-то еще. Вы регулярно встречаете друзей в определенных местах. Если наблюдать за вами, то можно составить карту типичных для вас пространственно-временных маршрутов. Аналогичным образом, получив доступ к вашим телефонным звонкам, на нее можно наложить карту вашей социальной сети, ваши личные связи и установить их относительную важность для вашей жизни. Как объясняет учебник, написанный для американской армии: "Как только противник перемещается из одной точки в другую, разведка и наблюдение следует за ним, отмечая локации и каждого индивида, с которым он идет на контакт. Таким образом, устанавливается цель, места, индивиды и "узлы" возникающей вражеской сети". Как только соткана эта двойная сеть — ваших мест и ваших связей, — ваше поведение можно предсказать: если не будет дождя, то вы, вполне возможно, отправитесь на пробежку в такой-то парк в такое-то время. Таким образом, можно определить подозрительную нерегулярность: сегодня вы не пошли той же дорогой, что обычно, у вас была встреча в непривычном месте. Всякое отклонение от нормы, которую вы сами задаете своими привычками, может быть предупредительным сигналом: происходит что-то ненормальное, а потому потенциально подозрительное.

Анализ жизненных форм более точно определяется как "слияние анализа связей и геопространственного анализа". Чтобы понимать, о чем идет речь, нужно представить наложение на одной и той же цифровой карте Facebook, карт Google и календаря Outlook. Слияние данных социальных сетей, пространственных и временных; картография, совмещающая socius, locus и tempus (социум, место и время — прим. пер.) — то есть три измерения, которые как в своей регулярности, так и в несогласованности составляют то, что называется человеческой жизнью.

Этот метод восходит к "разведке на основании активности". Из массы собранных данных об определенном лице, группе или местности постепенно складываются некие "паттерны" понятных мотивов. Активность представляет собой альтернативу идентичности: вместо того чтобы, установив определенную цель, пытаться ее обнаружить, поступить противоположным образом. Накапливать данные, строить графики во все больших масштабах, чтобы затем, через анализ big data, свести воедино узловые точки, которые за счет своего положения на общей диаграмме и обведенного в кружок цвета могут быть обозначены как подлежащие устранению угрозы: "Компилируя ассоциативные данные на основании активности с метаданными во временном разрезе… можно сформировать богатый архив, который позволит получить описание жизненных форм, сетей и анормальностей, которые в противном случае могли бы быть проигнорированы". Инструменты гуманитарной географии и социологии сетей оказываются на службе ликвидационной политики, в рамках которой "постоянный надзор" делает возможным выявление опасных лиц. В ходе кропотливой работы по архивированию жизней постепенно формируются разделы анонимного досье. Как только оно становится достаточно пухлым, выносится смертный приговор.

Официальные лица утверждают, что подобные методы позволяют быть уверенным в выборе мишени: "Вы можете терпеливо и настойчиво преследовать определенных лиц, получая представление о том, как они перемещаются, куда ходят и с кем встречаются". Те, кого в итоге уничтожат, "являются людьми, чьи действия очевидно дают со временем понять, что они представляют угрозу".

Но проблема как в эпистемологическом, так и в политическом смысле заключается в предполагаемой способности адекватно придать этому представлению, полученному путем сопоставления всевозможных признаков, четкий статус легитимной мишени.

Данный диспозитив и методология имеют очевидные ограничения. Взять хотя бы оптику. Как признается бывший офицер ЦРУ, "на высоте 6000 метров, вы мало что видите". Дрон может различать лишь весьма смутные очертания. Например, в апреле 2011 года американские дроны "были не в состоянии отличить двух морских пехотинцев в полном снаряжении в их легко узнаваемой форме от нерегулярных частей противника". Дрон видит лишь неясные силуэты. На этот счет в кулуарах американской администрации гуляет шутка: "Когда в ЦРУ три человека занимаются аэробикой, они думают, что это лагерь подготовки террористов".

17 марта 2011 года американский авиаудар уничтожил группу людей, собравшихся в районе Датта-Хель, именно на основании того, что "их поведение напоминало образ действий повстанцев, связанных с "Аль-Каидой" (организация запрещена в РФ как террористическая — прим. ТАСС). Способ их расположения соответствовал уже существующей матрице, которая связана с подозрением в террористической деятельности. Но это собрание, обнаруженное с воздуха, на самом деле было вполне традиционным сходом, jirga, созванным для обсуждения разногласий, возникших в местной общине. Число жертв среди мирного населения оценивается от 19 до 30 человек. С воздуха ничто так не напоминает собрание повстанцев, как собрание жителей деревни.

2 сентября 2010 года американские власти заявили о ликвидации лидера "Талибана" (организация запрещена в РФ как террористическая — прим. ТАСС) в афганском Тахаре. Но на самом деле ракеты уничтожили Забета Амануллу, мирного жителя, в ходе его электоральной кампании. Подобная ошибка стала возможной именно из-за чрезмерного доверия (необходимого для подобного диспозитива) к квантитативному анализу: аналитики сосредоточили внимание на сим-картах, списке звонков и графиках социальных сетей: "Они не преследовали человека с определенным именем, в качестве целей фигурировали телефоны".

В том, что касается получения доказательств, количество признаков не переходит в качество. В этом и заключается проблема в представлении Гарета Портера: "Используя подобный метод анализа связей, разведка не в состоянии оперировать самым незначительным качественным различием между отношениями, обозначенными на их карте, и связями между "узлами". Этот метод основан исключительно на количественных базах данных, например количестве телефонных звонков или визитов, нанесенных тому, кто ранее был обозначен в качестве цели, или некоторому числу связанных с ним лиц. Неизбежным результатом чего является возрастающее число телефонных номеров гражданских лиц на карте сетей повстанцев. Если перечень телефонных звонков гражданских образует многочисленные связи с номерами, уже фигурирующими в списке kill/capture (убийств/поимки — прим. пер.), то, вполне вероятно, сделавший их индивид также будет в него занесен". Одним словом, в подобной логике, когда принадлежность к чему-то и сама личность выводятся из количества и частоты контактов вне зависимости от их характера, то, как заключает один офицер, неизбежна ситуация, при которой: "Как только мы решаем, что определенный индивид является плохим парнем, те, кто часто с ним общается, также становятся плохими".

Подобный метод профилирования имеет дело исключительно со схемами. Однако одной и той же схеме по определению могут соответствовать весьма гетерогенные феномены. Это эпистемологическая проблема китайской тени. Образ сторожевого пса напоминает сторожевого пса, но как с уверенностью сказать, что за объект она отражает, если мы имеем доступ лишь к тени, которую он отбрасывает? Возможно, это всего лишь руки.

И тем не менее. Именно на подобных эпистемологических основаниях американские дроны сегодня наносят "удары по сигнатуре". Власти выстроили свой театр теней: "Очень часто результат сводится к стрельбе вслепую на основании индикаторов "жизненных форм" без непосредственного подтверждения, поскольку цели являются тем, чем, мы думаем, они являются, с высоким риском уничтожения невиновных в процессе".

Это подтверждает пакистанец, который вместе со своей семьей стал жертвой атаки дронов:

— Как ты думаешь, почему они вас атаковали?

— Они говорили, что там были террористы, но это был всего лишь мой дом… Это не террористы. Это всего лишь обычные люди, которые носят бороду.