— Татьяна Георгиевна, недавно вы были назначены в Совет при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека. Какие направления работы в СПЧ вы уже себе наметили? Что поменялось с изменением статуса?
— Первое, что от меня требуется - оставаться самой собой, быть неравнодушной, с правозащитным сердцем и сознанием. Второе – поскольку СПЧ мы считаем правозащитным Олимпом, там поднимается много вопросов, которые на уровне регионального омбудсмена не всегда принято задавать в кабинетах федерального масштаба. Поэтому сейчас с сотрудниками моего рабочего аппарата мы отбираем те темы, которые прежде казались нам нерешаемыми. Например, по теме закредитованности населения я много лет стучусь во все закрытые двери.
— Настолько актуальная тема?
— Недавно очередная финансовая пирамида только с населения Свердловской области собрала около миллиарда рублей, с Уральского федерального округа – 2 млрд. Причем эти деньги вывезли учредители той же пирамиды, которые собрали 800 млн рублей с населения Иркутской области. И им – ничего.
Люди лезут в петлю, потому что коллекторы-вышибалы – это не просто вежливые банки, это страшно. Эту тему в СПЧ приняли, предложили изучать.
В общем, СПЧ, каким мы его видим, структура, где решаются вопросы, которые мы не можем решить на уровне губернатора – это проблемы федерального уровня. Губернатор нашей области делает все, что может, если грубо нарушены права человека. А если надо обратиться за поддержкой выше, к президенту, будем использовать площадку СПЧ. Надеюсь, удастся. Что получилось – посмотрим через год.
— Это первая, но, наверно, не единственная тема?
— Нет. Вторая по перечислению, но не по значимости - права потерпевших. Нам кажется, идет перекос. Несовершеннолетнего преступника, например, обязательно защищает государственный адвокат. А потерпевшие, особенно в историях, связанных с половой неприкосновенностью? С потерпевшими, молодыми девчонками, полностью деморализованными, испуганными и униженными, должен обязательно быть рядом бесплатный адвокат. Сейчас он не положен по закону.
Также наблюдаю, как идет реализация экологической реформы, особенно по части переработки твердых бытовых отходов. Еще год посмотрю, - может, это тоже станет важной темой в моем перечне. Все это темы федерального уровня.
Общество потребления
— По закредитованности. Не загоняют ли люди себя сами? Покупают в долг самый дорогой телефон или не по средствам машину, при этом годами недоедая?
— Мне кажется, это не проблема конкретного человека. Мы допустили господство идеологии общества потребления. Ну разве можно жить без самого дорогого смартфона, лучше с дорогими стразами? Никак нельзя. И ничего с этим в мозгах людей не сделать. Я не хочу давать своей внучке смартфон, потому что то, куда погружают сети – страшно. Я не буду закредитованной, если подарю такой гаджет внучке, но не хочу. А когда я обнаружила, что в ее классе все с этими статусными гаджетами, а она белая ворона, я задумалась…
— А что у внучки?
— Обычный кнопочный телефон. Чтобы быть на связи. Если санитарка или уборщица тратит пять своих месячных зарплат на айфон – что ж, ей привито такое чувство достоинства. Раньше все понимали, что по средствам, а что нет, и не сильно атрибутами статуса беспокоились. Мы видим, как на Западе – там все ездят на машинах, и мы хотим так же. Там все с айфонами, и мы туда же. Я бы не стала осуждать эту санитарку или уборщицу. Она хочет жить в менее расслоенном обществе, и такими покупками она, наверно, сублимирует сегодняшнее отсутствие того уклада.
Но ваш вопрос – далеко не обо всех. Закредитованность – это не удел только тех, у кого деформировано осознание себя в нынешнем социуме. Я вижу очень много закредитованных людей. Недавняя история – выселили из квартиры женщину, которая брала кредит для спасения своей дочери от онкологического заболевания. Дочка все-таки умерла, а женщина не справилась с валом обязательств.
В наше время закредитованность – не просто бич. Многие живут от кредита до кредита. Более того – выплачивают кредиты адресным пособием. Можно спорить или не спорить, но факт остается фактом.
На днях летела самолетом, в зале ожидания полистала один известный во всем мире глянцевый журнал. Его аудитория – молодые девчонки. Им всем хочется выглядеть так, носить это и ездить на этом. Я в студенческие годы, приехав в большой город с Алтая, не была обижена тем, что у меня нет норковой шубы. В 70-е годы, напомню для молодых читателей, это было серьезным атрибутом статуса. На курсе были девочки, которые их носили, а мне она не нужна была! И сейчас не сильно надо.
Но сегодня все хотят быть как все <…> Странное словосочетание и состояние, очень легко внушаемое. Эта идеология переделала мир. Точнее даже сказать – катком переехала. Мы пытаемся сохранить остатки общества, где все равно, сколько карат на пальце и какой в кармане гаджет. Если мне сегодня предложат выбор между покупкой в хорошем ювелирном магазине и поездкой на Алтай, у меня даже нет сомнения – я еду на Алтай! А у 90% молодежи и выбора нет – они пойдут в ювелирный. Потребительская идеология их совсем запутала.
Ничто в жизни нормального человека не должно быть средством демонстрации статуса, а должно являться лишь средством передвижения, или связи, или сохранения тепла и так далее. На Западе этим переболели, пора и нам выздоравливать.
Об уральских манси
— Уже более 20 лет вы поддерживаете малочисленный народ манси. Какова их численность на сегодняшний день, сколько поселений, какова динамика?
— Я занимаюсь манси, которые живут в основном в Пелымском и Ивдельском округах Свердловской области. Конечно, то и другое снижается. Было далеко за 200 человек, сейчас около 140. Снижается сейчас пусть медленнее, потому что им оказывается помощь, но тем не менее. Страшно не только снижение, но и то, что он не видят для себя перспектив. Наши манси – особые, они не рвутся жить в городах, для них город – это враждебная среда, они здесь всего боятся, большой город у них часто связан с темой загубленной жизни. Настоящее ощущение счастья у них связано со своими местами. Даже для тех из них, кто в городе выучился и получил все блага цивилизации.
По динамике поселений. Их число сократилось, но лишь потому, что в Свердловской области был построен поселок Ушма - десять домиков для тех, кого собрали с юрт. Некоторые остались – например, в поселке Юрта Анямова во главе со старейшиной рода Анямовых, Александрой Васильевной. Ее сын Валерий получил высшее образование в филиале Санкт-Петербургского института кинематографии, операторский факультет, дочка Аня – на факультете финно-угорской филологии в Югорском государственном университете. Но род остается в своем поселке.
Переехавших в Ушму, тем не менее, подавляющее большинство – десять семей. Есть желание построить там еще несколько домиков, уже есть заявления от желающих.
— Те горожане, кто проникся Севером, говорят, что город им со временем кажется враждебным…
— Абсолютно так же говорят и манси! Да, Свердловская область им помогает. У них нет проблем с поступлением в любой вуз в нашей области. Они учатся, могут оставаться работать в городах. Но точнее не скажешь – мир остается для них враждебным.
— В 2017 году было издано распоряжение правительства Свердловской области "О реализации в Свердловской области в 2017-2025 годах Концепции устойчивого развития коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации". Документ предусматривает большой перечень мер материальной и социальной поддержки. Да, частично вы ответили. А что делается еще?
— Домики в Ушме были построены в 2009 году, в этом году их отремонтировали. Очень качественно отремонтировали школу-интернат в поселке Полуночном, где учатся в том числе дети из Ушмы. Для манси приобретали снегоходы, бензиновые электрогенераторы, установили спутниковые таксофоны, обеспечив устойчивой телефонной связью с городом и с другими юртами, где проживают манси.
— А что не сделано?
— Не успели к началу холодов завезти им дрова – это из того, что мне не нравится. Но самое главное, что не сделано и не делаем – закуп их продукции. Если мы у них не купим, они не могут иметь деньги. Конечно, что-то они продают, в основном приезжим туристам. Но визитеры часто не по-доброму относятся к коренным жителям, бывает, что за бутылку водки выменивают шкурку соболя. Это слабость манси и их беда. Поэтому считаю, что закуп у них дикоросов – то, что мы обязаны для них сделать. Было бы замечательно включать сюда и закуп изделий народных промыслов, - они по-прежнему делают изделия из бисера, шьют унты. Сами это реализуют, но часто опять же за водку, которую привозят перекупщики, или совсем за дешево. Пятьсот рублей за пару унтов – разве это цена?
Кроме того, есть программа Уральской горно-металлургической компании. УГМК работает на севере Свердловской области на территории коренных манси, интересуется их жизнью и помогает им. Компания выполняет свою программу на сто процентов.
— Водка уже привела к необратимым последствиям, или еще есть надежда?
— Конечно, есть последствия – пока, надеюсь, обратимые. Коренные манси, которые пили, умерли. Мы должны образумить туристический и перекупческий люд, который едет туда в наглую с водкой делать свою коммерцию.
В какой-то степени у молодого поколения манси складывается к выпивке стойкое отвращение, часть народа не пьет – это вселяет надежду. Недавно на антинаркотической комиссии Свердловской области на мой вопрос, почему не пресекают этих водочных челноков, от силовиков прозвучало – есть спрос, есть предложение. Я ответила – почему не закрываете сайт Даркнет? Тоже ведь спрос и предложение. Это все спрос навязанный!
Водка – огромная беда. Человек, везущий на Север водку, должен изначально понимать, что он загоняет манси в петлю.
— А в новом статусе вы будете добиваться приравнивания водки, распространяемой в местах проживания коренных малочисленных народов, к наркотикам?
— Такие инициативы есть. Красноярский край выносил такие предложения. Но не получилось, говорят про свободу выбора и прочее. Но я бы приравняла. Мне говорят про гражданско-правовые отношения, про то, что все равно будут продавать из-под полы. Но ведь надо что-то делать с этой бедой! Буду в новом статусе обязательно развивать эту тему.
— Какая работа проводится в школах для того, чтобы "блага цивилизации" не захватили маленьких манси, чтобы они сохранили ценности своего народа?
— Мне кажется, глянцевые журналы этих детей уже не затронут. Сегодня в детском доме-школе в Полуночном хорошие учителя. Одна из них совершенно уникальная, почти 30 лет преподавала мансийский язык в Российском государственном педагогическом университете имени Герцена в Санкт-Петербурге. Она кандидат филологических наук, автор 139 научных публикаций и 20 учебников по языку манси. Ребятишки вьются вокруг нее.
Ребятам хочется заниматься народным мастерством. Сейчас в Ивдельском детском доме-школе N 1 поселка Полуночный создается центр ремесел, где дети будут заниматься дополнительным образованием. Был период, когда их народным промыслам по гранту обучал учитель. Мы очень надеемся на центр, который вот-вот откроется.
— А как удалось привлечь педагога из Петербурга?
— Дина Васильевна приехала сама. Вышла на пенсию, а директор школы-интерната Ольга Галашева решила ей позвонить. Говорит, что и мечтать не могла, что эта человек-легенда, уникальный фольклорист, знаток языка манси, опытный педагог, приедет. А та согласилась. Дине Васильевне сейчас 77 лет, она очень активна, живет в интернате с детьми и говорит с ними на родном языке не только на занятиях, но и весь день.
— Имеет ли смысл придать особый статус, пусть на уровне региона, таежным манси, проживающим на территории Свердловской области? Их уклад, хозяйственная деятельность, занятость и доходы сильно отличаются от северных соседей, представителей коренных малочисленных народов с того же Ямала. У проживающих на Крайнем Севере хантов и манси многотысячные стада оленей, а у свердловских, пожалуй, только охота.
— Было несколько попыток, пока не удалось. Нам говорят, что федеральное законодательство это не очень позволяет, зачем это вам. Да, это имеет смысл. Хотя бы северному Ивдельскому округу.
— А сейчас, в новом статусе, может получится?
— Да, может быть. В Уральском полпредстве пока не дают такого разрешения – этого нет в федеральном законодательстве, поэтому нельзя. В СПЧ год назад была создана рабочая группа по коренным и коренным малочисленным народам, задача которой – защищать их права. Наверно, нужен прецедент.
— Манси предпочитают жить в уединении, далеко от цивилизации. Как и куда они обращаются в случае внезапной болезни, травм, или, например, родов?
— Звонят по таксофону. Их курирует управление здравоохранения Краснотурьинского городского округа. Манси не всегда довольны медицинской помощью из Ивделя, и даже из Екатеринбурга, а когда работает Краснотурьинск, то всегда довольны.
— Как обстоят дела с трудоустройством малочисленного народа?
— Очень плохо. Более того – им опять не платят пособия по безработице. Надо каждый месяц отмечаться в территориальном центре занятости населения. То же самое и с услугами МФЦ – многофункциональных центров. Туда надо ехать. А это почти 160 км по полному бездорожью, шесть часов в один конец.
— А чем им может помочь, например, частный бизнес, крупные корпорации? Ведь на территориях коренных малочисленных народов компании нередко ведут разработку недр.
— Помочь закупкой продуктов и товаров. Грибы, брусника, клюква, пушнина, рыба, унты, сувениры и многое другое. Манси были бы трудоустроены – большего им и не надо.
Очень помогает УГМК. У компании есть корпоративная программа поддержки коренных малочисленных народов, для общественной организации манси они закупили снегоболотоход, другой транспорт, даже оборудование для пилорамы, чтобы снабжали стройматериалами манси для ремонта домов. Что манси просили – ни разу не получали отказа, УГМК вносит это в свою программу. Компания очень плотно курирует Юрту Бахтиярова, Юрту Пакина и другие поселки, где обнаруживают месторождения.
Я даже не сильно интересуюсь, что конкретно УГМК им дает, я просто радуюсь тому, что они делают. И это не какая-то спорадическая помощь, а целая программа, которую компания выполняет.
— И в завершение беседы – что беспокоит вас в связи с уральскими манси больше всего?
— Я все время сравниваю жизнь ровесниц - моей внучки в Екатеринбурге и внучки бабы Шуры - Александры Васильевны Анямовой, - соответственно, там, в юрте. Кто из них более счастлив? Та девочка не видит агрессии, зла, учится в Полуночном с широко открытыми глазами, в ладу с ровесниками, взрослыми и с миром. Моя внучка занимается в двух школах - в обычной и большой спортивной, в обеих – конкуренция, соперничество. Жесткий мир. Второй год моя девочка болеет, бронхит. При том, что здесь отличная медицина. И вот я думаю – как там они живут? А они, соответственно, смотрят в испуге на нашу жизнь.
Сохраним ли мы этот народ, его ментальность? Это и наша человеческая, и конституционная задача. Мы должны делать все – и я, как омбудсмен, и вы, как журналист. И губернатор, и глава городского округа, и УГМК, и силовики, и все другие, чтобы этот народ не потерять. Мы пока его не потеряли. Но тревога очень большая.
Беседовал Георгий Летов