"Папа до самой смерти не знал, что умирает"
Ольга учит меня делать красивые селфи. "Подбородок повыше… Главное — ракурс! Я люблю поесть, а после перелома ноги у меня вообще плюс 15 кг. Так что надо отвлекать от них внимание, — говорит она. — Наверное, это неправильно и нужно принимать себя такой, какая ты есть… Но мне-то комфортнее, когда я себе нравлюсь! Хотя я не против, когда выкладывают фото, где я на черепаху похожа".
В благотворительном фонде помощи хосписам "Вера" шутят, что Олины уроки селфи надо продавать на аукционе в пользу фонда. А может, и не шутят. Ольга занимается фандрайзингом, привлекать деньги самыми разными способами — ее работа. Она даже выглядит как ходячая реклама. Символ фонда "Вера" — одуванчик. У Оли на шее — подвеска с этим цветком, на груди — огромная белая брошь в виде него, а пока мы говорили, ей доставили посылку — серьги-одуванчики. "Это я себе подарок сделала на день рождения, почти год ждала. Ручная работа, стоят, как чугунный звездолет, — говорит она. — Но это моя суперсила. Надеваешь одуванчики — и у тебя все получается, ты фея. У нас в фонде нет более брендированного человека, чем я!"
Когда-то Оля занималась академической греблей — родители отдали ее заодно с сестрой, потому что "в 90-е у нас район был не очень, надо было чем-то занять". Так она четыре раза стала чемпионкой России. Потом выучилась на учителя физкультуры: "У нас был классный преподаватель анатомии, мы строение мышц изучали в морге. Было ли страшно? Моя маменька всегда говорила, что живых бояться надо. А эти-то что сделают?"
Отец Оли умер от рака в начале нулевых. "Он до самой смерти не знал, что умирает, — вспоминает она. — Мама решила не раскрывать ему диагноз. Думала, что тогда он поникнет". В то время Первый московский хоспис уже работал, но Оля о нем не знала. Паллиативная помощь даже в столице была еще плохо развита, и "мы обезболивающее выбивали с трудом, потому что нам говорили, что "он может стать наркоманом". Несколько лет спустя ушла мама — она лежала в больнице, "любила обследоваться раз в год — УЗИ, кровь сдать, массажики". И в тот раз у нее случился инсульт. "Это было восемь или девять лет назад… Я рада, что у меня даты из головы выпадают, я их не помню. Зато помню, какая погода была…"
Был первый день июня, светило пронзительное-пронзительное солнце. Утро, прохладно. И мир жил, а мама моя умерла. И ты видишь, как искрятся дороги, умытые поливальными машинами, как люди бегут на работу. А ты сидишь у больницы и думаешь, что вчера она звонила, а ты не успела взять трубку. И подумала: "Завтра приеду, привезу ей вкусненького". Мне мимо того места до сих пор очень больно проезжать…
А в 2014 году раком заболел Олин друг. И знакомые врачи посоветовали ей пойти волонтерить в Первый московский хоспис — поучиться ухаживать. Так Оля познакомилась с фондом "Вера" — в волонтеры попадают через него.
Добровольцы в хосписе всегда начинают с бытовой помощи — моют полы, вытирают пыль. Это важно — в процессе они знакомятся с пациентами, и те привыкают к новому человеку. Оля вспоминает, что в первый раз заходить в палату было страшно: "Я молодая, здоровая, а там мужчины с неизлечимыми болезнями. Что я им скажу? И вот я с тряпочкой, с ведерочком, и улыбаюсь, потому что нервничаю. Они мне: "Что улыбаешься?" Я думаю: "Господи, я, наверное, что-то не то делаю!" А они вдруг: "Ну наконец-то, а то надоели эти кислые рожи родственников, мы и так знаем, что все хреново!"
Друг Оли ушел в августе 2015 года — спокойно, без боли, успев попрощаться со всеми друзьями. И Оля поняла, что хочет работать в фонде "Вера" — не просто волонтерить с пациентами, а помогать развивать паллиативную помощь системно. "Потому что я до сих пор себя поедом ем, что не была рядом ни с папой, ни с мамой, — говорит она. — Что недолюбила, недообняла. Я хочу, чтобы таких историй было меньше. Я верю, что изменения возможны, просто надо охренеть в достаточной степени, чтобы сломать систему".
"Неси коньяку, хочу понять, от чего я всю жизнь отказывалась!"
— К одному пациенту утром приходила жена, а вечером — любовница, — рассказывает Оля. — У него от них обеих были дети, они друг о друге знали. Удивительно, конечно, но люди договариваются…
— И у тебя не бывало мыслей, — говорю я, — что вот ты ухаживаешь за кем-то, а он изменял трем своим женам?..
— Да даже если б он мне изменял!.. Меня спрашивали — а если человек кого-то убил, ты что, ему будешь так же подгузник менять? Да. Ну да! В конце жизни это неважно — важно, как ему сейчас.
Оля стала координатором фонда "Вера" в хосписе. А параллельно училась в медколледже — ей хотелось разговаривать с медсестрами на одном языке. Менять подгузники — это, в общем, тоже работа медсестры. У Оли длинные яркие ногти и роскошные кудри, и, когда на нее смотришь, не очень верится, что она и этим занималась. Она смеется: "Мама при жизни периодически всплескивала руками: "Вот буду я тяжело болеть, кто станет за мной ухаживать?" И сестра отвечала, что она будет это делать сама, а я найму сиделку. То есть я своей семье казалась человеком, который не сможет поменять подгузник даже самому близкому. На меня ставок никто не делал".
Когда я еще волонтерила, мне помогала "хирургичка". Она была как панцирь. Ты приходишь в хоспис, думаешь: я ничего не знаю, ничего не умею, в голове белый шум. Надеваешь ее — и ты почти медсестра. Виртуозно кормишь, моешь полы, протираешь пыль… Но был пациент, который никогда не позволял мне менять ему подгузник. Говорил: "Оля, я лучше буду лежать мокрый!" Я это принимаю — потому что его достоинство важнее, чем мои амбиции
Но основная работа координатора — не медицинская. Ее суть — сделать из хосписа не больницу, а дом. Иногда для этого надо повесить в палате шторы или картину, не забывая улыбаться ("сорвешь все внимание!"). Иногда — принести пациентке торт "Наполеон", такой, как готовила ее бабушка. И почти всегда — просто поговорить с человеком и подержать его за руку.
…Одна женщина приехала в хоспис зимой, прогноз был "не очень". "Но вот весна, молодая травка. Она попросила вывезти ее на улицу, снять носки и поставить ее босые ноги на траву, — рассказывает Оля. — Я ставлю, а там палочки, веточки… Спрашиваю — не колются, нормально? "Оль, да я и не мечтала о том, что смогу еще раз босыми ступнями траву почувствовать. Я не думала, что у меня весна случится…"
…60-летняя женщина как-то сказала: "Оль, я всю жизнь прилично себя вела. Не курила, мясо не ела, мужу ни разу не изменила. А теперь у меня рак. Где справедливость? Неси коньяку, хочу понять, от чего я всю жизнь отказывалась!" В хосписе пациентам позволяют и алкоголь, и сигареты, и любую еду — если разрешает врач. "Коньяк я ей не принесла — для человека, который никогда не пил, это тяжеловато, — вспоминает Оля. — Но ликер она заценила".
…А одного мужчину всегда ревновала жена. Он работал личным охранником, был спортсменом и красавцем, вокруг него то и дело крутились модели. Так было до рака. В хоспис он приехал уже совсем другим — похудевшим и измученным.
Мы сидим, он мне рассказывает, как его жена оттаскала кого-то за волосы, и тут она приходит. И кричит: "Ах вот как! Я там с ребенком, а он с девчонками!" Я подскакиваю, выбегаю, и за дверью она мне шепчет: "Вы не обиделись?" — "Нет, конечно". И снова крик: "Пошла вон от моего мужа!" Так она при нем гоняла меня, а без него мы очень тепло общались. Мы разыгрывали эту историю, потому что ему важно было оставаться для нее тем самым парнем
"За Моргенштерна меня назвали пособницей Люцифера"
"Как-то пациентка под 80 мне говорит: "Мы собирались с девочками ходить в консерваторию, а я заболела. Будут ходить без меня". А я сказала "девочкам", что у нас в хосписе по субботам программа не хуже, да еще и разнообразнее. И они стали приходить на концерты — наряжались, красились, приносили баночку икры… Говорили: "Тут, в отличие от консерватории, можно есть прямо под музыку!"
Оля говорит, что в какой-то момент ее хоспис "превратился в Карнеги-холл". Она звала туда разных музыкантов — своих знакомых и знакомых своих знакомых. Приезжал Сергей Галанин: "Если он в Москве, ему можно позвонить хоть накануне, и он выступит, всех порадует". Как-то, пока он настраивался, одному пациенту позвонил друг.
Он полушепотом отвечает: "Не могу говорить, к нам Галанин приехал, сейчас концерт будет". Потом громче: "В смысле — придумываю? В смысле — под наркотой? Оля, сфотографируй меня с Галаниным, мне не верят, что он к нам приехал!"
А Петра Налича Оля как-то привезла на концерт прямо из больницы, где он лежал с загипсованной ногой. Потом отвезла обратно. "Он только сказал: "Мне будет неудобно нажимать на педаль рояля, а так я готов".
И стало ясно, что это надо расширять на весь фонд "Вера", а не оставлять в одном хосписе. "Нюта Федермессер (учредитель фонда "Вера" — прим. ТАСС) сказала, что я буду приносить больше пользы в фандрайзинге, что меня могут услышать. А мне главное — приносить пользу". Оля, правда, уверена, что из нее "отвратительный фандрайзер — еще хуже, чем красивая женщина". Она говорит, что не умеет просить. Но умеет рассказывать о фонде — о том, зачем он нужен.
А еще оказалось, что она умеет "сбывать мечты". Не только те, что про условный торт "Наполеон", — этого, наверное, чаще хотят люди постарше. Но среди подопечных фонда есть и молодежь, и дети. И их иногда может порадовать встреча с кумиром. Так Оля стала "доставать" звезд.
...Мише было 18, он любил музыканта Басту и мечтал прокатиться на Gelandewagen. Его покатал актер Евгений Стычкин — взял машину на тест-драйв и возил парня целый день. А Баста привел его на концерт и усадил прямо на сцене. "Я стою за кулисами, подходит какой-то симпатичный парень, я ему про фонд рассказываю, — говорит Оля. — Смотрю — Мишаня с сестрой на меня как-то странно косятся. Возвращаюсь, спрашивают: "А ты и Матранга знаешь?" Я: "Кого?" Оказалось, это Matrang — известный музыкант.
Я вернулась к нему, говорю: "Здравствуйте, я, естественно, не знала, кто вы…" А он: "Я так и понял. Вы сегодня со всем цветом нашей рэп-индустрии пообщались, не поняв, кто это!" Сфотографировался с ребятами и теперь всегда откликается, если я прошу записать видео для подопечных
…Насте было 27, "такая красотка, ей бы жить!" У нее дома стояла деревянная фигура актера Джареда Лето в полный рост. "У нас было мероприятие фонда, и я сорвалась с поводка — подходила к каждому столику и всех спрашивала: "А вы случайно не знаете Джареда Лето?" И пока люди отходили от шока, объясняла, зачем это". Оказалось, что с актером приятельствует телеведущий Иван Ургант, с которым дружит Нюта Федермессер. "Спасибо ей, что она меня не заблокировала, потому что я ей писала каждые три-четыре часа!"
Чтобы организовать разговор по видео между голливудской звездой и пациенткой московского хосписа, хватило трех дней. "Настя хорошо знала английский, они говорили минут 15, причем он не с первого раза ей дозвонился, — смеется Оля. — Я тогда думала: что ты чувствуешь, когда тебе не может дозвониться Джаред Лето?" Вскоре после этого разговора Настя ушла.
…А маленький Ваня залипал на клип Моргенштерна. "Эта песня — кадиллак, кадиллак! Я говорю: "Моргенштерн? Ну, Моргенштерн!" Послушала его — волосы на голове зашевелились. А потом почитала интервью и поняла, что их содержание сильно отличается от того, что он несет в своих текстАх, как говорят рэперы. И решила, что шанс есть". Оля стала писать знакомым и нашла выход на команду музыканта через "приятельницу, которая вообще никак не запятнала себя, чтобы я могла подумать, что она его знает". У Вани был "достаточно короткий прогноз", и Оля не надеялась на живую встречу — просила только о видео. Но музыкант приехал — в "кадиллаке" и с игрушечным радиоуправляемым "кадиллаком".
Они немного опоздали, потому что покупали для него батарейки. То есть ему хотелось не просто отдать игрушку, а побыть с Ваней в процессе. Устроили гонки в коридоре… И в какой-то момент Ваня спотыкается, а Алишер его ловит. Это невозможно ни сыграть, ни спланировать… Я сама тот еще Станиславский. Какой бы добрый поступок человек ни совершил, у него есть на это причины, и они всегда видны. Но искренность и тепло видны так же. Вани не стало через полтора месяца, но я рада, что мы успели устроить ему этот праздник
Когда Ольга рассказала эту историю в своем Facebook, в комментариях ее назвали пособницей Люцифера. "Я даже гордость испытала, — говорит она. — В свое время меня приглашали в Сретенский монастырь говорить о милосердии. Периодически я читаю лекции в Свято-Филаретовском институте. И тут — пособница Люцифера. Думаю: какая я разносторонняя личность!"
За такие вещи часто "прилетает" хейт — и фонду, и Оле лично. "Неправильными" кажутся и мечты, и способы их исполнения. "Нам говорили: "Ой, написали бы Джареду Лето в личку, он бы ответил". Я думаю — а вы пробовали? В смысле — пробовали, и у вас получилось? — говорит Оля. — Ты ему пишешь, а он отвечает: "Конечно, Оленька!" — это так вообще не работает". А сильнее всех, пожалуй, досталось за писателя Александра Цыпкина. Его пригласили выступить в хосписе, потому что один из пациентов "влюбился в его книги". Ольга сама сделала фото и попросила гостя рассказать об этом в своих социальных сетях. Собственно, обо всех подобных историях рассказывают по инициативе фонда, потому что это привлекает внимание — а значит, и помощь. Но в итоге на Цыпкина обрушились за "пиар на благотворительности".
Одна из заповедей хосписа — "прими от пациента все, вплоть до агрессии". Оля говорит, что, когда она перенесла это правило на внешний мир, ей стало "классно жить". "Наорал на меня кто-то на улице — скорее всего, ему плохо и больно. Ну и хорошо, пусть лучше он проорется на меня, а не на какую-нибудь старушку, у которой потом давление скаканет". К хейту в Сети она старается относиться так же. "Мальчику нравится Моргенштерн, и все. А его семье было важно, чтобы он улыбался, — уверена она. — А я не сто евро, чтобы меня все любили. И, вообще, я сама не без греха. Не пособница Люцифера, но тоже вопросики есть".
"Боженька любит юродивых"
В офисе фонда "Вера" есть стена, на которой можно писать фломастерами. Там написано: "Прежде чем я умру, хочу…" — и ответы сотрудников. От "пристроить кота Семена" до "чтобы не стало злых людей". Там есть диалог: "Влюбиться еще раза три!" — "Оля, это ты?" — "Вы удивитесь, но нет!"
Почему-то совсем не удивляет, что это подумали именно об Оле.
Я безумно люблю любить. Просто — мир, людей, собак. Была на юге — клопов спасала. Они падают на спину, перевернуться не могут, а я их переворачиваю, и они дальше бегут. А влюбиться… Я дважды разведена. Надо уже раз и навсегда. Иначе потом у тебя есть куча красивых свадебных фоточек, а вы развелись — и ты их никуда не выложишь!
Оле 37, и к ней только недавно перестали приставать с вопросами "ну когда же ты родишь?" В первом браке она потеряла ребенка на большом сроке. "С тех пор я боюсь радоваться чему-то заранее, — говорит она. — Я вообще не надеюсь на хорошие варианты для себя". Оля уверена, что она "в жизни много косячила". Когда она, уже будучи взрослой, пришла креститься, сказала батюшке: "Надо же исповедоваться, а мне лет как бы немало. Может, начнем, к субботе как раз закончим?"
Она совсем не похожа на "светлого человечка" из благотворительности (впрочем, в благотворительности вообще мало таких людей) — любит "платьишки, хорошо отдохнуть и тачки". Однажды влезла в кредиты, чтобы купить машину мечты, "с камерами везде, где только можно". "Она чуть ли не яичницу готовила! И через месяц ее угнали, — рассказывает Оля. — У меня оставались деньги, я сказала друзьям: посоветуйте машину, чтоб она вообще никому не была нужна, чтоб даже, если я ее открытой оставила, в нее люди побрезговали садиться". Как-то ей подарил роскошную машину ее мужчина. А когда она ушла, он поднимал на нее руку — требовал вернуть. "Ну и ладно, может, мне опять откуда-нибудь что-нибудь обвалится. Боженька любит юродивых".
Мне очень хочется, чтобы, когда мама с папой смотрели на меня сверху, им не было за меня стыдно… Иногда я думаю — годы летят, а ничего не добилась. Так, принеси-подай. А с другой стороны — я счастлива. Кому какая разница, добилась я чего-то или нет? Иногда хочется попросить прибавку к зарплате, но думаю: неудобно, я же такой кайф от работы получаю!
…Только от этой работы еще все время больно — потому что можно исполнить самую безумную мечту пациента хосписа, но он все равно уйдет.
— Когда я перестану переживать и плакать, я, наверное, уйду из фонда, — говорит она. — Но к этому привыкаешь. Просто моя боль — ничто.
— Почему ничто? — спрашиваю я. — Ты же живая.
— В том-то и дело, я — живая. А они в итоге — нет.
Бэлла Волкова
28 ноября благотворительному фонду помощи хосписам "Вера" исполняется 15 лет. Все это время фонд работает для того, чтобы каждому неизлечимо больному человеку в России была доступна профессиональная и милосердная паллиативная помощь в конце жизни. Узнать больше о работе фонда "Вера" и поздравить с днем рождения можно здесь.