6 июня 2023, 10:00
Статья

"Половины слов не знаю": чем Владимир Даль удивил Александра Пушкина

6 июня — в День русского языка — Россия вспоминает тех, кому обязана его богатством и выразительной силой
Памятник Александру Пушкину и Владимиру Далю в Оренбурге. CTatiana/ Shutterstock/ Fotodom
Памятник Александру Пушкину и Владимиру Далю в Оренбурге

Всеобщим признанием в России пользуется "Толковый словарь живого великорусского языка" Владимира Даля. Менее известно, что без участия Александра Сергеевича Пушкина работа над ним могла остановиться вдали от завершения. Поэт поддержал лингвиста в трудную минуту сомнений, восхитившись услышанным от него диалектизмом. "Вам можно позавидовать — у вас есть цель", — напутствовал Пушкин Даля, имея в виду собирание слов. Лексикограф уехал от поэта окрыленным.

На пороге поэта

Хотя бы один раз повстречать Пушкина было для Владимира Даля давней целью. Поступив на службу в армию в должности военного врача, он свел дружбу с литератором Александром Вельтманом, от которого и узнал о поэте. В 1829 году Даль присоединился к числу пушкиноманов — записал ходивший в офицерской среде рассказ о дуэли Пушкина в Кишиневе с полковником Старовым. Классика русской литературы обсуждали, рискуя жизнью: Даля и Вельтмана отправили на Балканский фронт — сражаться против турок в войне 1828–1829 годов.

Существует легенда о Гоголе, в первый раз постеснявшемся переступить порог Пушкина и вернувшемся ни с чем. Обретшего выносливость на войне Даля неловкость бы не остановила. Но мешала мирной жизни и первой встрече... еще одна война. В 1831 году разгорелось восстание в Польше, входившей в состав Российской империи. Даль, снова прикомандированный к войскам, получил в боях награду за умение действовать при чрезвычайных обстоятельствах. В отсутствие инженеров взял на себя сооружение моста через Вислу, который под его руководством после потери необходимости был и разобран. Волнения подавили — но тяжелой ценой: на поле боя остался брат Владимира, Лев Даль.

Испытание войной придало интересам Даля уклон, который нельзя было предвидеть. Родившийся в семье обрусевшего датчанина и франко-швейцарки (дома говорили на полудюжине языков), Даль почувствовал на себе притяжение русской солдатской стихии с ее неизведанным, разноликим и не отпечатавшимся еще в литературе языком. На Балканах ни дня не проходило, чтобы Даль не записал диалектное слово. К 1832 году их у него накопилось столько, что требовалось решить, к какому делу можно было бы применить это наследие — наследие русского языка.

Что скажет Пушкин?

Может быть, все это и вовсе "хлам" — мучился сомнениями Даль, сделавший сначала выбор в пользу литературы (а не отказа от своих занятий, хотя размышлял и над этим). Задача написанных им тогда коротких сказок была в первую очередь языковой: отразить богатство народной речи, впервые занеся ее на бумагу. Сюжет при таком подходе вторичен. И Даль, понимая, что не был мастером фабулы, осознанно не стремился к оригинальности: обычно он брал народные мотивы, которые только пересказывал на собственный лад.

Так свет увидело его первое сочинение — "Русские сказки" — и вместе с ним псевдоним: Даль предпочел предстать перед публикой в образе Владимира, казака Луганского. Впрочем, добиться этой цели полностью не вышло. Тираж книги арестовали по подозрению в возбуждении неповиновения вышестоящим. Но, судя по всему, потеряны были не все экземпляры. Даль (несколько часов даже проведший под арестом) возвратился на свободу набирающим известность писателем. Хотя уверенности, что Пушкин открывал его книгу, у Даля не было. Поэтому, решив нанести без приглашения визит знаменитости, "казак Луганский" захватил с собой экземпляр.

Всего Пушкин и Даль виделись полдюжины раз. Не все встречи документированы. Зато значение их для русской культуры огромно. Без дружеского общения Пушкина и Даля свет не увидели бы ни "Капитанская дочка", ни "Сказка о рыбаке и рыбке", ни "История Пугачева", ни "Толковый словарь живого великорусского языка". При каких обстоятельствах и где делили досуг два культурных героя XIX века, показывает инфографика ТАСС.

Пушкин завидует Далю

Реакция Пушкина на сочинения "казака Луганского" была, хоть и восхищенной, не лишенной и двойного смысла. "Сказка сказкой, а язык наш сам по себе", — отвечал Далю Пушкин, не скрывавший, что в каждой фразе, написанной визави, его привлекали прежде всего взятые по отдельности языковые конструкции и слова. Разговор сосредоточился на оборотах русской речи. Обнаружилось, что литературные траектории Пушкина и Даля имели сходство. Пушкин тоже выступал собирателем фольклора: песен, сказок — а через это и слов. Но, тогда как классика русской литературы привлекала большая форма ("У меня три недописанных романа", — жаловался Пушкин), его собеседнику лучше удавалась лингвистическая сторона литературного труда. Пушкин ухватился за это, объявив Далю, что... завидует ему: "Ваше собрание не простая затея, не увлечение. Это еще совершенно новое у нас дело. Вам можно позавидовать — у вас есть цель. Годами копить сокровища и вдруг открыть сундуки пред изумленными современниками и потомками!"

Спустя годы после смерти Пушкина Даль охотно вспоминал, что поэт "одобрил его направление", притом в момент, когда он сам находился на перепутье: почти профессиональный состоявшийся этнограф, но поселившийся в столице вдалеке от предмета своего изучения — крестьян. Литературные опыты, нужные, чтобы вместить собранные языковые материалы, встречали одобрение не у всех. Критик Белинский прямо объявил Далю, что тот выбрал неверную стезю: литературные занятия (Белинский написал "искусство") — "не его дело".

На этом фоне Пушкин помог Далю дважды. Сначала — одобрив работу по собиранию слов. А затем — порекомендовав (такова одна из версий, но она популярна) Даля в качестве чиновника по особым поручениям своему знакомому — генералу Перовскому, отправлявшемуся из столицы на должность губернатора в Оренбург. Страдавшему от непрекращающихся хворей Перовскому требовался не только помощник, но и врач — кандидатура Даля выглядела идеальной, как оказалось, и для него самого. Покинув столицу, Даль обнаружил себя снова в близости к народной стихии — русской казачьей, крестьянской, а также башкирской и казахской. В Оренбургской области определился жизненный путь Даля как этнографа, бытописателя и лингвиста, вскоре приведший его к избранию членом-корреспондентом (из-за удаленности — действительно корреспондентом!) Академии наук. Но никак нельзя было ожидать, что вскоре той же дорогой, что Даль, проследует и Пушкин.

Пушкина приняли за ревизора

Уже в 1833 году Пушкин и Даль снова встретились — в Оренбурге. Холерик Пушкин прибыл, преследуемый по пятам литературными сюжетами. Неожиданный приезд знаменитости возбуждал слухи. От нижегородского губернатора ушло письмо в Оренбург: Пушкин прибыл с секретной миссией, якобы чтобы проверить ведение дел на месте. Впоследствии из этой истории родится гоголевский "Ревизор". Даль вспоминал, что поглазеть на Пушкина собирались местные жители, и даже девушки забирались на деревья, чтобы сверху заглядывать в окно. Сегодня мы понимаем, что это не без причины: там, за окном — событие из истории литературы, разговаривают Даль и Пушкин.

Поэт охотно объяснял другу, что прибыл для сбора материалов по теме, к которой до сих пор не охладело столичное общество, — восстание Пугачева, разразившееся в тех же краях в 1773–1775 годах. Пушкин уверен, что спустя 60 лет остается последняя возможность: все еще доживали свой век последние свидетели, и нужно было успеть опросить их всех. Из этих записей, обещал Пушкин, может выйти нечто значительное. Получив должность историографа при дворе Николая Первого, он задумывал написание научной работы на тему знаменитого мятежа.

Разговор очень скоро перешел в практическую плоскость. Даль с готовностью согласился помочь — сопроводить в путешествии по казачьим станицам, где Пушкин вновь обнаружил себя героем веселой истории. Смуглый, пытливый, настырный, при деньгах (за рассказы платил звонкой монетой), Пушкин нагнал страху на стариков-станичников, выспрашивая про бесовское дело — пугачевский мятеж. За глаза его прозвали "антихристом": испугались гостя — при этом совершенно не поняли его.

Уехал Пушкин так же стремительно, как и прибыл, не назначив новой встречи. Стоило ли на нее рассчитывать при таких расстояниях? И тем не менее Пушкин и Даль еще раз увиделись, и уже скоро: сначала за считаные недели до кончины поэта, в последний раз — у его смертного одра.

Последний путь

Возвращение Даля в столицу в декабре 1836 года состоялось благодаря Василию Перовскому, нашедшему повод отлучиться от губернаторской работы в провинции, чтобы посетить блистательный Петербург. В свите чиновника прибыл и Даль. С Пушкиным он встретился в том же месяце... чтобы обсудить "выползину". Вероятно, слово это слетело  с языка случайно, но зато пришлось по нутру Пушкину. Тот на все лады повторял "выползина" и даже назвал ею свой сюртук. Что изначально значило это слово, проясняет инфографика ТАСС:

Редкое и веселое словцо навело Пушкина на обобщения, отдававшие горечью. Сила русского языка недоиспользована, а ответственность за это ложится, считал он, на литераторов, направлявших развитие родной речи не так, как она того заслуживала.

"Да, вот мы пишем, зовемся тоже писателями, а половины русских слов не знаем! Какие мы писатели? Горе, а не писатели! А по-французски так нас взять — мастера", — передает слова Пушкина, сказанные по этому поводу в присутствии Даля, современник и биограф Даля Мельников-Печерский. И спустя несколько дней Пушкин все не забывал про выползину. Придя к Далю, шутил в его присутствии так: "Какая выползина [сюртук]! — сказал он смеясь. — Ну, из этой выползины я не скоро выползу. В этой выползине я такое напишу, что и ты не охаешь, не отыщешь ни одной французятины". 

Исполнить обещанное не вышло — раненный на дуэли Пушкин скончался 10 февраля следующего 1837 года... на руках у Даля. Этнограф и собиратель русского языка снова выступил в роли врача — но было слишком поздно: оказать помощь Пушкину ни он, ни кто-то другой не сумел бы.

Далю — вновь возвратившемуся в Оренбург, затем долго жившему в Нижнем Новгороде и в Москве, — оставалось продолжить завещанное ему Пушкиным дело: привести в порядок записи и опубликовать словарь. К тому времени, как это стало возможным, Даль уже вышел в отставку, живя на скопленные ранее сбережения. Его языковой вкус, всегда безупречный, стал клониться к консерватизму. Продолжив традицию Карамзина и Шишкова, собиратель русских слов понемногу начал дополнять язык, выдумывать слова сам, предлагая замены заимствованиям из иностранных языков. От чего именно предлагал избавиться Даль и какую рассматривал альтернативу, показывает инфографика ТАСС.

"Словарь живого великорусского языка" увидел свет в 1863–1866 годах, когда Далю давно перевалило за 60 (он родился в 1801 году и был младше Пушкина на два года). Титанические усилия, прилагавшиеся на протяжении всей жизни, обернулись публикацией 200 тыс. слов, 80 тыс. из которых собраны непосредственно самим этнографом, бытописателем и лингвистом. Благодаря словарю имя Даля навечно вписано в историю русского языка и культуры.

Игорь Гашков 

LiveInternet