8 июля 2022, 11:00
Статья

"Падкий до иноземцев". 260 лет назад трона лишился самый нелюбимый в истории русский царь

На улицах Петербурга солдаты со смехом швыряли неудобные немецкие мундиры, которые их заставлял носить Петр III — правитель, запомнившийся неприязненным отношением к национальной культуре
Портрет Петра III работы Алексея Антропова, 1762 год. Public Domain/ Wikimedia Commons
Портрет Петра III работы Алексея Антропова, 1762 год

"Знайте, что все решилось на основе ненависти к иноземцам — ведь Петр III слыл за одного из них", — писала о совершенном ею 9 июля 1762 года перевороте Екатерина Великая. Перешедшие на сторону царицы гвардейские полки блокировали монарха (законного, но нелюбимого супруга Екатерины) в Ораниенбауме под Петербургом. Петра защищали иностранцы — около тысячи солдат из немецкой Голштинии. Но боя они не приняли: в приступе отчаяния император, который мог бежать морем на родину предков, сдался на милость победительницы.

Приключение длиной в 20 лет

Внук Петра Великого по линии его дочери Анны и сын Гольштейн-Готторпского герцога Карла-Фридриха Петр III мог сетовать, что в России оказался в результате сделки. Претендовавший на трон Швеции, именовавшийся Карлом Петером-Ульрихом, юноша был выкуплен у родственников женщиной, которую никогда не видел, — теткой по матери русской царицей Елизаветой. В отсутствие лучших претендентов Петера спешно провозгласили престолонаследником. Из лютеранства ему пришлось перейти в православие, взять отчество "Федорович" ("Карлович" посчитали неуместным) и в возрасте 14 лет приступить к изучению русского языка.

Любовь к новой родине давалась подростку с трудом. Еще при жизни Елизаветы Петр стал окружать себя немецкими наемниками, а когда представилась возможность — вступил в переписку с прусским королем Фридрихом Великим. Восхищение престолонаследника немецким монархом-полководцем граничило с государственной изменой. На протяжении пяти лет Россия вела изнурительную войну с Пруссией. Но как только императрица Елизавета скончалась, наследовавший ей Петр заключил мир ценой всех территориальных приобретений, чем вызвал глубокое возмущение во всем русском обществе.

Совсем неудивительно, что русские видели в Петре III карикатуру на Петра I: как и его великий дед, новый монарх стремился привнести в Россию достижения европейской цивилизации, но отказывался соблюдать элементарный такт. Услышав о сборнике законов Фридриха Великого, Петр распорядился ввести их все в России, вызвав глухое возмущение в Сенате. Ввезенные из Пруссии мундиры не годились для холодного климата: насильно одетые в них гвардейцы мерзли и роптали на царя. Многие считали, что императору отвратительно все русское, и тот давал для таких толков повод. Расформировав часть прежней гвардии, Петр окружил себя наемниками-немцами, к которым собирался прибавить других иностранцев: вербовщики были разосланы по Российской империи на поиски новобранцев. Условие, поставленное этим рекрутерам, возмутило многих: ни русских, ни украинцев не брать.

На гребне волны

В дружеской переписке с Петром III Фридрих II (называвший русского царя "государем с немецким сердцем") просил его об осторожности. В Берлине догадывались, что Петр может потерять власть, и наставляли его как можно скорее провести коронацию — только "помазанный" монарх считался настоящим — и выставить из столицы всех, кто способен возглавить мятеж. Петр пропускал эти советы мимо ушей или интерпретировал их по-своему. Коронацию откладывали, чтобы сделать более пышной, а вероятным бунтовщиком император посчитал генерала Мельгунова — его и выслали, как позже оказалось, без каких-либо оснований. Близорукий Петр не сознавал, откуда ему грозит опасность, и даже, сам того не ведая, делал все, чтобы ее усугубить.

Партия сторонников переворота тем временем уже собиралась вокруг супруги царя Екатерины. Отношения мужа и жены складывались скверно. Не понимая, с какой опасностью играет, Петр систематически и публично унижал императрицу: отказывался оплачивать ее счета, отсаживал от себя на приемах, бросался оскорблениями при посторонних. После того как Петр отказался признать своего сына от Екатерины Павла наследником престола, отношения в паре оказались на грани разрыва. Император открыто планировал развод — в реалиях XVIII века это означало для Екатерины либо тюрьму, либо монастырь.

Далекая от того, чтобы сносить обиды, царица начала мстить супругу загодя. В апреле 1762 года на свет появился ее сын от любовника Григория Орлова — будущий граф Алексей Бобринский. Беременность тщательно скрывали от царя. Екатерину выручил ее камердинер Василий Шкурин: в день родов он поджег собственный дом, чтобы отвлечь внимание публики на "стихийное" бедствие. Было известно, что Петр обожал возгорания и тратил время на то, чтобы следить за тем, как их тушат. В тот раз царь тоже не подвел — сразу же сорвался с места. Воспользовавшись этим, Екатерина втайне разрешилась от бремени, а ребенка передала Шкурину.

Как ни был близорук Петр, об изменах жены его все же ставили в известность. На коварство супруги царь ответил собственной интригой. Возвратившемуся из Парижа дипломату Салтыкову он предложил объявить себя отцом маленького Павла, очень похожего на него внешне. Если бы ребенка Екатерины признали внебрачным, открывался путь к расторжению супружества. Но Салтыков, верный друг Екатерины, от предложения императора отказался.

Трон — или пропала

В окружении Екатерины сознавали: время работает против нее. В июне 1762 года напившийся вдрызг Петр отдал приказ арестовать жену прямо посреди ночи. Только вмешательство немецкого родственника — дядюшки Георга — и то, что ум императора затуманивали винные пары, спасло царицу от быстрого краха. Еще одну отсрочку предоставил день святых Петра и Павла, христианский праздник, значимый для императорской фамилии. Накануне памятной даты гвардейского офицера Петра Пассека, сторонника переворота, по стечению обстоятельств задержали в Петербурге. Интрига стала выходить наружу. Екатерине оставалось либо возглавить мятеж, либо смириться с тем, что она будет арестована.

Ночь перед переворотом царица провела в деревянном флигеле дворца Монплезир в Петергофе — позже это здание перестроили и стали называть Екатерининским корпусом. Царя в резиденции не было — он выехал в Ораниенбаум, оставив следить за Екатериной придворного распорядителя — гофмаршала Измайлова. В 6 утра в двери флигеля постучали. Это прибыл Алексей Орлов, будущий герой Русско-турецкой войны, а в то время известный царице как брат ее любовника Григория. Вместе Орлов и Екатерина обманули Измайлова: из корпуса выбрались утайкой и пробрались за ограду сада. Несколькими часами позже Измайлов отправился искать Екатерину, но его ввели в заблуждение слуги, участвовавшие в заговоре: они отвечали, что императрица жалуется на недомогание и не соизволит выйти.

На деле ее уже встречали у Казанского собора в Петербурге. Участники переворота смогли подтолкнуть к восстанию гвардейские полки, возмущенные тем, что Петр III отдавал предпочтение иностранным наемникам. Со времен Петра Великого гвардия являлась охраной российских императоров. Ее лишь изредка отправляли в бой. Затеяв войну с Данией и решив, что на ней пригодятся элитные части, близорукий Петр нарушил неписаные правила, за что жестоко поплатился.

И все же часть офицеров гвардии не приняла переворота. Секунд-майору Воейкову удалось склонить верных себе солдат на поддержку царя. Под нажимом офицера в казарме проснулись верноподданнические настроения, стали раздаваться крики "умрем за государя", и лоялисты, готовые применить силу, отправились маршем к Казанскому собору. Там обнаружилось, что их противники — те же гвардейцы, и проявилось, насколько силен корпоративный дух российской гвардии: скрещивать оружие друг с другом охранники русских царей отказались наотрез.

Воейкову и другому стороннику Петра — Воронцову оставалось спасаться бегством. Но и этого им не позволили. Офицеров подозревали в попытке угнать лодку, чтобы добраться до Ораниенбаума и предупредить Петра о восстании — император все еще оставался в неведении. Сторонники Екатерины не допустили такого развития событий.

Тем временем Церковь перешла на сторону Екатерины. В Казанском соборе архиепископ Димитрий (Сеченов) отслужил литургию без упоминания имени Петра III, зато его сына Павла чествовал наследником престола. Позже отношения Екатерины и ее законного ребенка испортились. Но в драматические дни июля 1762 года соблюдение прав Павла было в устах Екатерины единственным оправданием ее действий. Царица выпустила манифест, в котором упрекала мужа в пренебрежении сыном, и в критический момент переворота вместе с Павлом вышла на балкон Зимнего дворца, приветствуемая с Дворцовой площади петербуржцами и гвардией.

Император в западне

Оставалось разрубить последний узел — решить судьбу несчастного Петра III. Во главе гвардейских войск императрица лично выступила на Ораниенбаум. К этому времени ее пропажу обнаружил незадачливый Измайлов в Петергофе. Запыхавшийся, он прибыл к царю, который, после совещания с находившимся при нем генералом Минихом, начал сознавать нависшую над ним опасность. Миних считал прямое столкновение бесперспективным и предлагал Петру, бросив все, искать спасения у Фридриха II. Но Петр оказался не в силах совладать с нервами. Словно не веря Измайлову, в паническом состоянии царь отправился в Петергоф, где самолично обыскал деревянный флигель, пытаясь найти Екатерину. Не обнаружив ее следов, Петр внял совету Миниха и распорядился доставить себя на остров Котлин в Кронштадт. Оттуда по воде можно было бы перебраться в Пруссию.

Перед этим император распорядился о заложницах. Ими объявили придворных дам, чьи мужья — часто офицеры гвардии — по поступавшим сведениям, примкнули к Екатерине. Расчетливый, на первый взгляд, шаг обернулся против императора. Прибыв вместе с захваченными дамами к берегу Котлина, Петр обнаружил, что местный гарнизон перешел на сторону Екатерины. Незадачливый царь оказался не в состоянии ни говорить с позиции силы, ни тем более навязать бой, поскольку был вынужден тратить силы своих немногочисленных солдат на охрану женщин. 

В полном отчаянии Петр отплыл обратно в Ораниенбаум, к которому неумолимо приближались войска Екатерины. Императору, которого не приняла его империя, не оставалось ничего, кроме как признать безоговорочное поражение.

Игорь Гашков