Про дружбу 40-летней Юли и 25-летней Оли
У Юлии два высших образования — она режиссер документального кино и редактор. Но работает не по специальности. Юлия занимается графическим дизайном: делает логотипы, афиши, постеры и буклеты.
Помимо основной работы Юля на протяжении многих лет занимается волонтерством. Все началось с поездок на Русский Север, где они с друзьями восстанавливали часовни и храмы.
В ноябре 2015 года Юля увидела объявление о наборе волонтеров в Свято-Софийский социальный дом (он же известен среди своих как просто "Домик"; организация помогает детям и взрослым с особенностями развития), как раз когда он только открылся и была сильная нехватка кадров. "Я подумала, что ненадолго приду помочь, пока там все не устаканится. В итоге осталась на неожиданно большой срок", — говорит Юля.
Людей с инвалидностью она никогда не боялась. В детстве Юля часто приезжала в деревню, там жила "деревенская дурочка" — уже взрослая женщина, которая в маленьком возрасте выпала из кроватки и навсегда осталась инвалидом. Она могла зайти в любой дом, и все ее принимали, поили чаем с конфетами, в том числе и Юлина бабушка, которая "никогда не говорила той грубого слова".
Олю Юле доверили не сразу, сначала давали девочек "попроще", без аутоагрессии. А очередным летом, когда "Домик" вывозил ребят вместе с сопровождающими за город, Юлю на два месяца приставили к Оле (у нее органическое поражение ЦНС — множественные тяжелые нарушения развития). Но настороженность и недоверие со стороны девочки никуда не исчезали. Ей сложно открываться людям после жизни в детском доме-интернате. Там на протяжении 16 лет ей приходилось биться головой, чтобы ей дали попить (дефицит воды поддерживался специально, чтобы реже водить подопечных в туалет), потому что обычные крики не помогали — никто не подходил.
Переломный момент в отношениях Оли с сопровождающей произошел, когда та спустя два года работы в "Домике" взяла отпуск на несколько недель. После возвращения подопечная женщины даже не подошла к ней поздороваться, продемонстрировав так свое недовольство, "смотрела каким-то особенным взглядом", мол, "ты где была?". "Тогда я поняла, что я не шкаф, не предмет мебели", — говорит Юля.
Спустя время у Юли "появилось желание помогать Оле, сопровождать ее в самостоятельной жизни настолько, насколько это возможно", она стала относиться к ней как к другу. Потом переезд, новая локация, смена образа жизни. И вот уже чуть больше года Оля живет на индивидуальном сопровождении с Юлей, в жизни которой поменялось "вообще все". Раньше она жила в центре, никогда не пользовалась никаким транспортом, потому что все было в пешей доступности, "была предоставлена сама себе 24 часа в сутки". Жизнь на природе, когда вокруг лес, "с точки зрения логистики казалась запредельной".
Но ощущения "ой, зачем" у Юли нет. Обе привыкли к новой жизни, и такой формат обеих устраивает, Юля называет его оптимальным.
Юля научила Олю делать смузи, кататься на роликах, они вместе ходят в общественную баню, где к девочке уже все привыкли, здороваются с ней, желают хорошего пара. Глядя на Юлю, Оля полюбила плавание, и теперь они вместе занимаются. Кроме того, по словам Юли, у Оли появилось понимание бытового порядка — она теперь знает, куда сложить вещи, чтобы они не валялись.
Вместе с Юлей они путешествуют: "Если Оля видит чемодан, она чуть не до потолка подпрыгивает и верещит. В путешествиях она хорошеет". Осенью на две недели они ездили в Дагестан. Там их очень хорошо приняли — каждые 15 минут останавливались машины, водители спрашивали, нужно ли их куда-то отвезти, помочь ли им чем-нибудь.
В Москве в этом плане Оля притягивает к себе не меньше внимания, бывает и негативная реакция, но, по словам Юли, "она в меньшинстве". Например, водители маршрутки уже знают их и всегда останавливают не на остановке, а так, чтобы Юле с Олей было ближе дойти до дома, хотя "нигде, ни в каком регламенте это не прописано".
У Юли есть подмога в виде других сотрудников, которые отводят Олю на занятия. Без них было бы "невероятно сложно, потому что иной раз даже невозможно никуда выйти из-за состояния Юли, а это очень тяжело физически и психически". Помимо других сопровождающих Юлю спасает возможность выйти в лес, "природа позитивно сказывается", и ее хоть и удаленная, но работа, которая помогает на время переключиться. А еще она старается бегать в парке или хотя бы быстро ходить, приседать дома со штангой.
О Вике, которая хочет удочерить "сложную" Нату
До "Домика" я даже не замечала, что в моем подъезде живут минимум три человека с особенностями. Так интересно, что ты, когда начинаешь крутиться в этой сфере, начинаешь замечать вокруг "особенных" людей
Вике 39, у нее муж и две дочки, за плечами — педагогическое образование, ей "всегда хотелось работать с детьми". После окончания университета она год проработала в частной школе, но ей не хотелось быть "в системе", потом родила второго ребенка и стала заниматься только дочками.
Старшую дочь Вика водила в музыкальную школу, которая находилась рядом с детским домом, но тогда они не обращали на него внимания. Потом это здание стали перестраивать, наверху появился купол. Так Вика с дочкой пять лет ходили мимо в ожидании, что же там будет. И очередной раз проходя, они увидели, что на территории здания в окружении большого количества взрослых гуляют дети, "было видно, что гулять им сложно". "С того момента я все время про них стала думать", — говорит Вика. Позже она увидела по телевизору сюжет про только что построенный "Софийский домик". Это был 2015 год, тогда Вика только начала ходить в храм, периодически читала цитаты о вере. Однажды ей попалась фраза, после которой она решила пойти помогать: "Веры без дел не бывает".
Чтобы стать волонтером, нужно было съездить в храм царевича Димитрия, пройти собеседование со священником и после прослушать семинар по сопровождению, уходу за людьми с особенностями развития. Вика все это сделала, ее взяли, спустя время оформили как воспитателя, а еще позже — как сопровождающего у Натуси. Родственники называют Вику "святой", а она считает, что это "ужасно смешно", ведь по сути это обычная работа.
До Наты Вика была "близким взрослым" у мальчишек. В той группе у нее было по две-три смены в неделю, каждая из них — по 13 часов. "Несколько раз накатывала такая усталость, что хотелось все бросить", но потом Вика все равно приходила к тому, что с "Домиком", с ребятами, друзьями-коллегами "гораздо лучше, чем без". Однако с таким графиком времени на своих детей не оставалось, и руководство пошло навстречу — предложили стать сопровождающей Наты, которая только пошла в школу и которая понравилась Вике "с самого начала". Вместе они проводят по восемь часов четыре дня в неделю. "Но я часто провожу больше времени: если поездки, то мне самой хочется съездить куда-то с Натой, потому что это повод что-то новенькое узнать, с ней обсудить", — говорит Вика.
Почти все воспитанники "Домика" — это отказники. 13-летняя Ната не исключение, она попала туда в пять лет, "совсем недообследованная", не умела ходить, ползала, "непонятно было, что она слышит, что она видит".
Работать сложно, потому что иногда не видишь результат несколько лет. Кто-то начинает использовать жесты спустя два-три года. Когда на протяжении многих лет все одинаково, может казаться, что никакого толку от твоей работы нет, но на самом деле есть — очень большой. Просто нужно терпение, иногда больше времени
У нее ДЦП, проблемы со зрением (один глаз не видит совсем, второй — минус 11), трудности со слухом и мелкой моторикой, не очень хорошая координация движений. В прошлом году ей делали операцию на стопе, и Вика практически заново учила ее ходить.
Еще у Наты "нарушение привязанности". По словам Вики, девочка "бросалась почти на каждого взрослого, вцеплялась в него" — это и располагало к ней. А еще как маме двух дочек Вике в принципе "девочки понятнее".
Их всех она, кстати, познакомила. Пока старшая дочка была в музыкальной школе, Вика гуляла с младшей, Ритой, на территории "Домика" вместе со всеми. Тогда ей даже четырех лет не было, "у нее вообще никаких вопросов не возникало". Она начала спрашивать только к семи годам, сможет ли кто-то из ребят когда-нибудь говорить или ходить. Вика объяснила ей, что "все разные, они умеют что-то другое".
Рита вместе с Натой пишут и считают, занимаются физкультурой. Недавно вместе ездили в контактный зоопарк — там Рита показывала Нате, где кролики, а где котики. "Иногда она слушается ее лучше, чем меня", — смеется Вика. Сейчас Рите 11, и она всем говорит, что тоже будет работать в "Домике". Сначала хотела заниматься с ребятами, но потом ей понравилось готовить, и она решила стать там поваром.
Старшей дочке 19. В отличие от Риты она не ходила в "Домик" и не играла с ребятами, но с 12 лет каждое лето ездила в качестве волонтера в инклюзивный лагерь вместе с мамой ("Своих детей на две недели дома одних не оставишь"). И окончив школу, она выбрала мамину сферу и теперь учится на втором курсе на воспитателя в инклюзивном образовании.
Когда началась пандемия, подруга Вики вместе со своим мужем пригласила ее к себе на дачу для самоизоляции. Она взяла с собой Риту и Нату. Пожив так больше месяца, Вика задумалась об удочерении Наты. Она даже окончила школу приемных родителей. "Но надо, чтобы не я одна была к этому готова, — говорит Вика. — У меня муж не очень хочет вообще связываться с чем-то непривычным для него, хотя он Нату видел и удивился, что она все понимает, что с ней можно общаться. Но я не оставляю эту мысль, если честно признаться".
Путь от дизайнера одежды до сопровождающего ребят с инвалидностью
Окончив педагогический институт, Константин работал в банке, а потом у него "был порыв стать дизайнером", но "он не выдержал проверку временем" — так, десять лет он занимался надоевшей ему рутиной. Младший брат Константина понял, что тому "нужно что-то другое", и свел его со своим одноклассником. Тот рассказал про работу сопровождающим. Константин сразу влился, и вот уже пять лет как он "осел, нашел себе место".
До этого Константин сталкивался с "особыми детьми" на улице или понаслышке. В плане ухода был только опыт с родственниками, которые находились в тяжелом состоянии, с больным отцом. "Таких ребят" Константин увидел именно в "Домике", но никакой "брезгливости" или шока они у него не вызвали, в редких моментах только удивление, мол, "ух ты, а ведь бывают и такие". Увидев впервые Олю, он растерялся — он сидел с ребятами, те кидались кашей, зашла Оля, "хотя было непонятно, девочка это или мальчик", посмотрела на Константина, "зарычала, как тигренок" и пошла дальше. Он ее называет своей "самой непростой подопечной". И еще Данилу, который постоянно ходит по непонятной траектории, может сунуть руку в пакет со стиральным порошком, и это "вводит в сильное непонимание", но потом все равно привыкаешь, начинаешь предугадывать его действия, говорит Константин.
Сначала ребята устраивали ему проверки. Когда он впервые остался с группой в "Домике" на ночь, никто не слушался. На часах 11 вечера — спать не идут, прыгают на диване, "бесятся", выкидывают постельное белье.
Другая сложность — то, что "дети-то не разговаривают". "Все выражают эмоции по-разному — у кого-то это чревато истериками". Сразу привыкнуть к этому невозможно, и поэтому не получается установить контакт.
С графиком тоже были трудности. Все казалось хаосом — каждому подопечному нужно уделять много внимания, при этом непонятно, кому в первую очередь и что именно. Сейчас жизнь в "Домике" Константин называет размеренной, уже привык. Но, несмотря на нормированный график, вопрос свободного времени остается больным. На работу приходится вставать в пять утра — Константин живет в Московской области, недалеко от Кубинки, и до "Домика" ему ехать три часа, столько же обратно. Иногда эта ситуация кажется ему "нелепейшей", "но мысли о том, чтобы бросить эту работу, никогда не было". "Было всякое": график два через два, во время пандемии сопровождающие работали вахтами по три дня, а иногда, напротив, выходило много выходных. И нынешнее время "максимальной загруженности" Константин считает просто одним из периодов.
Сейчас он работает воспитателем в "Домике", в ЦЛП (Центр лечебной педагогики) преподает музыку и приставлен на индивидуальное сопровождение к Леону. Познакомились они еще в "Домике". Тогда Константин только начинал свой путь в роли сопровождающего — первое время он больше наблюдал, подменял кого-то при необходимости, "был футболистом, который сидит на скамейке запасных". Так и завязалось их общение с Леоном.
Я не навязывался. С моей стороны не было порывов по типу: "Здравствуй, Леон, я твой новый воспитатель, я хочу познакомить тебя с музыкой, с моделированием". Нет, я достаточно осторожный, наблюдал, прислушивался. Поэтому не возникало предпосылок для напряженных ситуаций и резких слов
А с октября прошлого года помимо работы в "Домике" Константин начал проводить музыкальные занятия для ребят из Центра лечебной педагогики. Он полюбил музыку в пять лет, самостоятельно научился играть на инструментах (гитара, барабаны), состоял в группах, которые исполняли The Beatles, "что-то из 60-х, рок". И в ЦЛП Константин знакомит ребят с миром звуков, с такими понятиями, как коллектив, хор, ансамбль. "Самое главное — создать ощущение группы, заиграть всем вместе. Может, это будет не мелодично, не ритмично, важно, чтобы все делали что-то одновременно".
Так полмесяца Константин проживает (в прямом смысле) на работе. Отец не застал сына на новой работе, а мать относится с пониманием: "без ярко выраженного удивления, восхищения, без лишних слов и пафоса" — сама медик, как и остальные родственники. Что касается новых знакомых, то там встречается разная реакция — "от трепета до полного непонимания".
Меня держит ощущение родства. За пять лет я сильно прикипел, считаю все родным, чувствую себя частью "Домика". И я понимаю, что новых сотрудников найти сюда не так просто, не все могут ужиться, поэтому должны быть постоянные
Анастасия Харчишена