Усадить ученика за стол, вложить в руку стилус — железный или костяной резец — и показать нажим на деревянной табличке, политой воском, или бересте. При переходе с одного материала на другой помогать переучиваться, закреплять приобретенный навык и оттачивать его на твердых предметах — включая посуду и даже стены. Если ученик останется доволен, получить оговоренную сумму денег. А если нет… В Древней Руси работали на результат и заработок учитель получал не помесячно, а по итогам преподавания своего предмета. Не было экзаменов, а с ними — и дипломов.
Лес тайных черт
Живший в XII веке грамотный Кирик Новгородец возмущался: дело ли, что люди по святым буквам ходят? Отрезы бересты "с письменами" попадались ему на дорогах, выброшенные, будто обычный мусор. Священник боялся, что люди гневят Бога. Ведь буквами писана Библия, и избавляться от них — не значит ли оскорблять и ее?
Епископ, к которому обратился с вопросом Кирик, только пожал плечами. Он знал, что по-другому обучить грамоте невозможно. И по сей день следы учебного процесса находят в археологических слоях. Это переписанные от руки на бересту алфавиты и случайные слоги, отдельные имена, а иногда изощренные упражнения на тренировку лексического запаса. Самый известный из них — в Новгородском кодексе XI века, найденном 20 лет назад: "Разлады, раздоры, расклады, развозы, распловы, разлогы, разлеты, размеры, размолвы, разляки, раскоры, разломы, разносы, разметы, распусты..." — тренировался оставшийся в веках без имени древний книжник.
Иногда археологи на берестах видят сочетания букв, которые лишены лингвистического смысла. Это не должно пугать, ведь перед исследователями арифметические примеры, записывавшиеся на Руси без использования цифр. Учителя математики использовали особый код, включавший надстрочные символы — титлы. "А" с верхним титлом означала единицу, "Б" — двойку, а когда требовалось увеличить размерность, буквы обводили в круги. Самое внушительное число, занимавшее Русь Средневековья и сохранившееся на берестах, — 40 тысяч: его запись начиналась с помещенной в окружность литеры "Д".
Усвоение непростой системы счисления требовало труда, но одновременно открывало дорогу к изучению других областей знания — от делопроизводства до толкования священных текстов. Следы того, что на Руси наставляли и иным, светским наукам, сохранились в ученических берестяных грамотах, но подобных примеров не так и много.
Посланцы книги
Сведения о том, кем были на Руси первые грамотеи, обрывочны. Большинство исследователей видят в них "безместных попов" — низовое духовенство, вынужденное зарабатывать умственным трудом из-за невозможности получить назначение в приход. Священников, за которыми не закреплялось обязанностей из-за перепроизводства кадров, нетрудно было отыскать в городских соборах. В храмовых пристройках обычно и проходили занятия. Источники XVIII века сохранили примерный порядок цен: за изучение азбуки — 10 копеек (стоимость пуда хлеба), за часослов и Псалтырь — в несколько раз больше.
Но поскольку образование мыслилось как услуга, преподавать могли и миряне: в отличие от Западной Европы, лицензий на преподавательскую деятельность не существовало. Проведенная Петром Великим ревизия выявила, что это сказывалось на качестве обучения: педагогом признавался каждый, кому соглашались верить, и, как следствие, в профессии оказалось много тех, кто едва читал и писал.
Уже интеллектуал XII века Кирилл Туровский сетовал на возникшие проблемы, но только с собственной стороны. По его словам, находились люди, отыскивавшие причины для неуважения к учительству. Кирилл обличал невежественных современников в "Слове о том, яко не забывать учителей своих". Одно из первых произведений на остросоциальную тему — сочинение туровчанина — иллюстрировало проблему: в отсутствие университетов и корпорации студентов престиж знания не мог достаточно подняться. Обсуждая трудности, Кирилл взывал к Священному Писанию как к единственному примеру для всех верующих: сам Иисус был для апостолов учителем, а раз так, значит, фигура наставника священна.
Образованный человек своего времени Кирилл Туровский не ограничивал право на знание церковной корпорацией и призывал смотреть на него не как на товар, а как на благодеяние. "Если научился ты и от простого человека, а не от иерея, то держи в своем сердце и уме память о нем до исхода души своей... Не помнящие же, откуда добро познали, те подобны голодному и измерзшему зимой псу, которого согрели и накормили, а он начал лаять на согревшего и накормившего его", — наставлял Древнюю Русь Кирилл.
Дорога в университет
Историки XX века усматривали в древнерусских монастырях вполне состоявшиеся образовательные центры, сравнимые с университетами, но отсутствие одинаковых для всех ступеней в обучении ставило ученичество в острую зависимость от личностей педагогов. В соответствии с идеалами Кирилла Туровского образовательный процесс мог принимать форму службы послушников, ухаживавших за престарелым монахом, получившим признание в качестве мастера грамоты. В этом случае образование учеников ограничивалось тем, что мог сообщить им их духовный наставник, и оказывалось неполным.
В других случаях что учить и как учить — каждый определял для себя сам, а это вело к недостатку неприкладных знаний, что в недружественных странах интерпретировалось как невежество. Иногда обучавшиеся сталкивались с языковой проблемой. Священные тексты ходили на Руси на церковнославянском наречии — разновидности средневекового болгарского, — и знакомство с ними требовало погружения в чужую языковую стихию.
Положение стало меняться к лучшему с середины XVII века, когда по воле первых Романовых в России появились учительские монастыри, отличавшиеся от обычных фиксированной программой преподавания, рассчитанной на несколько лет. Один из таких обосновался на Воробьевых горах, недалеко от нынешнего МГУ, и получил название Андреевского. Но правящей династии, уже обдумывавшей преобразования, единственного центра сделалось недостаточно. В кремлевском Чудовом монастыре, и в Заиконоспасском, и в Богоявленском в эпоху, предшествовавшую петровской, открыли собственные школьные палаты.
Их программа вышла за пределы узкоцерковной и вобрала иностранные языки католических культур, включая польский и латынь. Следующий шаг в сторону современного образования помогли сделать греческие просветители — братья Лихуды: открытое ими училище принимало воспитанников, готовых обучаться наукам, а не только прикладному знанию, и тренировало в знании классических языков. Черту под первым этапом в истории российского учительства — временем мастеров грамоты — подвели реформы Петра Великого. По его решению учителей в столице империи обязали пройти переаттестацию и следовать утвержденным образовательным программам. С ними Россия вступила в Новое время.
Игорь Гашков