Вакцинированные хосписом. 30 лет, которые изменили жизни и смерти тысяч людей

"Если б ты пришла и поработала пару смен, ты бы не ушла"

Оксана Черникова, медсестра, 23 года в хосписе

"Зоя Николаевна могла сказать: "Оксана, ты мне брови не накрасила опять!" И я бежала красить ей брови. На 85-летие подарила ей красную шелковую пижаму. Она выезжала в холл, смотрела телевизор, пила кофе и слушала шансон. Рассказывала про свои четыре брака, обещала нам найти женихов богатых… Она тысячу раз меня спрашивала: "Оксана, я умираю?" Я говорила: "Нет, Зоя Николаевна!" А тут начался отек легких, и я уже понимаю, что это конец. И я говорю ей: "Да". А она: "Что-то так легко умирается".   

Оксана — медсестра. Она пришла в Первый московский хоспис в 2001 году. Вошла и сразу встретила Веру Васильевну Миллионщикову — основательницу и первого главного врача. "Я говорю: "Здравствуйте". А она: "Здравствуйте, а вы кто?" — "А я к вам пришла". — "Зачем?" — "Работать". Она засмеялась и отправила меня к старшей медсестре". У Оксаны медицинское образование, и она успела поработать в поликлинике и детском саду, но пришлось бросить и пойти торговать на вещевой рынок: на дворе были 90-е, приходилось выживать. А тут троюродная сестра позвала в хоспис — сначала на стажировку. Оксана быстро решила, что не сможет здесь работать: "Как-то прихожу на дежурство, а двух пациенток, к которым я привязалась, нет. Кровать пустая. Я рыдала, есть не могла". Когда сказала сестре, что не останется, та ответила: "Господи, что ж ты можешь в своей жизни!" И Оксана решила попробовать: "Я сразу поняла, что я здесь нужна".

Медсестры работают сутками: с 9 до 9 утра. Оксана живет в Серпухове. Чтобы добраться до работы без пробок, встает в половине четвертого. Домой возвращается около 13:00 следующего дня и спит почти сутки, вставая, только чтобы попить воды. И потом есть еще пара выходных. Ее дочь и сын с детства бывают у мамы на работе и принимают ее график.

На посту Оксаны 16 пациентов — каждого нужно обезболить, помочь поесть, поговорить. Как-то за половину смены она прошла 17 км — просто передвигаясь по палатам. Физически это тяжело, болит спина. Но Оксана любит быть с пациентами. Иногда она работает в процедурном кабинете — делает уколы. Там нужно оформлять документы на лекарства: в хосписе строгий учет обезболивающих. Это ей нравится гораздо меньше. Потому и расти в должности никогда не хотелось: "Руководство — это бумаги. А с пациентом я чувствую результат. Отдавать — это… красиво, наверное".  

По Первому московскому хоспису гуляет большой черный кот, а в холле звучит джаз. Здесь есть библиотека, а на стенах висят картины Ирины Данилевской — художницы, которая когда-то здесь лежала. Оксана ей говорила: "Весной под твоим окном зацветет сирень, поставим там мольберт, выйдешь и будешь писать". До сирени она не дожила.

А еще здесь есть кабинет Веры Миллионщиковой. Он так и остался нетронутым, хотя основательница хосписа ушла из жизни 14 лет назад.

Она замечала красивые сережки, усталость и бледность. И когда входила в холл на конференцию — большой разговор с сотрудниками, — то ударяла по висящему колокольчику, и все вставали, потому что не могли не встать.

В день смерти Веру Васильевну ждали на работе. Сотрудников собрали, чтобы объявить об этом. "Плакали все. Мы за ней были как за каменной стеной", — говорит Оксана. Сейчас это место носит ее имя, в ее честь назван благотворительный фонд помощи хосписам "Вера", а ее дочь, Нюта Федермессер, до последнего времени была директором Московского многопрофильного центра паллиативной помощи, объединяющего восемь хосписов столицы.

А еще Вера Миллионщикова говорила: "Не получается у тебя с этим пациентом — иди к другому". У каждого свой пациент. И у Оксаны за эти годы было много "своих".

Женщина, 45 лет, финансист. Четвертая стадия рака, болезненная сложная перевязка. Пока Оксана с ней работала, она говорила в телефон: "Здравствуйте, у моего песика под хвостом побольше возьмите. И знаете, у него колтун…" Повязывала брендовый шарфик, надевала ободок, красила губы и выезжала во двор на коляске, потому что уже не могла ходить. Но все еще любила жизнь.

Директор школы, красивая, с густыми волосами. Вечером говорила медсестрам: "Девочки, заберите меня к себе, а то соседка уже свет выключила". Ее вывозили на кровати, она курила и хохотала: "Господи, видели бы меня мои ученики!" Ей резко стало хуже, Оксана пришла и увидела пустую кровать. "Я так плакала. Но нашла в себе силы пойти к другим пациентам. С ними мгновенно отвлекаешься, я не захожу в палату с заплаканными глазами".

Кто-то красится и знакомится с мужчинами в соцсетях. Кто-то приезжает измученный от боли и медицинских манипуляций, может ударить или обозвать — но постепенно начинает доверять. Одна пациентка не разговаривала, и медсестры не знали, слышит ли она их. Вообще-то им нельзя во время процедур обсуждать свои личные дела. Но так получилось, что в тот раз Оксана во время перевязки рассказывала коллеге про ссору с молодым человеком: "Наверное, он мне больше не позвонит". Через пару дежурств она пришла на смену, и пациентка спросила: "Ну что, позвонил?"

Некоторое время назад у Оксаны было подозрение на рак. Клетки могли перерасти в злокачественные, но их вовремя удалили. Теперь нужен жесткий контроль. Эти дни заставили Оксану "почувствовать себя пациентом хосписа". "Я сразу же подумала, кого из медсестер я хочу видеть рядом с собой. И что мне нужны носки и теплая пижама, я мерзлявая. Теперь я сама всех кутаю".

Иногда из машины она звонит коллеге и говорит: "Маша, я не успела пациентке капли в глаза закапать!" После смены хоспис отпускает не сразу. "Я думаю, если б ты пришла сюда и поработала пару раз, ты бы не ушла, — говорит она. — Я посажу какую-нибудь бабушку смотреть телевизор, надену на нее мохеровую кофту, налью ей чай. Она скажет: "Когда ты придешь в следующий раз? Я буду тебя ждать". Это лучшая работа".

"Хоспис из сотен людей сделал еще больших людей"

Ариф Ибрагимов, главный врач, 19 лет в хосписе

"Однажды, когда я работал врачом выездной службы, в меня пациент топором кинул. Хорошая тренировка реакции. В другой раз человек швырнул телевизор, он такой крепкий дядечка был, под 100 кг. Но осколки в нас не попали. Я к такому спокойно отношусь: это не пациент в тебя кидается, а болезнь. Ничего же не случилось".

Ариф Ибрагимов учился на медицинском, и у него часто бывали занятия в одной из больниц в Хамовниках. Первый московский хоспис стоит прямо рядом с ней. "Ты идешь, вдруг бац — кирпичный красный забор, весь проросший виноградником. Мы все говорили: о, как красиво, а что это? И никто не доходил до вывески, — рассказывает он. — А я один раз дошел и посмотрел. Ну, хоспис — тогда мне это слово ничего не сказало". Через пару месяцев он задумался о работе, и оказалось, что там есть знакомые. В то время паллиатив занимался в основном онкобольными пациентами, а Ариф хотел стать онкологом. Так он пришел сюда санитаром — и остался на 19 лет. Сейчас он главный врач Московского многопрофильного центра паллиативной помощи (хосписы — это филиалы центра, то есть, по сути, он главврач всех таких учреждений столицы) и главный внештатный специалист Департамента здравоохранения Москвы по паллиативной помощи взрослым.

В хосписах все начинают с волонтерства: нужно понять, сможешь ли ты здесь работать. Где-то на второй день Ариф посреди смены присел на диван отдохнуть. "А над ним балкон второго этажа. И голос с него: "А кто это у нас сидит на диване, не работает?" — вспоминает он. — Это была Вера Миллионщикова, но я ее в лицо не знал. Говорю: "Здрасьте, Ариф, волонтерю". — "А че волонтеришь?" — "Работать у вас хочу". Про нее все говорили с уважением и ноткой страха: "Вера Васильевна…" А я — молодой, 20-летний: ну, Вера Васильевна, и что…"

Позже благодаря Вере Васильевне у Арифа было два любимых дня: понедельник и среда. По понедельникам проходила утренняя пятиминутка, которая на деле длилась около двух часов. "Это было обсуждение немедицинских вопросов, своего рода школа жизни. Я должен был бежать на учебу после ночной смены, но опаздывал или прогуливал, — рассказывает врач. — Чему меня там научили? Всему, что я сейчас умею". А по средам под руководством Миллионщиковой проходили обходы. В хосписе 30 коек, обход мог длиться четыре-пять часов. "Это очень много внимания к пациентам. Я тех обходов ждал".  

Годы спустя, когда Ариф уже был заведующим отделением, он впервые оказался в больнице — той самой, где когда-то сам был на занятиях. Сам попал под такой обход — и уже изнутри понял, насколько неприятно пациенту быть таким "учебным пособием". "Я люблю агрессивно шутить. Пошутил, они ушли. Нет, ребят, ну так нельзя!"  

В хосписе учат простым вещам, которые не всегда учитывают. Постучаться, прежде чем зайти в палату. Поздороваться. Если пациент говорит: "Доктор, можно не сейчас?" — подойти позже. Не нависать над кроватью, а присесть на корточки, если рядом нет стула. Да, после такого обхода будет болеть спина. "Но это и есть уважение к людям, это и есть про жизнь, — говорит Ариф. — К нам попадают люди, которые прошли уже долгий больничный путь. Хороших воспоминаний там не бывает. Создавая домашнюю обстановку, мы убираем связку "больница — это неприятно".  

Ариф Ибрагимов стал заведующим отделением в 27 лет, это рано. "Мне сказали: надо! Ну надо — так надо". Несколько лет спустя была реорганизация: восемь хосписов объединяли в одну структуру.

В 2022-м Ариф стал главным врачом. Работать непосредственно с пациентами он продолжает, просто меньше. "У меня периодически возникают непреодолимые причины причинить кому-нибудь добро. Я иду и причиняю. Вот час назад — тягостная симптоматика, надо было расписать схему терапии. И тяжелая семейная ситуация, нужно было поговорить с родственниками. Я сделал и то и другое. И понимаю: не зря. С пациентом ты отдыхаешь, снова чувствуешь себя нужным".

Ариф не называет себя учителем, считает это громким словом, но за годы работы он поучаствовал в профессиональном росте десятков медиков. "Люди приходят на работу, ты в них вкладываешься, а потом они увольняются через три-четыре месяца. Ты можешь сидеть и думать: я столько сил на тебя потратил, а ты уходишь. Обидно? Нет! — смеется Ариф. — Ты отправил куда-то в другой медицинский мир человека, вакцинированного хосписом. На это не жалко тратить силы. Тешит ли это мое самолюбие? Безусловно! Этим и живем".

Ариф Ибрагимов и сам "вакцинирован" — и не только в профессиональном смысле. "Я рос в дальнем Подмосковье в веселый конец 90-х — начале нулевых. Было много агрессии, и случалось всякое. И я не был таким человеколюбом, как сейчас, — говорит он. — А стены хосписа поменяли меня. Они из сотен людей сделали еще больших людей".

"Понять, как молиться и как вообще жить"

Елизавета, волонтер, около полугода в хосписе

"Я заканчивала художественное училище, было тепло. Приезжала часов в семь-восемь, вывозила в холл пациентку, она смотрела телевизор, а я готовилась к зачету. Было по-домашнему".

Елизавете 21 год, она учится на художника-графика и около полугода волонтерит в Первом московском хосписе. Волонтеры — это люди, которые делают огромную часть немедицинской работы. Помочь вывезти пациентов на прогулку, налить чай, устроить концерт, просто посидеть рядом — для этого не нужно специальных навыков, и так можно освободить руки медсестер, чью работу неспециалист делать не может.

Лиза — верующая, православная. Однажды она познакомилась с Фредерикой де Грааф — психологом, рефлексотерапевтом, духовной дочерью митрополита Сурожского Антония. Фредерика работает в хосписе и пригласила Лизу встретиться там. "Это было осенью, и я подумала: не знаю, в каком качестве, но я точно сюда вернусь, — рассказывает девушка. — И пришла весной. Хоспис стал продолжением моей жизни".

По вторникам в хосписе литургия. Все лето Лиза приходила на них помогать, а осенью поняла, что расписание в вузе может не позволить. "А оказалось, что вторник — единственный день, когда пары начинаются в 12:00. Я приезжаю утром — и успеваю на занятие, — говорит она. — Я этого даже не выбирала. Тебе дается возможность, и нужно просто дерзновение внутреннее, чтобы пойти туда, куда надо. После литургии мне спокойно, есть ощущение, что ты живешь в вечности".

На Лизе много украшений — кулоны, серьги. "Это мне Фредерика сказала: носи что-нибудь красивое, потому что, когда ты наклоняешься к пациенту, вот это все на уровне его глаз, — рассказывает она. — Недавно прихожу к женщине, на мне жемчуг. И она говорит: я так такой жемчуг хотела! И рассказывает про свои украшения, про брошки…"

Одна пациентка с деменцией принимала Лизу за свою дочь. Она не стала разубеждать, чтобы не расстраивать, — но в какой-то момент пациентка поняла сама. "Я сказала: "Пожалуйста, извините, мне очень жаль, ваша дочь придет попозже… Если вы расстроились, хотите, я уйду?" Она сказала "да", и я ушла". Это нормально: не всегда получается помочь. Иногда Лиза приходит к "тяжелым" пациентам — тем, кого не развлечешь телевизором или настольными играми. Спрашивает, можно ли с ними посидеть, и просто сидит рядом полтора часа. Это тоже помощь — но если людям этого не хочется, нужно просто уйти. А если человеку хочется поговорить — послушать о том, как он ходил рыбачить на Москву-реку и что вода там чистая, а рыба — хорошая. 

Иногда в храме Лиза не знает, как молиться: слова не идут. Тогда она представляет всех этих людей, живых и умерших, и как будто стоит среди них. "И это помогает собраться и понять, как молиться и как вообще жить", — говорит она.

Бэлла Волкова