10 апреля 2020, 06:30
Статья

С 1941 по 1945 год "серый, холодный" Свердловск приютил студентов и преподавателей из университетов Москвы и Ленинграда. Они жили в неотапливаемых общежитиях, сидели в аудиториях в пальто, а в углах кабинетов намерзали ледяные глыбы. Но многие заканчивали все сессии в срок и на отлично, хотя из-за слабости иногда сдавали экзамены, не вставая с постели

Студенты геологического факультета Уральского индустриального института, 1944 год. Музейно-выставочный комплекс Уральского федерального университета
Студенты геологического факультета Уральского индустриального института, 1944 год

16-летняя Люба приехала в Свердловск в 1941 году из Киева вместе с мамой. Думали, ненадолго — теплой одежды не взяли, зимовать никто не собирался.​​

— Это был еще только август — начало войны. Но город уже был такой серый, холодный, очень неуютный после солнечного Киева, — вспоминает Любовь Григорьевна Адамова.

В Свердловске Люба решила стать журналистом. Столбик термометра в декабре 1941 года нередко опускался ниже отметки –30 °C. От холода в общежитиях перемерзали трубы.

— Мы жили в одной комнате с девочками из МИФЛИ (Московский институт философии, литературы и истории, ныне факультет МГУ — прим. ТАСС). Очень трудно было. Занятия проводились в жутких аудиториях, разбросанных по всему городу. Помещения не отапливались, в чернильницах замерзали чернила. Чернильницы были еще такие — невыливайки, — рассказывает она.

Отсутствие теплой одежды и холод еще долго определяли быт студентов.

Лед и пламень в аудиториях

— Я вообще не представляю, как мы выжили. Страшная зима. Все были плохо одеты. Жили в полуподвальном помещении без отопления. За хлебом отправляли одну девочку из комнаты, которую одевали все вместе. Одна давала валенки, вторая — варежки, третья — шапку, четвертая — пальто. Мы отдавали ей свои карточки, и она уходила за хлебом. На студента тогда давали по 500 граммов в день, — вспоминает Любовь Адамова.

В архивных документах УрФУ хранится много воспоминаний студентов военных лет — об учебе, о преподавателях.

"Лев Григорьевич Бараг. Читал у нас древнерусскую литературу и литературу XVIII века, — вспоминает студентка филологического факультета Свердловского университета Зинаида Агеева. — Первыми сдавали экзамен по древнерусской литературе журналисты. Результат был ужасен: несколько "удовл.", остальные "неуды". И получил Бараг письмо: "О, окаянный Бараже! Зачем пришел ты из земли Минской в землю Свердловскую?... И погибоша мы, аки обры". Прочитав письмо, Бараг воскликнул: "Дайте мне автора. Я ей без экзамена поставлю "хорошо". Какое знание текстов!"

Однажды, видимо из-за отсутствия обуви, преподаватель купил единственную доступную пару — босоножки на деревянной подошве. "Жил он в студенческом общежитии, рядом с нашей комнатой. И вот вечером, когда закрывались читальные залы, раздавался стук деревянных подметок. Мы хохотали. Это не была насмешка. Это не был смех сквозь слезы. Это был истерический смех. Смех жалости к себе и к Барагу. К счастью, начальство скоро нашло возможность обуть Барага в менее неприличную обувь. У меня тоже были босоножки на деревянном ходу. На улице, в университете они не были заметны. Когда же я переступала порог общежития, то босоножки снимала и шла босая", — рассказывает Зинаида Агеева.

Тягость учебных лет в войну вспоминает выпускница филологического отделения Свердловского университета Елена Шпаковская: "Хлеб нам давали по карточкам — 600 граммов в день. А если получишь с довесочком, идешь и жуешь его — счастье. Порой так голова кружится, что держишься за перила, чтобы не упасть. Я настолько ослабела, что зачет по русскому языку сдавала лежа. Ко мне в общежитие специально приходила преподавательница К.А. Немировская" — рассказывает она.

Во время учебы некоторые студенты играли свадьбы — правда, невеселые, говорит Шпаковская. "Помню, девочка из нашей комнаты выходила замуж. Устроили прощальный ужин. Жениху на следующий день надо было уходить на фронт. Грустно было смотреть на эту красивую пару… "О, свадьбы в дни военные, обманчивый уют. Слова неоткровенные о том, что не убьют…" Но были и веселые моменты — молодость брала свое. Большим шутником, заводилой курса был Леня Коган. Я очень усердно училась тогда, и он шутил по этому поводу: "Лелька, ты такая трудолюбивая. Посади тебя под стул вниз головой, ты и там будешь книжку читать", — вспоминает она.

Выпускница химического факультете Нина Нелюбина-Торопова так описывает свои студенческие годы: "В зимнее время работали в лаборатории и слушали лекции в пальто, так как было холодно. Бумаги не было, лекции иногда писали на газетах между строчек. Ходили расчищать трамвайные линии от снега, разгружали дрова на дровяном складе в Свердловске и т.д."

Юрий Гаврилович Ярошенко поступил на металлургический факультет Уральского индустриального института (ныне УрФУ) в 1944 году.

— В десять вечера на этаже появляются секретарь комсомола, секретарь партии, декан факультета. И говорят: "Ребята, собирайтесь, надо разгрузить эшелон", — вспоминает он. — Эшелон разгрузят, надо же доставить к котлам все это. Уже днем группе давали задание: "Вы дежурите. Должны доставить пять-десять вагонеток торфа". Никогда никто не опаздывал. Это была внеучебная обязанность — доставить топливо в котельную. 

Энгельс против Рябошапки

В годы войны в Свердловск приехало много преподавателей из Ленинграда и Москвы. Учебная программа строилась спонтанно, рассказывает Любовь Адамова. Например, курс журналистов, который поступил в 1941 году, изучал литературу в обратной хронологии: сначала XIX век, потом XVIII и так до Средних веков — именно в таком порядке появлялись преподаватели. На жизни студентов в тыловом уральском городе сказалась эвакуация театров и творческих коллективов из столицы на Урал. Всю войну студенты журфака ходили на постановки Театра Красной Армии, писали рецензии. Залы филармонии, где звучала Седьмая симфония Шостаковича, были заполнены учащимися вузов.

Вместе с вузами на Урал переезжали предприятия и госпитали. Так, группу студентов однажды отправили в Алапаевск — готовить площадку для эвакуирующегося из Ленинграда завода. "Часть студентов копала ямы и кормила слепней. Мы рубили лес, трассу 17 км, и кормили комаров. Очень хотелось посадить Гитлера голым на съедение комарам. Руководил нашей лесной бригадой Миша, оказавшийся на практике в Алапаевске студент третьего курса Ленинградского архитектурного института. В первый день на всю бригаду нам дали один топор и одну лопату. Этим единственным топором мы заставили Мишу срубить дерево. Дружно считали удары. На сотом ударе дерево упало. Не знаю, чья это была заслуга, но работу мы выполнили досрочно", — вспоминает студентка филологического факультета Свердловского университета Зинаида Агеева.

Студентов поселили в клубе (мальчики — на сцене, девочки — в зале) и в школе — девочки спали в классах, мальчики в коридорах. После переезда к ним пришли начальники, один из которых по фамилии Рябошапка заявил, что "жить в одном здании юношам и девушкам аморально", и предложил всем девушкам переселиться в клуб, юношам — в школу.

После этого на сцену начали выходить третьекурсники. Они пытались доказать, что Рябошапка не прав, цитируя при этом Энгельса. "Сначала я открыла рот, восхищаясь знаниями старшекурсников, но очень скоро поняла, что они разыгрывают начальство. Под конец это поняли все и начали дружно смеяться. Ничего не поняв, Рябошапка махнул рукой: "Селитесь хоть в одной комнате!" — рассказывает Агеева. В конце августа их отправили в деревню Лодка, там прекрасно кормили: мясо, мед, молоко, сплели лапти, заменившие калоши. "Колхозники работали наравне с нами, а не считали, сколько ведер мы ссыпали в общую кучу. Использовали наш труд разнообразно и рационально", — вспоминает Зинаида Агеева.

Жили дружно. О воровстве в комнатах, где вмещалось по 20–30 человек, не было и речи, вспоминает выпускница химического факультета Нина Нелюбина-Торопова. Но бывало, что теряли хлебные карточки на десять дней. "В этом случае мы поступали так: четыре человека по 100 грамм каждый в один день, норма у студентов была 500 грамм хлеба на день, отдавали пострадавшему. На следующий день уже другие четыре человека, и так в течение десяти дней", — рассказывает она.

Воскресенье Христово

Замуж Любовь Адамова вышла в 1944 году, а уже в 1945-м родила дочку.

— Я была очень храбрая, мне было 20 лет. У меня был очень хороший муж, очень умный, очень серьезный, очень образованный, хотя он был инвалид и ходил на костылях. Мне было трудно, мне было очень трудно и ребенка растить было очень сложно. Я защищала диплом уже будучи мамой. Нечем было дочь кормить, это вообще трудно даже представить себе. Молока у меня не было. Мои друзья нашли женщину, которая кормила мою дочь своим молоком. Мои родители жили в Киеве. Когда дочери было десять месяцев, за ней приехала бабушка, и они ее там, в Киеве, немножко поддержали, — рассказывает она.

Муж Любови Григорьевны был секретарем парторганизации.

— Нас разбудили в День Победы в четыре часа утра. Надо было собирать митинг. Собрался полный зал университета, во дворе, на лестницах сидели. Преподаватели пришли, студенты со всего города, изо всех общежитий, — рассказывает она.

Студенты-филологи вспоминают, что 9 Мая отмечали в "сумрачном актовом зале" на первом этаже учебного корпуса. "Запомнился Павел Александрович Шуйский — взошел на кафедру, стукнул посохом об пол: "А все-таки я дожил!" — и заплакал…" — вспоминает выпускница филологического отделения Уральского университета Лидия Слобожанинова.

Студентка филологического отделения Вера Петрова в тот день получила задание написать репортаж "На улицах Свердловска" для газеты "Красный боец". Надела все самое лучшее: мамино легкое синее пальто на атласной подкладке. "Незнакомых в этот день не было, казалось, все друг друга знают, обнимаются, целуются, ото всех несет водочкой. Я дошла трезвой до магазина "Рыба" на углу проспекта Ленина и К. Либкнехта. Тут я остановилась около большой толпы мужчин и женщин, были и нарядно блестевшие погонами военные. Стала расспрашивать, достала из кармана блокнот, чтобы записать имена, фамилии, где работают, где воевали", — вспоминает Петрова тот день.

— Да брось ты, девушка, эту писанину. В такой день! — сказали ей тогда.

— Я для газеты, это моя работа.

— Сегодня грех работать, сегодня как Воскресенье Христово.

— Гитлера добили, это же понять надо!

— Пойдем-ка, сестренка, выпьем!

Виктория Ивонина​​​​​