Мягкая сила генералиссимуса Суворова: как в Крыму победили турок без единого выстрела

Александр Васильевич Суворов родился в пятницу 13-го — 24 ноября 1730 года, по старому юлианскому календарю это как раз 13-е число. Сам гениальный полководец, искренне верующий православный, всякое "суеверство" не раз осуждал, но все же порой, как человек опасной и нередко смертельной профессии, бывал мнителен. Нам неизвестно, что думал он о дате своего рождения, но судьба появившегося на свет в пятницу 13-го была нелегкой от начала и до конца…

Гений с трудной карьерой

Болезненный мальчик — родители прочили ему незавидную в ту эпоху среди дворян гражданскую карьеру — все же стал военным. Изначальную слабость организма всю жизнь преодолевал физическими упражнениями и совсем не показным аскетизмом.

Притом военная карьера Александра Суворова, которого все мы априори знаем как лучшего полководца, отнюдь не была легкой и быстрой — армейскую лямку служилого дворянина он тянул упорно, честно и долго. Даже в эпоху многочисленных войн Екатерины II, участвуя в бесчисленных боях и походах, одерживая все более громкие победы, Суворов отнюдь не порхал по лестнице чинов и званий. Многие его современники, ровесники и даже младшие коллеги получали повышения куда быстрее.

Например, забытый ныне фельдмаршал Михаил Каменский — вполне небесталанный полководец, участвовал во всех тех же войнах, что и Суворов. Более того, Каменский и Суворов в 1774 году вдвоем громили турецкие армии у болгарского городка Козлуджи. Но Каменский, будучи на восемь лет младше, стал генералом на год раньше Суворова, а высшего генеральского звания той эпохи — генерал-аншеф — удостоился на два года раньше.

Повторим, военная карьера Каменского была вполне честной, без придворных трамплинов. Эта судьба более младшего по возрасту (ревнивый и резкий Суворов в переписке и спорах порой называл коллегу "мальчик") лишь подчеркивает, что фортуна и жизнь отнюдь не баловали того, кто ныне по праву считается величайшим полководцем России. Только история позже все расставит по своим местам — болгарский город Козлуджи, где Суворов при поддержке Каменского разгромил турок, ныне называется Суворово.

Сегодня фельдмаршала Каменского (а равно иных вполне заслуженных фельдмаршалов суворовской эпохи — Салтыкова, Чернышева, Репнина, Эльмпта и пр.) вспомнят лишь академические историки или единичные лица, увлекающиеся военным прошлым конкретно этого периода. Зато имя Суворова помнят, без сомнения, все! Наверное, это справедливо — таково свойство исторической памяти любого общества: запоминать лишь самых первых, самых выдающихся.

Поэтому нет нужды повторять и расписывать общеизвестные победы генералиссимуса Суворова — в сущности, единственного генералиссимуса в нашей истории, получившего это звание непосредственно за победы на поле боя, а не за государственную или политическую деятельность. Победы над многократно превосходящим противником в ходе турецких войн, героический штурм Измаила и не менее героический переход через Альпы — эти подвиги Суворова слишком хорошо известны! Отмечая 290-летие со дня его рождения, попробуем рассказать о тех победах знаменитого полководца, которые известны куда меньше и которые он смог одержать без единого выстрела.

"Для инфлюенции в политических делах…"

На исходе 1776 года генерал-поручик Суворов командовал Московской дивизией и жил в "старой столице", в отцовском доме у Никитских ворот. За плечами были четверть века военной службы, четыре войны (с немцами, поляками, турками и мятежниками Пугачева), вполне успешная, но еще ничем не выдающаяся на фоне иных генералов карьера.

Приказ следовать в Крым настиг деятельного генерала в Коломне, где он занимался подготовкой одного из полков Московской дивизии. "Получа повеление, того ж часа я отправился в определенное мне место…" — писал вскоре Суворов светлейшему князю Потемкину.

"Определенное место" было на тот момент, без сомнения, самым сложным: Крым еще не стал российским, но уже не был турецким. Завершившаяся всего два года назад война с турками (в которой Суворов отметился рядом побед) прекратила многовековой вассалитет Крымского ханства в отношении османского султана.

Почти три столетия ханство, пользуясь защитой и поддержкой могучей Османской империи, безнаказанно грабило южные регионы России и Украины. Первая при царице Екатерине II Русско-турецкая война серьезно поколебала мощь и влияние турок на берегах Черного моря, но не смела его окончательно. Возникло странное и неустойчивое равновесие — подписав мирный договор, Россия и Турция тут же схлестнулись в политической борьбе за "независимый" Крым.

Вот этой борьбой и предстояло заняться Суворову. Притом татарское ханство в ту эпоху не ограничивалось лишь Крымом, а занимало все северные берега Черного моря — от Кубани до Приднестровья. Война формально прекратилась, но обстановка была более чем тревожной. "В ночи разъезд наш был атакован, и один казак убит…" — такими словами начиналось первое полученное Суворовым донесение об обстановке в доверенном ему крае.

И следующие три года станут настоящим подвигом и настоящим адом для полководца. На войне все просто — вот враг, коли его, руби, стреляй. Но тут формально войны не было. Хотя в "независимом" Крымском ханстве продолжали постреливать, у его берегов почти непрерывно курсировали вооруженные до зубов турецкие эскадры, но формально был мир. И все годы этого странного мира Суворов был как на войне.

Сначала он участвует в выборах нового крымского хана — им, вопреки всем интригам турок, становится один из потомков Чингисхана, ориентированный на союз с Россией. Деловые документы Суворова того периода полны политическими, а то и почти агентурными вопросами. "Ныне же Алим-Гирей-султану для инфлюенции в политических делах пожалуйте прапорщичей чин…" — это из суворовского письма Потемкину. Сегодня о таком говорят "мягкая сила", "гибридная война", "стратегия непрямых действий", "агенты влияния" и т.п., но у Суворова куда изящнее, в духе того куртуазного времени: "Для инфлюенции в политических делах…"

Показательно, что изначально Суворова отправили на земли Крымского ханства исключительно для руководства чисто армейскими вопросами. Но сохранилось письмо царицы Екатерины II, в котором она отмечает, что и "управление политических дел мне кажется сходственнее вверить Суворову…"

Царица не ошиблась. Боевой генерал оказался талантливым, даже изощренным политиком, не растерявшимся в водовороте чисто восточных страстей татарского ханства. "Светлейший хан теперь упражняется в мелких интригах с правительством и здешними магометанами, и бывают некоторые помешательства… Усердному к российской стороне ханскому брату Казы-Гирей-сулатну вместо просимых им пятисот подарил я шестьсот рублей", — еще один характерный отрывок из секретных депеш Суворова тех лет.

"Соблюдать дружбу и утверждать обоюдное согласие…"

На фоне всех восточных интриг, более присущих профессиональному пиарщику и политологу, генерал Суворов ударно создает на землях "независимого" ханства посты и укрепления русских войск. Их строят его солдаты, как выражался сам Суворов, "работные армии". Некоторые плоды этих работ процветают в России и ныне — например, из укрепленного суворовского штаба на Таманском полуострове родится будущий город Славянск-на-Кубани.

Да и сам Севастополь, главная база нашего флота на Черном море, родится, в сущности, из укреплений Суворова. Город русской морской славы возникнет в ходе бескровного, но чрезвычайно напряженного противостояния суворовской пехоты с турецким флотом.

Османские эскадры в те годы хрупкого мира самим фактом своего нахождения у берегов Тавриды оказывали совсем не желательное для России воздействие на внутреннюю политику "независимого" Крымского ханства. Россия же в Черноморье на тот момент еще не имела серьезных морских сил, их лишь предстояло создать.

При этом в 1778–79 годах Суворову, располагавшему лишь ограниченными силами пехоты и конницы, предстояло не просто помешать турецкому флоту, как говорил сам генерал, "втесниться в Крым", но и отогнать его подальше. И желательно — крайне желательно! — это было сделать без выстрелов, не втягивая Россию в очередную большую и изнурительную войну.

Суворов блестяще решил эту, казалось бы, неразрешимую военно-дипломатическую задачу. Под предлогом карантина от вспыхнувшей в Азии чумы он закрыл все крымские порты. Попытки же турок самочинно высадится на берег Суворов останавливал стремительными маневрами своей немногочисленной артиллерии.

Так, в ночь на 15 июня 1778 года турецкая эскадра вошла в Ахтиарскую бухту. Но с утра, когда рассвело, турецкий адмирал Хаджи-Мегмет обнаружил на еще вчера пустынных берегах (теперь на них и располагается город Севастополь) возведенные за считанные часы русские батареи. Как писал в рапорте Суворов: "По три батальона дружественно расположились с обеих сторон Ахтиарской гавани с приличной артиллерией…"

"Дружественно расположились…" — полководец обладал метким и едким чувством юмора. При этом всю переписку с турецким адмиралом Суворов вел именно в "дружеском", самом любезном и дипломатичном стиле. Писал, что рад бы в условиях мира пустить турок на крымский берег набрать свежей воды и "прогуляться", но никак не может из-за карантина. В итоге турецкий флот, испытывая нехватку воды и наблюдая умело расставленные русские пушки, оставил попытки "втесниться в Крым", ушел от его берегов, что немедленно сказалось на внутренней политике полуострова, заставив утихнуть всех мечтавших о реванше и антироссийском мятеже с турецкой помощью.

При этом и угроза чумы, умело использованная политиком Суворовым, не была в те дни иллюзорной. Великий полководец потому и стал великим, что умел вникать в самые мелочи жизни и быта. В Крыму солдаты Суворова чистили туалеты и конюшни, ремонтировали колодцы и бани — проводили все гигиенические мероприятия, которые были возможны в ту эпоху, как профилактические меры от эпидемий.

В итоге от чумы спаслись, но местные христиане писали доносы на Суворова, что он "обасурманился" и ввел регулярные омовения, подобные исламским. Местные же мусульмане жаловались, что русский полководец демонстративно поет в церковном хоре и слишком часто звонит в колокола. Судьба непредвзятого политика всегда сопровождается такими уколами со всех сторон. При этом от крымской эпопеи великого полководца остались и его многочисленные приказы солдатам: "Соблюдать полную дружбу и утверждать обоюдное согласие между россиян и разных званиев местных обывателей… Земские залоги (т.е. местные законы и обычаи — прим. ТАСС) свято почитать, равно российским".

Измена в семейном тылу

Как видно на примере Крыма, Суворов умел не только ходить в лобовые и фланговые атаки со штыком наперевес. Именно искусные действия великого полководца во многом подготовили присоединение полуострова и ханства к России без единого выстрела.

Впрочем, одно тяжелое поражение в своей жизни военный гений потерпел как раз в годы бескровной борьбы за Тавриду. Супруга Суворова, княжна Варвара Ивановна — она была знатнее мужа, наследница князей Прозоровских и Голицыных, — пыталась разделять его тяготы, но Крым в ту эпоху был далеко не курортным. Проболев несколько месяцев, потеряв младенца, Варюта, как в письмах Суворов называл ее, удалилась в родительское имение под Полтавой.

Супруги не виделись зачастую по полгода. Суворов был занят тяжким трудом военного, сражающегося без атак и выстрелов. Для политических баталий во все еще "независимом" ханстве выдержки и мужества требовалось никак не меньше, чем в открытом бою. Летом 1779 года, ненадолго вырвавшись из Крыма, полководец помчался к супруге и… стал героем анекдотов самого пошлого стиля, когда муж неожиданно возвращается домой и застает в постели жены другого.

Для Суворова то был страшный удар, полководец разом потерял присущее ему в боях и политике хладнокровие. Он скандалил, жаловался, метался, официально подал на развод — в ту религиозную эпоху жест почти небывалый, а в глазах общества XVIII века скандальный даже более, чем супружеский адюльтер. Неуживчивый герой сражений — его и так многие недолюбливали за прямоту и резкость — стал посмешищем в глазах любящего злословить "высшего света".

Спасать достоинство и честь полководца пришлось самой императрице. Екатерина II не только лично наградила его за политические успехи в  Крыму (на аудиенции царица сняла со своего платья бриллиантовую звезду ордена Святого Александра Невского и приколола ее на грудь Суворова), не только приняла участие в судьбе единственной дочери полководца ("Суворочку" зачислили в Смольный, знаменитый институт благородных девиц), но и настояла на примирении супругов. Генерал жену простил, однако психика его надломилась. Именно с тех пор Суворов и стал эксцентричным шутником, порою почти юродивым, каким его и запомнили современники.

Ставшие легендарными чудачества отнюдь не мешали Суворову побеждать, лишь ярче оттеняя его полководческий талант, все более расцветавший и поражавший не только Россию, но всю Европу и большую часть Азии. Гениальный чудак — то была приросшая к лицу защитная маска, спасавшая от нелюбимого им "высшего света".

Кажется, от поражения на личном фронте великий полководец не оправился до конца жизни. И лишь вне семейного очага, на поле брани, до самого исхода земного бытия Суворов оставался непобедим.