В первую волну пандемии государственные решения часто принимались наугад, исходя из "здравого смысла", или опирались на эпидемиологические расчеты. Очень быстро принимаемые меры вошли в противоречие с представлениями общества об эффективности и справедливости — то есть экономическими категориями. Между тем простые классические модели, которые обычно используют экономисты в своих исследованиях, могут многое рассказать и о мотивах поведения граждан в ситуации ограничений, и о возможных вариантах государственной политики.
Одна из наиболее известных моделей в теории игр — "дилемма заключенного". Два человека, пойманные при попытке побега, оказываются перед выбором: молчать или предать? Ни один из них не знает, как будет действовать другой. Обоим грозит наказание в виде дополнительного срока заключения, но его тяжесть зависит от того, как поведут себя пойманные беглецы. Если один из них даст показания против другого, его срок сократят, а срок промолчавшего беглеца будет максимально строгим. Если оба будут свидетельствовать друг против друга, то обоих накажут серьезными сроками. Если оба будут молчать, то наказание каждого будет мягким. Нетрудно заметить, что выгоды от сотрудничества превышают выгоду каждого из заключенных в случае преследования собственных интересов. Несмотря на это, люди не всегда идут на взаимовыгодное сотрудничество в силу несовершенства информации. Эта модель уже применялась для анализа проблем здравоохранения, включая, например, отказ от вакцинации. Ведь вакцинация работает тогда, когда большинство людей готово терпеть связанные с ней неудобства, а если существенная часть населения становится антипрививочниками, то для всех эпидемические риски существенно возрастают.
Важность доступа к медпомощи
В случае с ограничениями, связанными с COVID-19, логика сохраняется: например, если все добровольно сидят по домам на самоизоляции, то нарушивший правила в выигрыше, так как он не заболеет и притом сохранит привычный стиль жизни. Но если все начинают игнорировать ограничения, рост заболеваемости приводит к ухудшению ситуации для всех (как минимум из-за снижения доступности медицинской помощи).
Однако ограничительные меры не всегда находят поддержку у населения. В условиях локдауна даже уязвимые граждане ("группа риска") будут склонны нарушать запреты, если они считают важной свободу передвижения и при этом уверены в том, что им окажут медицинскую помощь в необходимом объеме. А те, кто несет большие потери при ограничивающих режимах (карантин, самоизоляция, запреты на работу или передвижение) и при этом имеет высокие доходы и доступ к услугам здравоохранения высокого качества, будут готовы принять риски болезни, даже если их поведение повлечет за собой эскалацию эпидемии. Только в том случае, когда вероятность получить качественную помощь, по оценке граждан, невелика, соблюдать ограничения будет более выгодным.
Вместе с коллегами с факультета экономических наук НИУ ВШЭ Людмилой Засимовой, Мариной Колосницыной и Натальей Хоркиной мы последовательно промоделировали ситуации, в которых все люди поддерживают или, наоборот, нарушают введенные запреты. Как показало исследование, если в государстве существует значительное неравенство в доступе к медицинской помощи, это может способствовать не только "безответственному" поведению одних, но и самостоятельному и добровольному принятию ограничений другими, без какого-либо государственного вмешательства.
Убеждать оставаться дома болеющих или "группу риска" с близкой к единице вероятностью заболеть оказывается бессмысленно: болезнь уже закладывается ими в свое поведение. А вот для проведения ориентированных на здоровое население информационных кампаний, убеждающих людей в опасности заболевания, находится понятное обоснование: те, кто считает себя здоровым, будут охотнее соблюдать ограничения, если, по их собственным оценкам, ожидаемые потери от болезни будут велики.
Два подхода к общественному достоянию
Помимо анализа поведения отдельных людей исследователи Высшей школы экономики рассмотрели результаты модели с точки зрения благосостояния общества в целом.
С позиций утилитаризма, то есть максимизации суммарного общественного благосостояния, оказывается, что всеобщее принятие ограничений (всевозможные "локдауны") не выгодно: если есть достаточно эффективный способ отличить одного индивида (носителя инфекции) от другого (здорового), то с точки зрения общества достаточно изолировать только одну группу, при этом неважно, какую именно. Это и происходит в случае введения локальных карантинных запретов: если известно, что какая-то группа заболела или подвержена высокому риску, достаточно ее изоляции без введения запретов для общества в целом.
В то же время такой подход вовсе не гарантирует, что частичные или тем более всеобщие ограничения будут лучше для общества, чем отказ от них, повлекший за собой эпидемию. Такая ситуация складывается, когда суммарные потери благосостояния от ограничений оцениваются выше, чем суммарный ущерб от массового распространения инфекции. Это объясняет рациональность решений отдельных государств, отказавшихся от политики запретов как таковых, а также сознательное принятие эпидемий при низкой летальности — как в случае с сезонными заболеваниями ОРВИ. Так сделали, например, Швеция (в первую волну пандемии), Япония, Южная Корея, чьи ограничения носили рекомендательный характер.
Альтернативный подход к общественному благосостоянию — роулсианский, где важно благосостояние индивидов, находящихся в наихудшем положении. Он неожиданно приводит нас в ситуацию, когда государству выгодно вводить ограничения именно в отношении здорового, а не больного или уязвимого населения (которое и так "найдет способ" заболеть и понести потери от болезни в дополнение к потерям от изоляции). То, что на практике вместо этого выбираются всеобщие запреты, объясняется невозможностью идеально точно разделить больных и здоровых индивидов: эффективнее изолировать всех, чем допустить резкое ухудшение положения хотя бы одного человека.
В целом стремление к максимальной, полной изоляции всех групп населения с точки зрения общественного благосостояния и эффективности государственного управления оказывается несостоятельным. Основной вопрос состоит в достаточности применяемых ограничений для того, чтобы разделить общество на как можно более изолированные однородные группы, с тем чтобы между ними был невозможен прямой контакт (одновременное нахождение на улице или в общественных местах). Подобный подход использовался, например, в начале эпидемии в Нидерландах, где требования изоляции были направлены на "группу риска" — пожилых людей, а для других групп населения формальных ограничений не вводилось.
Сегодня некоторые государства, имеющие опыт всеобщего локдауна во время первой волны пандемии, фактически пришли к такому решению опытным путем. Отсюда новые частичные ограничения вместо полных, например: дистанционное обучение только для старших школьников и студентов, работа в офисах в две смены, посещение ресторанов или музеев ограниченными по размеру группами, ограничения на заполняемость кинотеатров и театров и т. п.
В отсутствие достоверной количественной информации о масштабах пандемии теоретические выводы, сделанные на основе классической "дилеммы заключенного" и ориентированные на определение того, как в принципе люди могут строить свое поведение, могут быть более полезными при обосновании решений, принимаемых как на индивидуальном, так и на государственном уровне.