"Сказка" — это настоящая фантазия русского человека, которая как бы существует на грани между сном и сказкой. Сон здесь рассматривается как некое предвидение, предсказание, а сказка — как некое художественное обобщение увиденного.
Я не хотел бы сейчас раскрывать всех персонажей, но хочу только отметить, что это одни из главных мужчин XX века. Я все же склонен больше думать о внутренней сущности человека, о его ответственности и ответственности мужчин перед историей, перед принятием решений. Об этом я все время думаю.
Политический контекст и политическая атмосфера в общем меня никогда не интересовали. Я по первому образованию историк, и я прекрасно понимаю, из чего складывается политическая позиция, из чего складывается политическое решение и каким изменчивым и лукавым может быть политическое поведение. Поэтому это меня мало интересует.
Меня интересует жизнь человека внутри жизни: как она проникает в него и как он на основании своих личных качеств пытается влиять на жизнь или свою собственную, или, как у моих героев, на существование огромного числа людей. Это очень актуально и сегодня. Собственно говоря, и никогда не было иначе. Эту мировую традицию, если можно так выразиться, мы не можем никак нарушить, не можем изменить, по крайней мере, в Старом Свете
Величие и грех Старого Света
Вообще это домашний фильм. Это фильм о том, что у нас, в нашем Старом Свете — а Россию я отношу именно к Старому Свету, — в конце концов, происходит. Все удивительные и уникальные, выдающиеся открытия, практически все — и в науке, и в искусстве — происходили в Старом Свете. Но и все ужасающие события — Первая мировая война, Вторая мировая война, все, что связано с возникновением и укоренением нацизма, — происходили там же. Эта закономерность меня очень тревожит.
В фильме речь идет подспудно и об этом, потому что его герои — все из времен Второй мировой войны. При этом на самом деле в "Сказке" показывается, что еще ничего не завершилось. Исторический процесс, единожды начатый, не может закончиться никогда.
И в истории России, и в истории любой европейской страны это все существует, что называется, параллельно. Куда мы денем моральную коллизию Франции, например, времен Второй мировой войны, когда французы прекратили войну с нацистами и смогли обустроить взаимоотношения с ними? В это время на территории Советского Союза за каждое деревце, за каждую деревушку, за каждый овраг бились насмерть. Кто-то своей кровью платил за мир, который обустроили себе, например, во Франции. Я не упрекаю — это внутренняя французская проблема, я считаю, они должны сами с этим разбираться. Но мы это должны понимать, мы должны думать об этом.
Зритель их такими еще не видел
В нашем фильме используется новая технология, которая возвращает к жизни людей, реально существующих и заснятых когда-то на камеру. Это процесс "вживления" исторических персонажей в определенную среду, когда наши персонажи сами как бы возвращаются в эту реальную жизнь, сами исполняют свои роли. При этом в фильме нет ни одного актера.
Мы использовали огромный объем хроникального материала, который нам удалось собрать и в Европе, и в Америке. Нам помогали многие архивы разных стран мира. Как в мозаике, мы складывали из отдельных проявлений характера, из отдельных пластических примеров картину поведения и проживания этих выдающихся исторических персонажей у нас на экране
У нас нет ни одного слова по-русски, каждый персонаж говорит на своем языке, носители языка делали озвучание. Я писал актерские тексты, все диалоги, все прописано, сделано мною на основании стенограмм, фонограмм и авторских текстов этих персонажей. Там практически нет выдуманных мыслей, выдуманных позиций, каких-то выдуманных мифологем. Это абсолютно живые люди, вы их увидите первый раз в том эмоциональном состоянии и в том эмоциональном раскрытии и самораскрытии — зритель их такими еще не видел.
Это до такой степени неожиданно, до такой степени искренне, что некоторые специалисты в Западной Европе, которым мы показали фильм, вообще не понимали, где они находятся. Некоторые из них просто не понимали, о чем это, потому что они не могли принять это открытие.
От Канн до Локарно
Все же отношение к историческому материалу в кинематографе очень своеобразное. Оно неискреннее, оно такое боязливое, оно содержится в каких-то рамках. Например, когда "Сказку" попросили показать на Каннском фестивале и затем увидели готовый материал, они были настолько изумлены и испуганы фильмом, что немедленно отправили его в спецслужбы Франции для консультации.
"Что это такое? Как это может быть? Откуда это? Что это все означает?" День показа в Каннах был назначен, до последнего буквально дня этот показ не отменялся, но потом все же они испугались, не решились его показать.
Мы передали картину в Локарно, где ее ждали все эти месяцы. Все же Швейцария — нейтральная страна, и я поклонник государственного нейтралитета как формы политического или внешнеполитического существования. Поэтому раздражение, страх и неприятие "Сказки" в странах, присоединившихся к каким-то блокам, непреодолимо. А швейцарский фестиваль, представляющий страну нейтральную, с радостью взял для показа наш фильм. Я этому очень рад.
Для меня важно, что там я могу показать этот фильм. Мне важно это сделать. Я не всегда настаивал на том, чтобы мои фильмы увидели зрители. В данном случае это необходимо. По крайней мере, Наталия Дмитриевна Солженицына и Михаил Борисович Пиотровский, которые уже посмотрели фильм, утверждают именно так: надо обязательно показывать как можно большему числу людей. Солженицына и Пиотровский — великая поддержка для меня: и гуманитарная, и профессиональная, и историческая. Я опираюсь на отзывы этих людей.