Изначально 1 Мая никакой не Праздник весны и труда, а День борьбы и солидарности.
День борьбы за трудовые права. За нормальный рабочий день, который оставляет время для развития (лозунг рабочего движения вековой давности: "Восемь часов на труд, восемь на отдых, восемь на развитие!"). За зарплату, которая позволяет прокормить семью и выучить детей. За уважение своего человеческого достоинства ("И так как все мы люди, не дадим нас бить в лицо сапогом! Никто на других не поднимет плеть и сам не будет рабом!"). В конечном счете — за замену капитализма более справедливым и гуманным общественным устройством.
День солидарности людей труда между собой, братства народов, борьбы против милитаризма.
День памяти павших в борьбе — от Чикаго до Жанаозеня.
Важный участник этого праздника, как и вообще мира труда и его культуры, — профсоюзы. Но не являются ли они уходящей натурой, реликтом вчерашнего дня в общественном развитии?
Рожденные индустриальной эпохой, не уйдут ли они из жизни в обществе информационных технологий и услуг? И не является ли свидетельством этому падение как абсолютной численности профсоюзов в мире, так и удельного веса их членов в общей численности занятых по найму? И каково место нашей страны в общей картине профсоюзного движения в мире, в чем наша специфика?
Если мы поднимемся над узкогосударственным подходом и посмотрим глобально, то обнаружим, что численность наемных работников в мире растет. Расширяются в том числе и ряды промышленного рабочего класса. Происходит географическое разделение на зоны, где сосредоточены преимущественно научные исследования и разработки, дизайн, финансовые услуги, и на зоны сосредоточения традиционных промышленных производств в основном за пределами «старых промышленно развитых стран».
Но говорить на этом основании о постиндустриализме вряд ли более обоснованно, чем если бы мы объявили постиндустриальным правление завода, отделив его забором от производственных цехов.
Поворот к реиндустриализации как минимум в риторике политических лидеров — тоже показатель того, что и промышленный пролетариат списывать со счетов еще рано.
Но, тем не менее, кризис профсоюзного движения налицо. Сокращение численности членов профсоюзов на Севере не сопровождается ростом, адекватным увеличению промышленной занятости на Юге. И этому есть свои причины.
Промышленные производства перемещались, прежде всего, в страны без традиций рабочего движения и в большинстве случаев без демократических свобод. В том же Китае мы наблюдаем сейчас подъем стихийного забастовочного движения при отсутствии настоящих, независимых от властей и работодателя профсоюзов. Они попросту запрещены и жестоко подавляются.
В центре мировой капиталистической системы по профсоюзам ударили не только объективные процессы изменения структуры занятости, но и целенаправленная политика. Неслучайно неолиберальный поворот конца 1970-х годов, который можно определить как начало неоконсервативной контрреволюции против послевоенного социального государства, символически был отмечен разгромом шахтерского профсоюза в Великобритании правительством Маргарет Тэтчер.
Гораздо слабее выражено сознание общности судьбы и интересов, гораздо сильнее иллюзии неклассовости своего положения, принадлежности к некоему среднеклассовому большинству общества. При этом низшие слои работников в этих отраслях повсеместно заполняются трудовыми мигрантами, гастарбайтерами, которым гораздо труднее организоваться, чем местным работникам. Вспомним хотя бы прекрасный фильм Кена Лоуча "Хлеб и розы". Они формируют субпролетариат…
Между тем объективная потребность в самоорганизации работников для защиты своих прав и интересов никуда не исчезла. Наоборот, необеспеченность существования, нестабильность занятости, негарантированность трудовых прав возрастают.
Все большая часть работников привлекаются на условиях разнообразных нестандартных форм найма — от срочных контрактов и заемного труда (недавно под видом запрета легализованного и в России) до замены трудовых договоров гражданско-правовыми с якобы независимыми самозанятыми.
Ухудшаются нормы трудового законодательства. Даже в Германии с ее достаточно сильными традициями трудового законодательства распространяется принцип in peorem (возможность ухудшать условия трудового договора по сравнению с установленными законодательством). Современный наемный работник сплошь и рядом становится даже не пролетарием, а прекарием — человеком с особо неустойчивым социальным положением.
Яркий пример такого развития процессов — ситуация в американских университетах.
С одной стороны, там работают полноправные профессора на tenure (академический контракт постоянного найма), но их число неуклонно сокращается, и все большую часть преподавателей начинают составлять сотрудники, нанимаемые временно, аналог российских почасовиков.
При этом на них падает основная часть педагогической нагрузки при существенно меньшей оплате. Характерную картинку нарисовала не так давно The New York Times про некую Мэри-Фэйт Серазоли, вынужденную "ночевать в своем автомобиле, душ принимать в университетском спортивном центре и обращаться за получением продовольственных талонов для малоимущих". И это не какой-то исключительный случай, как показало январское исследование по заказу палаты представителей конгресса. Большинство таких "адъюнктов" живут за чертой бедности.
Неслучайно они оказываются профессиональной группой, где все активнее и успешнее ведется работа по объединению в профсоюз.
И это общая для западного мира картина. Именно профсоюзы работников старых и новых отраслей услуг, прежде всего общественного обслуживания (аналог наших бюджетников), быстро растут на общем фоне стагнации или сокращения профсоюзного членства. Все чаще мы можем встретить школьного или вузовского преподавателя, банковского работника, медсестру или журналиста, готовых с гордостью продемонстрировать нам свою профсоюзную карточку.
А как в России? Здесь ситуация тоже небезнадежна. Нам, конечно, сильно мешает опыт советских профсоюзов, которые ассоциируются не с борьбой и защитой прав и интересов работников, а с распределением путевок и билетов на новогоднюю елку, с прислуживанием администрации предприятий и партийно-государственной власти. Эту традицию не сумели преодолеть наследники ВЦСПС — профсоюзы, входящие в Федерацию независимых профсоюзов России, формально объединяющие большинство российских работников.
Но динамично развиваются новые профсоюзы, большая часть которых входят в общероссийское объединение профсоюзов "Конфедерация труда России". Среди них МПРА, проводивший самую известную и успешную забастовку в новейшей истории России в 2007 году на всеволожском «Форде».
Межрегиональный профсоюз "Новопроф" успешно расширяет свое присутствие среди работников ЖКХ, ИТ, пищевой промышленности, коммунального транспорта, защищает работников-мигрантов. Борются профсоюзы транспортных отраслей, которым препятствует законодательный запрет на проведение забастовок.
Большим их успехом стал выигрыш "Шереметьевским профсоюзом летного состава" (ШПЛС) судебного иска против "Аэрофлота", который выплатит почти 1 млрд руб. за переработки, ночную работу и т. д. Правда, "Аэрофлот" асимметрично ответил провокацией, приведшей к уголовному делу против трех лидеров и функционеров ШПЛС.
Растут относительно недавно созданные профсоюзы бюджетников — межрегиональный профсоюз "Учитель", межрегиональный профсоюз работников здравоохранения "Действие", межрегиональный профсоюз работников высшей школы "Университетская солидарность". Их коллективные действия все чаще находят отражение в СМИ.
И в мире, и в России все больше шансов на возвращение дню 1 Мая его изначального смысла. И даже папа римский Франциск недавно весьма позитивно оценил роль профсоюзов: "Профессиональные союзы всегда были важнейшей силой социальных изменений, и, если бы не они, капитализм совсем не походил бы на достойное и справедливое обществ".