На рубеже второго столетия: отношения России и Франции в ожидании Ренессанса

Ровно 100 лет назад, 28 октября 1924 года, СССР и Франция официально установили дипломатические отношения. И хотя на самом деле история взаимодействия двух стран гораздо более долгая, все же вековой юбилей — вполне подходящий повод для того, чтобы вспомнить, как оно все было и куда теперь пришло. А главное, думаю, задуматься над тем, что ждет впереди.

До исторического материализма

Первый официальный контакт Древней Руси и Франции, как принято считать, произошел в середине XI века, когда король Генрих I взял в жены Анну, младшую дочь князя Ярослава Мудрого. Но документальные свидетельства того, как она правила Францией, довольно противоречивы. К тому же на протяжении нескольких последующих столетий контакты между двумя странами были крайне малочисленными и нерегулярными, поэтому историю Анны Ярославны приходится рассматривать как отдельный эпизод, практически не оказавший влияния на дальнейший ход событий.

А вот после визита Петра I в Париж в 1717 году отношения между Россией и Францией и впрямь вышли на межгосударственный уровень. Хотя и не без некоторого труда: "утонченные французские аристократы" были шокированы "варварскими манерами" и "диким поведением" Петра. Особенно после того, как во время первой встречи с Людовиком XV российский самодержец, презрев все нормы придворного этикета, схватил малолетнего короля в охапку с возгласом "Вот, всю Францию на руках несу!". После этого французы окончательно решили: он хоть и Tsar, но все равно moujik, которого не грех и вокруг пальца обвести. И долго морочили Петру голову, пытаясь навязать союз на выгодных для себя условиях.

Пожалуй, именно с тех пор так и повелось: мы к ним со всей душой, а они нам свысока — дикари, мол, и варвары, знайте свое место.

Эпоха романтизма

Этот дуализм ярко проявился в XIX веке, когда Франция дважды затевала войны против России. После первой, когда армия Наполеона Бонапарта, получив удар "дубиной народной войны", бежала от Москвы аж до самого Парижа, в лексикон французов прочно вошло слово Berezina как символ полного и окончательного разгрома. Есть еще версия о русском происхождении слова "бистро" (от повелительного "быстро", которым казаки подгоняли медлительных французских официантов), но сами французы с некоторых пор ее решительно опровергают.

Вторая война, Крымская, где против нас выступала целая коалиция, завершилась для России поражением. На карте Парижа она оставила такие топонимы, как Севастопольский бульвар, мост Альма, авеню Малакофф (от Малахова кургана). А Россию заставила извлечь горькие, но необходимые уроки и способствовала проведению серии важных реформ в экономике и общественном устройстве, включая отмену крепостного права.

При этом ни первая, ни вторая война никоим образом не повлияли на романтический ореол Франции и французов, сложившийся у российской знати едва ли не со времен Петра и заметно укрепившийся при Екатерине II, которая даже вела переписку с французскими просветителями, с удовольствием наставлявшими императрицу "отсталой России" на "истинно европейский путь". Наоборот, именно после войны с Наполеоном пошла массовая мода на французских гувернеров, портних, модисток, поваров и рестораторов. История одной такой модистки — Полины Гебль, в замужестве Прасковьи Анненковой, даже вдохновила Александра Дюма на написание романа "Учитель фехтования".

Коль уж речь зашла о литературе, следует признать, что российские "инженеры человеческих душ" тоже немало поспособствовали всеобщему поветрию. "Наше все" Александр Пушкин нет-нет, да и вворачивал французское mot в свои стихи и поэмы. Лев Толстой так и вовсе целые страницы "Войны и мира" писал по-французски. Иван Тургенев отправил героя своего первого романа "Рудин" умирать на парижских баррикадах. Кстати, сам писатель тоже скончался во Франции, где провел немалую часть жизни.

Конечно, столкновение между западниками и славянофилами тоже имело место быть, и тот же Тургенев о нем писал. А до него неумеренный пыл соотечественников пытался остудить Александр Грибоедов — помните "французика из Бордо" и "смесь французского с нижегородским"? Михаил Салтыков-Щедрин, напротив, избрал мишенью своей сатиры европейских авторов разнообразных "записок о России", из-под пера которых частенько выходила полная чушь и нелепица. Как, например, встречающееся у того же Дюма женское имя Телега.

Как бы то ни было, а романтизм был сильнее. И пока чеховские три сестры рвались "в Москву, в Москву", обе столицы, старая и новая, да и значительная часть провинции вздыхали о Париже и Ницце. Ah, belle France!

Социалистический реализм

Начало XX века Россия и Франция встретили как союзные державы, поэтому в разгар Первой мировой, когда Франции пришлось туго, туда был отправлен Русский экспедиционный корпус — о героизме его солдат до сих пор напоминают воинские захоронения в Шампани. Можно ли считать ответным жестом отправку французских войск в Севастополь и Одессу в 1918 году? С точки зрения Советской России речь однозначно шла об интервенции, которая, впрочем, была недолгой: к маю 1919 года французский флот покинул Черное море, следом потянулись и остатки белогвардейцев. Тем же маршрутом проследовали и многие другие эмигранты, а вместе с ними отбыл и романтический ореол Франции. "Я хотел бы жить и умереть в Париже, если б не было такой земли — Москва", — писал Владимир Маяковский. И даже установление дипотношений между Францией и СССР не слишком заметно способствовало сближению — идеологические различия были сильнее. Наступило время социалистического реализма: индустриализация, коллективизация — тут, знаете ли, не до вздохов по прекрасной Франции.

Новому сближению помогла, как это ни странно, Вторая мировая война. И тут, разумеется, не обойтись без рассуждений о роли личности в истории. Эта личность — генерал Шарль де Голль, который сделал то, что не удавалось многим ни до, ни после него: он спас честь французов. А СССР ему в этом помог. Наиболее известным проявлением советско-французского боевого братства стало создание эскадрильи, а впоследствии — авиаполка "Нормандия-Неман". Но не стоит забывать и о французском Сопротивлении, в рядах которого русские белоэмигранты действовали бок о бок с бежавшими из плена советскими солдатами и офицерами. В их подвиге можно найти отзвук былого романтизма, но вот то, что и де Голлем, и советским руководством двигал чистый реализм, — это непреложный факт. И когда СССР содействовал включению Франции в число держав-победительниц, это было продиктовано именно расчетом на создание послевоенного противовеса связке Великобритании и США. Нельзя сказать, что этот расчет полностью оправдался, но все же ровные и партнерские отношения между Францией и СССР просуществовали вплоть до распада последнего.

Для советских людей этот период стал возрождением романтического интереса к Франции. Мы зачитывались Франсуазой Саган, стояли в очередях на "Фантомаса", восторгались брутальным Жан-Полем Бельмондо и неотразимым Аленом Делоном, хохотали над комедиями с Пьером Ришаром и Жераром Депардье, слушали Ива Монтана и Мирей Матье, из каждого утюга у нас пел Джо Дассен. Да что говорить, если музыкальными заставками к популярнейшей программе "В мире животных" и прогнозу погоды в главной информационной программе "Время" были мелодии в исполнении оркестра под управлением Поля Мориа. А какой музыкой звучали для советских модниц имена Шанель, Диор, Карден? Но, видимо, не зря Владимир Высоцкий предупреждал, что "мы в Париже нужны, как в бане пассатижи". В этом пришлось убедиться, когда пришло время прагматизма.

Время прагматизма

Это время наступило довольно быстро после распада СССР. Нет, не сразу, конечно. Жан-Мишель Жарр еще давал жару на Воробьевых горах в Москве, Фредерик Бегбедер и Мишель Уэльбек еще устраивали на "Винзаводе" литературный диспут… Но в целом оказалось, что многие из тех, кого мы причисляли к друзьям или хотя бы партнерам, не прочь воспользоваться нашей временной слабостью и поживиться за наш счет. И при этом — непременно с обязательной спесью, через губу — поучить нас, как надо жить.

Франция в этом смысле продержалась дольше других западников, и заслуга в этом принадлежит Жаку Шираку — последнему великому президенту Франции. На родине его нередко называли "политическим животным с невероятным чутьем", способным без потерь выходить из самых сложных ситуаций. Для нас важнее то, что Ширак был последовательным голлистом и, как и основатель Пятой республики, считал добрые отношения с Россией непременным условием величия Франции. К этому примешивался личный интерес, который Ширак с юных лет питал к нашей стране (он даже перевел на французский "Евгения Онегина"). Он на протяжении всех 12 лет своего пребывания на посту главы государства старательно пестовал и развивал отношения с Россией. Надо также отметить, что при Шираке Франция наряду с Германией была признанным лидером Евросоюза и играла важную роль в международных делах.

А вот потом все пошло наперекосяк — и не только для нас, но и для самой Франции. Сменивший Ширака Николя Саркози, заслуживший прозвище "президент Bling-Bling", иначе говоря — показушник, довольно быстро сменил курс и вместо собственной линии предпочел сделаться младшим партнером США. Именно Саркози вернул Францию в военную организацию НАТО, из которой де Голль вывел ее в 1966 году. Еще дальше пошел Франсуа Олланд, при котором Франция не только окончательно стала вассалом англосаксов, но и практически сдала позиции европейского лидера. Неизбежным было и ухудшение отношений с Россией — французские левые с давних пор отличались причудливой смесью антисоветизма и русофобии. Кстати, к Олланду с легкой руки супермодели Карлы Бруни, жены его предшественника Саркози, прочно приклеилось прозвище "пингвин". Сами подумайте: где "политическое животное", а где "пингвин".

Что касается нынешнего французского президента Эмманюэля Макрона, то он поначалу вроде бы пытался проводить самостоятельный курс и даже выступал с громкими заявлениями наподобие "смерти мозга НАТО", но довольно скоро выяснилось, что его волнует величие не Франции, а исключительно его собственное. По факту и сам "король-солнце", как стали именовать Макрона соотечественники-злопыхатели, и его наспех сколоченная партия оказались чистыми продуктами политтехнологий, стоящими на службе у глобалистских финансово-промышленных кругов.

И не стоит удивляться, что именно при Макроне широкое распространение получили гонения на российские СМИ, политика "отмены", беспочвенные обвинения во "вмешательстве в выборы" и прочие пропагандистские кампании, в которых с удовольствием участвует значительная часть французской политической элиты и большинство СМИ. А остальные предпочитают помалкивать, потому что во Франции, как и на Западе в целом, любое отступление от "генеральной линии партии" немедленно карается черной меткой.

Надо сказать, в том, как сейчас во Франции относятся к нам на государственном и отчасти на человеческом уровне, есть и наша собственная вина. Слишком уж мы ими восхищались, слишком превозносили, а в 1990-х и вовсе слетели с катушек: ах, Лувр! ах, Нотр-Дам! ах, Эйфелева башня, Монмартр, Мулен-Руж, замки Луары… И конечно: 246 сортов сыра! И прочий "хруст французской булки". А какая прелесть эти французы и француженки?! Charmant!

Потом, правда, попривыкли, огляделись и решили: а чего, собственно, завидовать? Лувр? Красота, спору нет. Только вот мост Александра III — самый красивый в Париже — мы вам построили. Нотр-Дам? Больно смотреть, как вы его после пожара столько лет восстановить не можете. А люди — они такие же, как и везде, то есть разные: добрые и злые, приветливые и вредные, щедрые и скупые, открытые и мизантропы…

На мой взгляд, есть у нас с французами одно большое различие. Они не любят вспоминать о плохом. Столкнувшись с чем-то неприятным, испытав поражение, они говорят: a oublier, значит — забыть. У нас иначе: кто старое помянет, тому глаз вон, а кто забудет — тому оба долой. Мы не поминаем, но помним. Все — и хорошее, и плохое. Мы наконец повзрослели и поумнели. Мы сняли розовые очки — спасибо, вы сами нас научили. Главное, не учите дальше, но можете приехать и сами посмотреть, что у нас все в порядке,  — будете приятно удивлены, причем не только Москвой и Питером — есть еще Казань, Нижний, Тула, Сочи...

100 лет назад французский премьер Эдуар Эррио, предлагая СССР установить дипломатические отношения, написал в телеграмме на имя председателя ЦИК Михаила Калинина: "Отныне невмешательство во внутренние дела станет правилом, регулирующим взаимоотношения между нашими двумя странами". Хорошая основа для российско-французского Ренессанса. Но если вы не готовы, мы можем подождать. Тем более что мы уже сделали свои собственные 200 сортов сыра и 500 сортов колбасы.