Новогодние события в Кельне, когда различным нападениям со стороны "североафриканских мигрантов" подверглись более 100 женщин, в очередной раз остро поставили вопрос о необходимости скорейшего решения кризиса, вызванного наплывом беженцев в Европу.
В последнее время фокус внимания мировых СМИ был сконцентрирован на вооруженном конфликте на Ближнем Востоке, в первую очередь в Сирии, и на очередном витке эскалации между Саудовской Аравией и Ираном. Поэтому гуманитарная катастрофа, с которой ЕС столкнулся летом 2015 года, отошла на второй план. Отсюда создавалась иллюзия, что европейские страны смогли найти консенсус: распределить по странам квоты для беженцев, худо-бедно обустроить специальные лагеря или пункты временного содержания, обеспечить лицам, получившим убежище, минимальный для проживания уровень. Однако это далеко не так. С каждым днем ситуация все глубже заходит в тупик, из которого на самом деле просто нет приемлемого с точки зрения европейских ценностей выхода.
Разрастание хаоса на Ближнем Востоке и проблема наплыва беженцев в Европу тесно связаны между собой. По мере дальнейшего расширения конфликта в ближневосточном регионе – а в этом можно не сомневаться – число беженцев будет расти. Однако ни на национальном уровне, ни тем более на уровне ЕС никто не может предложить адекватного ответа на вызов, к которому Европа оказалась абсолютно не готова. И здесь возникают серьезные вопросы: какие угрозы для европейских государств несет в себе нынешний миграционный кризис, какие изменения он спровоцирует внутри стран - членов ЕС? Действительно ли эта гуманитарная катастрофа станет катализатором эрозии всей европейской конструкции?
Массовый наплыв беженцев преимущественно из арабских и мусульманских стран продемонстрировал то, что европейцы оказались заложниками своих же собственных гуманистических принципов. Помогать и давать приют нуждающемуся – принцип, лежащий как в основе христианской этики, так и в основе политической конструкции Европейского Союза. Однако эти идеалистические представления не уживаются с реальностью. Европа не в состоянии принять всех просящих у нее убежище. И здесь вопрос не столько в ограниченности экономических ресурсов, хотя и он стоит очень остро, сколько в том, что большинство беженцев – мусульмане. И эту массовую волну представителей другой религии и культуры, другого мировоззрения, обычаев, менталитета ЕС переварить не сможет.
Для адаптации беженцев в новых для них странах недостаточно предоставить им крышу над головой и обеспечить им минимум социальных гарантий. Европейские политики прекрасно понимают, что надо внедрять программы по адаптации/ассимиляции беженцев в социум, по включению их в экономическую жизнь. Это необходимо для того, чтобы иммигранты имели возможность зарабатывать, самостоятельно обеспечивать свои семьи, платить налоги, а не превратились в очередную нагрузку для бюджета европейских стран. Но что делать с незнанием беженцами языка страны пребывания, недостаточным уровнем квалификации или вовсе отсутствием образования, отсутствием навыков проживания в иной культурной и религиозной среде? Для решения этих вопросов нужны ресурсы и время – чего у Европы нет, а также желание мигрантов адаптироваться в новых условиях и жить согласно принятым у европейцев нормам и правилам.
Еще за несколько лет до нынешнего миграционного кризиса опыт встраивания в европейскую жизнь нескольких поколений мигрантов из мусульманских стран признавался не совсем успешным. Много говорилось о неудачах английской и германской модели мультикультурализма и провале принципа французского "плавильного котла". Вне зависимости от модели, которую выбирали европейские страны в процессе выстраивания политики в отношении собственных мусульманских общин, уровень интеграции в современное общество иммигрантов и их детей был недостаточно высок. Получившие известность и прославившие свои страны выходцы из иммигрантской среды – политики, ученые, писатели, спортсмены – являлись скорее исключением, подтверждающим правило. Мусульманские сообщества в Европе в целом имели более низкий социальный статус, уровень образования и дохода по сравнению с "коренными" европейцами. Эта маргинализация в последние несколько десятилетий привела к замыканию мусульманских общин внутри себя, созданию параллельных социально-экономических структур, формированию гетто. После терактов 11 сентября 2001 года возникла еще одна проблема. Мусульманские сообщества в европейских странах стали площадкой для активного проповедования идей радикального ислама. Здесь идеологи мирового джихада рекрутировали своих сторонников для ведения священной войны, в том числе и на территории самих европейских стран.
На фоне терактов, устроенных в 2015 году во Франции террористической организацией "Исламское государство" (запрещена в РФ) – от январского расстрела редакции Charlie Hebdo до атак в Париже в ноябре, и постоянных угроз новых взрывов повсюду в Европе, нынешняя волна мусульманских беженцев с Ближнего Востока воспринимается крайне негативно. За последние 15 лет деятельность радикалов, называющих себя мусульманами, прочно укрепила в массовом сознании связь между исламом и терроризмом.
Все эти тенденции – невозможность "переварить" все возрастающее число мусульманских мигрантов, которое рождает чувство утраты привычной идентичности, кризиса европейских ценностей, вынужденная необходимость не всегда комфортного сосуществования с представителями иного культурно-религиозного кода, обострение ситуации с обеспечением безопасности – уже серьезно меняют Европу.
Неслучайно в последние годы происходит усиление позиций праворадикальных и ультраконсервативных партий. Именно они без обиняков и реверансов в сторону политкорректности говорят о проблемах, которые действительно беспокоят европейцев. Крайне правые призывают остановить мусульманскую иммиграцию, приостановить действие Шенгенского соглашения, прекратить строительство мечетей, твердо отстаивать идею Европы как объединения христианских и светских государств. Однако принять эти идеи в качестве пути выхода из сложившегося кризиса означает отказаться от основополагающих европейских концепций - принципа универсальности прав человека, максимальной толерантности и открытости к "другому", права любого человека на получение убежища. Другими словами, расписаться в том, что, когда речь идет о выживании собственной культурной традиции, Европа вполне может изменить правила игры. Но тогда это будет уже другая Европа. Решиться на такой кардинальный разворот ни руководство ЕС, ни национальные правительства в настоящее время не могут. Однако и решить проблему, используя прежние методы, они также не в состоянии.