Три жизни Джорджа Мартина. Что еще написал автор "Игры престолов"?
Василий Владимирский — о не имеющих срока годности философских притчах и психологических этюдах известного писателя-фантаста
Чем занимается Джордж Мартин последние 20 с лишним лет, весь мир знает в мельчайших подробностях. С 1996 года, когда в свет вышел роман "Игра престолов", писатель с головой погрузился во вселенную "Песни Льда и Огня": бесконечные сиквелы, приквелы, вбоквелы, работа над сценариями, продюсирование, не в последнюю очередь — интервью и гастрольные туры, — каждый чих Мартина задокументирован журналистами и изучен фанатами под микроскопом.
За все это время живой классик выныривал на поверхность глотнуть воздуха считаные разы: после 1996-го он написал только три рассказа, не относящихся ко вселенной "ПЛиО", да еще Дэниел Абрахам завершил черновик романа "Бегство охотника", в незапамятные времена не без оснований заброшенный Мартином и Гарднером Дозуа. Ну а с началом работы над телеверсией "Игры престолов" на что-то другое у писателя просто не оставалось ни времени, ни сил.
Впрочем, на самом деле бурный роман Джорджа Мартина с телевидением начался гораздо раньше. Еще в начале 1980-х, после переезда на западное побережье США, он вплотную занялся производством контента для ТВ: писал сценарии для сериала "Автостопщик", для очередного перезапуска культовой "Сумеречной зоны", и даже работал вторым продюсером-супервайзером на съемках "Красавицы и чудовища".
Однако завоевать Голливуд с первого раза не удалось. Мартин заслужил репутацию крепкого профессионала, его сценарии регулярно номинировались на жанровые премии, но крупные студии не спешили приглашать его на флагманские проекты со звездами первой величины и многомиллионными бюджетами. Да и сам писатель был не особенно доволен работой "на дядю" и необходимостью подстраиваться под требования индустрии.
В 1987 году Мартин запустил свой собственный межавторский литературный проект "Дикие карты" — своеобразное переосмысление мифа о супергероях, действие которого начиналось в реальной послевоенной Америке. Громким событием эта серия не стала, однако пережила несколько перезагрузок и дотянула до наших дней — не в последнюю очередь благодаря организационным талантам отца-основателя.
Но все-таки чтобы понять, в чем по-настоящему силен автор "Песни Льда и Огня", помимо, собственно, "ПЛиО", придется вернуться на две жизни назад, в старые добрые 70-е. Это десятилетие стало для Джорджа Мартина без преувеличения звездным
В 1971 году молодой писатель опубликовал первый свой фантастический рассказ в февральском номере журнала Galaxy Science Fiction, а уже четыре года спустя имя его гремело на весь американский фэндом.
В 1975-м "Песнь о Лии", изящная научно-фантастическая повесть о поиске и обретении Бога на одной из отдаленных планет, принесла Джорджу Мартину "Хьюго" — главную премию в мире научной фантастики.
В следующем году читатели журнала Locus (американский журнал о научной фантастике и фэнтези - прим. ТАСС) назвали лучшей повестью его "Шторм в Гавани Ветров", написанный в соавторстве с Лизой Татл, через год — отметили дебютный сборник "Песня о Лии и другие рассказы".
В 1979-м рассказ "Путь креста и дракона" высоко оценило профессиональное сообщество писателей-фантастов, и Джордж Мартин стал обладателем премии "Небьюла" (Nebula Award for Best Short Story). Ну а в 1980-м, через девять лет после дебюта, случилось и вовсе невероятное.
На Всемирном конвенте фэнтези Noreascon в Бостоне, штат Массачусетс, писатель стал лауреатом "Хьюго" сразу в двух номинациях: лучшей короткой повестью любители фантастики назвали его "Пустынных королей", а лучшим рассказом — все тот же "Путь креста и дракона".
За почти 80-летнюю историю премии подобное случалось лишь несколько раз.
Парадокс в том, что автор самой известной многотомной фэнтезийной саги нашего времени по природе своего дарования прежде всего рассказчик, в крайнем случае — мастер "средней формы"
Его немногочисленные романы или складываются из небольших повестей, как "Путешествия Таффа" (1986) и "Гавань Ветров" (1981), или представляют собой затянутые повести, как "Умирающий свет" (1977) и "Грезы Февра" (1982).
Ни одна крупная вещь Джорджа Мартина, включая "Игру престолов" с продолжениями, несмотря на фантастический коммерческий успех и армию поклонников, не вызвала такого живого отклика в англо-американском фэндоме, как рассказы и повести.
Достаточно сказать, что последнюю "Небьюлу" он получил в 1985-м за повесть "Портреты его детей", а последнюю премию "Хьюго" — в 1996-м за "Кровь дракона", сюжетно законченный фрагмент первой части "Песни Льда и Огня".
Собственно, почти все лучшие — главные — повести и рассказы писателя собраны в одной небольшой книге, выходившей в России под названием "Хроники тысячи миров". На страницах этого сборника перед нами предстает совсем другой Джордж Мартин — романтик, визионер и мечтатель, тонкий лирик и немного декадент, напоминающий Роджера Желязны в лучшие его годы
Молодого Мартина не интересуют глобальные исторические закономерности, его не слишком волнует научно-фантастический антураж, лязганье металла и гром политических речей звучат где-то на самой границе слышимости.
Его жанр — органичный симбиоз психологического этюда и тонкой философской притчи: Джордж Мартин пишет о спасительном самообмане и холодном свете истины ("Мистфаль приходит по утрам", "Путь креста и дракона"). О жестоких и мстительных богах, которых мы сами лепим по своему образу и подобию ("Пустынные короли"). О бесконечном одиночестве и непреодолимой разобщенности ("Песнь о Лии"). Об исцеляющей и мучительной силе воспоминаний ("Стеклянный цветок"). Наконец, о крушении мечты и кризисе веры, как в финале повести "Летящие сквозь ночь" — именно она легла в основу сериала, которым нас обещают вот-вот порадовать (или опечалить) каналы Syfy и Netflix
Скорее всего, такого Джорджа Мартина мы уже не увидим. У него давно другая жизнь, другие приоритеты и другие интересы.
Но ничто не мешает снять с полки "Хроники тысячи миров" и перечитать хотя бы некоторые из этих историй.
И пусть вас не смущает, что написаны они 30, а то и 40 лет назад.
Это поучительные рассказы о синхрофазотронах за пару пятилеток могут потерять всякую актуальность.
У философских притч и психологических этюдов срок годности принципиально иной.