Юбилей, да еще 100-летний. Это кажется каким-то историческим и архаическим событием. Говорят: "Это было 100 лет назад!" — то есть это было безумно давно! Александр Исаевич Солженицын, со дня рождения которого исполняется 100 лет, может быть, один из самых современных, самых живых писателей наших дней.
С ним до сих пор спорят, им восхищаются, его ненавидят, обожествляют — он издается и переиздается. Некоторые его книги купить очень трудно.
Я встречал давным-давно Александра Исаевича в Театре на Таганке, где я работал, у Юрия Петровича Любимова. Это были 70-е годы прошлого века. Солженицын был "диссидент", враг коммунистов, великий просветитель. Я мечтал взять у него автограф, но не было случая. И вот я сажусь в маршрутку от театра и вдруг вижу, что там сидит Александр Исаевич. Вот шанс! Я нахожу какой-то клочок бумаги — кажется, программка спектакля. Готовлюсь попросить автограф, но… он выходит. Не получилось.
Проходят долгие годы. Солженицын запрещен. Я читаю все произведения, которые можно и нельзя достать — у всех "приличных" людей под матрасом лежит "Архипелаг ГУЛАГ", "В круге первом", "Бодался теленок с дубом".
Помню эти тонкие плохо пропечатанные листы. Это опасно. Тебя могут посадить за эти листочки.
Но это — как индульгенция, как спасение от грехов — от вранья и мерзости советской власти.
Солженицын становится лакмусовой бумажкой — по нему можно проверить человека — его отношение к жизни, к свободе
Помню очень милую женщину, с которой случайно зашел разговор о литературе. Я что-то про Солженицына, а она вдруг говорит: "Я предателей родины не читаю". Ну, что тут скажешь? Только: "До свидания".
Но прошли годы. Рукописи действительно не горят.
Солженицын возвращается в Россию. В прямом и в переносном смысле. Книги выходят "из-под глыб".
И вдруг мне звонит прекрасная и великая Гениева (много лет выдающимся директором Библиотеки иностранной литературы работала российский филолог, эксперт ЮНЕСКО, потрясающая Екатерина Юрьевна Гениева — генератор идей. Это она придумала проект: "Два города — один роман").
В Публичной библиотеке Чикаго и Библиотеке иностранной литературы читали, а потом обсуждали сначала Фолкнера, а потом — и Солженицына. Перед заключительным обсуждением Екатерина Юрьевна мне позвонила и предложила поучаствовать в этом проекте.
Это был тот самый случай, когда у артиста времени на решение остается — "от рассвета до заката". Тебе утром предлагают, а вечером надо дать ответ. Я сказал, что подумаю, и позвонил Боровскому.
Тогда еще был жив великий художник-сценограф Давид Боровский, с которым я был знаком по Театру на Таганке, где я, как уже рассказывал, играл в самые "золотые годы" — в начале 70-х… и где впервые встретил Солженицына.
Я попросил Давида помочь — все-таки речь шла о знаменитой повести "Один день Ивана Денисовича".
Мы встретились с Давидом в зале библиотеки, он посмотрел и сразу сказал: "Никаких бушлатов! Никаких пошлых лагерных подробностей! Только строгий темный костюм". Еще он спросил: "Тебе стул нужен?"
Я мысленно пролистнул текст и понял: нет — не нужен. Ведь Иван Денисович как утром встал, так на ногах до вечера… Да и я сам не смог бы сидеть, читая текст. Мое уважение к автору не давало возможности искать "удобства на сцене"
И Давид Боровский все сразу понял и предложил: "А на сцене — будет огромная карта России, где точками обозначены все лагеря ГУЛАГа, то есть вся Россия в черных точках, как сказано у Солженицына: "…вся карта засижена — мухами". Рядом табуретка, свеча и бутылка, в которой вместо цветов — три нитки колючей проволоки".
Это решение было так точно и так пронзительно верно, что таким образом Давид стал не только художником, но и режиссером нашего спектакля. К сожалению, это была последняя его работа. Он умер незадолго до премьеры.
Я имел честь переписываться с Александром Исаевичем Солженицыным по электронной почте. В 2001 году на телеканале "Культура" показали мой моноспектакль по рассказу Солженицына "Случай на станции Кочетовка".
Александр Исаевич сначала был в сомнениях по поводу "Кочетовки": "Ну, зачем вам инсценировка? Возьмите лучше мои пьесы…"
Но мне очень нравился этот рассказ, и я настаивал. Он дал согласие и сказал: "Хорошо, делайте инсценировку — сокращайте, но только не дописывайте." "Сокращайте, но не дописывайте" — это был мой девиз.
С "Иваном Денисовичем" уже было проще.
Вечер в Библиотеке иностранной литературы прошел с большим успехом. Там я познакомился с замечательной Наталией Дмитриевной Солженицыной. Мы долго-долго говорили и решили, что эту работу нельзя бросать. Так вошел в мой репертуар спектакль "Один день Ивана Денисовича". Я играл его в театре "Практика".
В день премьеры я получил книгу с драгоценным автографом Александра Исаевича Солженицына: "Александру Георгиевичу Филиппенко — попутного ветра! 25 мая 2006 г..."
Эта книга сопровождает меня на каждом спектакле.
Я играю его не часто, на разных площадках, потому что спектакль для меня очень важный и трудный энергетически.
Как будто прохожу весь лагерный путь Ивана Денисовича за один вечер. Я даже физически чувствую, как трудно мне начинать и как потом легко разогнаться и лететь по этим великим страницам.
Наталья Дмитриевна Солженицына недавно сказала: "Александр, ну найдите же наконец Иван Денисовичу дом. Он же бездомный — все время по баракам…" Вот как грустно она сказала
И вообще все ее замечания по спектаклю были очень точными.
Но мой Иван Денисович так и остался бездомным. Видно, трудно найти пристанище такому человеку. Видно, вечно на русской земле останутся такие бесприютные простые люди.
12 декабря на малой сцене Театра Моссовета в честь 100-летнего юбилея А.И. Солженицына состоится спектакль "Один день Ивана Денисовича".