"Разрешите представиться — я Игорь Иванович Сукачев. Мне 80 лет, — говорит, выйдя из уборной, пожилой мужчина в галстуке и чуть съехавшей шапке авиатора. — Как время бежит!" Так начинался абсурдистский байопик "Рябина на коньяке" Андрея Столярова и Дмитрия Диброва, разыгранный в стилистике доноса на опального рок-смутьяна Гарика Сукачева. В собранное "досье" попали записи с концерта, посвященного 30-летию музыканта, а также "показания" участников застолья "полувековой давности": Олега Табакова, Александра Абдулова, Стаса Намина и других. "Это нонсенс!" — взрывается Сукачев и первой же песней берет публику в оборот.
Это и правда был нонсенс. В разгар перестройки неуемный и заводной Сукачев в два счета покорил столичную интеллигенцию редким сочетанием пижонства и хулиганства, чувственности и иронии, позы и прямоты. Его "Бригада С" давала прикурить любой московской команде и приучала зрителей к танцам до упаду. Таким же нонсенсом Сукачев остается до сих пор: демонстративно сморкается себе под ноги, заливает по́том первые ряды, выступает с оркестром и как никто поет военные и дворовые песни. Артист, баламут и ненасытный пират. "По походке сноб, но наших кровей".
Наследник эпохи
Сукачев родился в рабочей семье на окраине Москвы, в деревне Мякинино. В 18 лет собрал первую группу "Закат cолнца вручную" и записал с ней одноименный магнитоальбом. Спустя четыре года основал с Евгением Хавтаном (будущим лидером "Браво") коллектив "Постскриптум", распавшийся еще быстрее. По сохранившимся записям тех лет слышно, что Сукачев в равной степени увлекался хард-роком, "Машиной времени" и советским джазом утесовского разлива. Все это, впрочем, ему скоро вновь пригодилось.
В 1986 году выпускник железнодорожного техникума и рабочий завода "Красный Октябрь" Игорь Сукачев собрал новую группу — "Бригаду С", — имея на руках свежий бесценный материал. Песни "Человек в шляпе", "Сантехник", "Бродяга" просились на танцплощадки и были стопроцентными хитами еще в черновиках. И конечно же, "Плейбой" ("Моя маленькая бейба") — ударный блокбастер про безответную любовь к жрице коммерческой любви.
Добравшись до первых больших площадок, "бригадиры", как и ожидалось, наделали шуму. На рок-фестивале в Подольске, куда съехались ДДТ, "Телевизор", "Наутилус Помпилиус" и еще два десятка самодеятельных групп, именно "Бригада С" вызвала наибольший резонанс. Духовой "оркестр пролетарского джаза" Сукачева сбивал с толку как придирчивых рок-интеллектуалов, так и всеядных меломанов. Повадки и сценический образ певца выдавали в нем сомнительную родословную из гопников, зэков и просто жлобов.
Чего стоили одни только зачесанные назад волосы и нелепо бритые усы, будто взятые напрокат у итальянских мафиози. Одетый в кожаную куртку, брюки, белые носки и черные туфли Сукачев эпатировал публику кажущейся очевидной близостью к шпане и блатному миру. В комедиях Данелии такие типажи художественно изображали одну конкретную группу населения — хмырей.
Вместе с тем "Бригада С" поражала выправкой и сыгранностью, чувством стиля и знанием законов сцены. Свистящий в два пальца Сукачев умудрялся играть обаятельный нью-вейв и ска, танцевать старый твист и петь, "связкой ключей в кармане звеня".
Кем были герои его песен? Оставшиеся без своего угла лишние люди. Отчаянные, уставшие и готовые мстить судьбе. Взамен поколения дворников и сторожей Гребенщикова Сукачев предложил стране сборище сантехников и доминошников. "Человек без умысла", "человек-некстати", он же "наследник эпохи", "нечто между я и мы" — и всем им некуда убежать.
Чтобы звучало по-русски
К концу 1980-х "Бригада С" входила в число лучших концертных команд страны и закономерно оказалась востребованной на Западе, как только пал "железный занавес". Сукачев истошно выл, кричал, тужился и едва не рожал строчки песен перед изумленной публикой.
В советском подполье хватало хриплых певцов, со страшным рыком срывающих голос на первом же куплете. В столицах можно было достать пластинки Тома Уэйтса и тем более Джо Кокера. И все же природа вокала Сукачева имела свои, сугубо местные корни. Артист, кажется, не столько ориентировался на западные образцы и опыт предшественников, сколько внимательно прислушивался к окружающему гомону.
Голос Сукачева — это вспышки гнева в очередях за дефицитом, внезапная потасовка из-за толкотни в метро, сдавшие нервы после спора на кухне. Судя по всему, его учителями были не великие солисты эпохи, а армейские командиры, инструкторы лыжных секций и вахтерши. У надсады и взвинченности Сукачева до сих пор нет причины, но есть прежние скрытые механизмы — инстинкт самозащиты и чувство собственного достоинства.
Не менее впечатляли его танцы и в целом активность на сцене: Сукачев так корчился и выворачивал кисти рук, так сжимал микрофон и пучил глаза, будто боролся с невидимыми санитарами из вытрезвителя или выскальзывал из смирительной рубашки. Его стеснялись и ему же завидовали. Более припадочно и хаотично в те годы двигался только лидер культовых "Звуков Му" Петр Мамонов. Оба после выступлений выжимали промокшие насквозь рубашки и теряли по несколько килограммов за вечер.
Наступательный, если не сказать агрессивный тон большинства песен Сукачева той поры не просто угадывался, а предлагался в качестве единственно возможного. "Мне плевать", "не хочу", "не боюсь", "смеюсь" и — возможно, самая емкая формулировка его тогдашнего творческого кредо — "я ненавижу хлебный квас и весь парнас!".
Когда на репетицию "Бригады С" заглянул бывший участник культовых The Velvet Underground Джон Кейл и сделал комплимент группе ("звучит очень по-американски"), Сукачев в ответ обронил: "Жаль. Хотелось бы, чтобы это звучало очень по-русски". В начале 1990-х, после нескольких смен составов и ярких пластинок, Сукачев ожидаемо распустил "Бригаду С": на горизонте виднелись другие песни, герои и амплуа. "Эй, ямщик, поворачивай к черту!", — требовал он то ли от себя, то ли от мироздания.
Вей-вей, проруха-судьба
Собранная из лидеров собственных коллективов супергруппа "Неприкасаемые" куда меньше эксплуатировала выходки Сукачева-шута и раскрывала его как тонкого лирика. Нежнейшие песни "Ольга" и "Напои меня водой" опирались на народную музыку и уводили не в мир коммуналок и московских подворотен, как это было раньше, а в леса и поля. "Вей-вей, проруха-судьба" под звуки флейты, аккордеона и женского хора.
"Неприкасаемые" играли крепко сбитую смесь блюз-рока, этники и ска, опираясь на незабытое умение фронтмена группы превращать любой, даже самый тихий концерт в форменный балаган, где всем пьяно и весело. Сукачев предвосхитил приход в Россию балканской музыки имени Бреговича и Кустурицы — и первым заиграл их разбитной цыганский панк-джаз на свой манер. Вскоре по его следам пошли "Хоронько-оркестр" и "Ленинград", в наши дни флагманами жанра по праву считаются The Hatters. Другое дело, что никто из них так и не записал вещей уровня "За окошком месяц май" Сукачева.
К концу 1990-х за спиной лидера "Неприкасаемых" было несколько сольных альбомов, саундтреки к собственным фильмам и перепетая фронтовая классика. Сукачев брался за застольные песни, городские романсы и камерную акустику. В 2000-х очередь дошла до наследия Визбора, Окуджавы и Высоцкого; позже из песен последнего музыкант составил отдельную программу. С авторским материалом дела обстояли не хуже: Сукачев рвал радио- и телеэфиры боевиками "Свободу Анджеле Дэвис!" и "Моя бабушка курит трубку". Он один из немногих коллег по цеху, кто отреагировал на трагедию с подлодкой "Курск".
Спустя шесть лет после нашумевшего дуэта в клипе примадонны отечественной эстрады Аллы Пугачевой, Сукачев решился на не менее смелый шаг — альянс с Филиппом Киркоровым. Тем временем музыканты "Бригады С" и "Неприкасаемых", участвующие в юбилейных концертах групп, перемешались в одном общем аккомпанирующем составе, который в той или иной форме существует до сих пор. С ним же Сукачев открыл свой недавний тур в честь грядущего 60-летия.
Песни с окраин
"Как бешено, как быстро, как легко // Чудовищное мчалося виденье! Я в воздухе увидел высоко, // Орла и с ним Змею, одно сплетенье", писал о ком-то бесконечно далеком от Сукачева английский романтик Перси Биши Шелли, но попал в точку. "Я — оборотень с гитарой!" — уточнил в одноименной песне лидер "Неприкасаемых".
Меньше месяца назад Сукачев выпустил сольный диск "246" — по количеству шагов до ближайшей от дома станции метро. "Вот как бывает, брат", — горько шепчет музыкант, как может только он, в одной из новых песен. "Завершает альбом песня-сюрприз, — рассказал Сукачев в интервью "Нашему радио". — Ко мне на улице подошли двое рабочих, и один из них говорит: "Мой друг пишет стихи". И стал читать, я же включил диктофон. Прочли стихи и ушли в московскую ночь". Голос одного из рабочих действительно звучит в самом конце диска.
Кто еще, кроме Сукачева, в его статусе и с его возможностями взял бы на юбилейную пластинку бесхитростную лирику безымянного гастарбайтера? Кто еще сохранил настолько прочную связь с "песнями с окраин"? Кажется, только он.