О вечерах на хуторе, стуке в окно, одноклассниках-коллегах и однокурснике-начальнике
─ А ведь раньше сюда ссылали, Артур Олегович. К примеру, декабрист Федор Глинка отсидел в Петрозаводске четыре года.
─ Не он один. Всесоюзный староста Михаил Иванович Калинин тоже отбывал срок в наших краях. Тут такие, знаете, места, по которым можно проследить всю историю государства Российского с точки зрения сидельцев. Был построенный заключенными Беломорканал имени Сталина. И Соловки со СЛОНом, лагерем особого назначения...
Для меня же Карелия ─ в первую очередь отчий дом, где знаком почти каждый камень. Родился я в Петрозаводске, отец тогда работал в системе Беломорско-Онежского пароходства, мама еще училась, и меня отправляли жить к бабушке на хутор Кирккоёки Питкярантского района. Первые впечатления ─ деревенские. Вот помню огромного барана. Стою, а передо мной ─ он, громадный, страшный. Потом долго спрашивал: "Бабушка, а где тот баран, который выше коровы?" Она отвечала со смехом: "Это не баран был большой, а ты очень маленький". Еще вспоминаю: мы с дедом и дядей едем на рыбалку, и я смотрю, как они невод забрасывают, а потом рыба скатывается в лодку. Маленькая рыбешка попала деду в сапог и выскользнула, когда уже вернулись домой. Дед разулся, она и вывалилась. Я поднял ее, пошел и отпустил в речку, которая двумя километрами ниже впадает в Ладожское озеро.
Кирккоёки переводится как "церковная река". Слово финское, а церковь была русская. Если по старому кладбищу походить, на могилах надписи на разных языках можно увидеть. Там все перемешано.
─ А хутор жив?
─ И наш дом, слава богу, сохранился, в нем по-прежнему живут родственники. Дальние. Впрочем, в деревне все ─ родня. По сути, большая семья. Бабушка работала в сельмаге совхоза "Победа", дед был водителем молоковоза. Прошел войну, доставлял по Дороге жизни продукты в окруженный Ленинград, а обратно вез блокадников. В 1943 году получил тяжелое ранение, и его комиссовали. Дед мало рассказывал про войну, не любил вспоминать. Только в бане, где нас парил, я видел шрамы на его руке и плече.
Когда стало трудно крутить баранку, дед пошел скотником на ферму. Часто брал меня с собой. Еще я любил ходить с бабушкой в магазин. Помогал расставлять по полкам банки, коробки, пакеты… Обожал сгущенку. Просил купить и варил дома. Еще мне нравилось детское питание из яблок. Казалось бы, ерунда полная, но для меня это было лакомство.
По вечерам ходил встречать корову Майку, поливал огурцы, собирал траву для поросят. Честно сказать, я их ненавидел, больно уж быстро жрали. Ну и сено мы вечно ворошили. Чтобы не сопрело, не сгнило после дождей. Бывали годы, когда лило чуть ли не каждый день. Обычно меня отправляли на хутор в мае, а забирали в город в сентябре. Как-то даже начало учебного года пропустил.
Учился я в 17-й школе. Она находится в центре Петрозаводска, в Малой Слободе. Рядом протекает речка Неглинка. Мы с ребятами облазили все берега, колюшку ловили. Не путать с корюшкой! Небольшая рыбешка с колючками под спинным плавником. Брали палки, прикручивали столовые вилки и били колюх…
Класс у нас был дружный, до сих пор общаемся, встречаемся.
Я всерьез увлекся конькобежным спортом, входил в сборную республики, выполнил норматив кандидата в мастера. Бегал на разные дистанции, практически на все, но особенно любил спринт ─ пятьсот метров. В старших классах постоянно ездил на сборы, но учился хорошо, в аттестате больше пятерок. Когда оканчивал школу, было два варианта: идти в армию и продолжать выступать за общество "Динамо" или же переходить в "Буревестник" и поступать в Ленинградский университет. Я выбрал учебу, сдал экзамены на юридический факультет и долго еще бегал за университетскую сборную. Пока не повесил коньки на гвоздь из-за травмы.
─ Вы же однокурсники с Дмитрием Медведевым?
─ Да в одной группе учились. И с Константином Чуйченко, помощником президента России. Саша Гуцан и Коля Винниченко, заместители генерального прокурора, тоже с нашего курса.
─ С Дмитрием Анатольевичем вы дружили?
─ У нас всегда были хорошие отношения, хотя не стал бы называть это близкой дружбой. Из-за спорта я лишился части традиционной студенческой жизни. Не ездил в стройотряды и на картошку, постоянно был на сборах и соревнованиях. Кроме того, я жил в общаге, а Медведев ─ дома. Как и Чуйченко. Они же местные, хотя, конечно, периодически приходили к нам в общежитие. Курс был хороший, группа сильная, но Дима и Костя выделялись. Лучшие ученики, начитанные, грамотные, продвинутые, с отличным уровнем подготовки…
─ После университета держали друг друга в поле зрения?
─ Нет, пожалуй. На время пути-дороги разошлись. По распределению я уехал в Карелию, работа затянула.
─ Могли остаться в Питере?
─ Меня направили в прокуратуру Карелии, а уже там предложили на выбор два райцентра: Пудож или Олонец. Я остановился на втором варианте и нисколько не жалею. Это была хорошая школа.
Четыре года проработал следователем прокуратуры в Олонце, потом три года ─ в Сортавале. Места мне хорошо знакомы, до Кирккоёки по нашим меркам ─ рукой подать.
Когда мама умерла, тяжело переживал потерю. Она была светлым человеком. Вскоре и отца не стало. Если бы мама жила, и с ним, уверен, ничего не случилось бы. Ее смерть все резко сломала. Отец буквально сгорел. Бывает такое, что люди не могут друг без друга. Оба были сравнительно молоды, по пятьдесят с небольшим…
Родня как могла поддерживала. Помню, тетушка, дядюшка присылали домашнюю копченую рыбку, пирожки ─ карельские калитки с пшенной кашей и картошкой, рыбники, ягодники… С детства их любил, особенно с ягодами. Бабушка отлично пекла. Самые вкусные получались на тонком ржаном тесте.
И вот сидишь вечером в кабинете следователя, вдруг ─ стук в окно. В Олонце, надо сказать, районная прокуратура умещалась в маленькой избушке. И окошки были такие же, крохотные. Пытаешься в потемках разглядеть того, кто стучал. Силуэт какой-то маячит, мужик, которого прежде ни разу не видел. Открываешь дверь, заходит и узелок протягивает: "Вот, тетушка свежих пирогов прислала. Знала, что мимо еду, попросила завезти". И в Сортавалу потом привозили. Приятно, что и говорить. Привет с малой родины...
Бесконечно благодарен семье ─ маме, папе, бабушке, дедушке, тетям, дядям… Всем! Постоянно чувствовал себя любимым, хотя детей вокруг было много. Любви хватало на каждого, никто не ощущал себя обделенным или обиженным.
Всегда с теплотой вспоминаю хутор. Зимними вечерами собирались вместе, дед плел рыбацкие сети, мужчины шли в баню, потом сидели, распаренные, и разговаривали. Телевизор появился позже. Мы, ребятня, смотрели диафильмы через проектор, старшие пугали младших "ужасными" историями, всякими страшилками… На Новый год обязательно ставили и украшали елку. Дед приносил ее из леса ─ пушистую, красивую. Подарки ждали. Они были скромные, но это никого не смущало.
Рассказываю вроде все обыденное, а если разобраться ─ абсолютно светлое, чистое и не замутненное детство…
─ Почему вздыхаете?
─ Что было, то ушло. Я ведь мечтал о большой семье, но не сложилось. По разным причинам. С женой давно разошлись, дети выросли… Ярослав, сын, учится в академии имени Кутафина. Дочка Анастасия после магистратуры в Петербурге пошла в Уральскую юридическую академию к Владимиру Юркову, известному профессору. Свердловская процессуальная школа пользуется в стране авторитетом. Настя стажировалась в Германии…
─ Они бывают в Кирккоёки?
─ К сожалению, нет. Всегда хотел, но не получилось. Я и сам-то в последний раз приезжал туда лет тридцать назад. А месяца два назад выбрался и обомлел: время будто замерло. На чердаке даже остались фантики от конфет, которые бабушка приносила из сельпо. Я потихоньку таскал эти ириски с карамельками, а бумажки скатывал и распихивал по щелям, чтобы взрослые не нашли и не отругали. И вот сейчас поднялся на чердак, пальцем нащупал шарик, подковырнул ─ и тот выкатился на ладонь… Знаете, прямо комок в горле. Ощущение возникло, что сейчас бабушка позовет ужинать. Машина времени!
Удивительное чувство! За тридцать лет ничего не изменилось, не сгнило, не разрушилось. Даже старая дверца на чердаке осталась, финская довоенная щеколда. В советское время таких не делали. Дед когда-то прибил…
Я договорился с хозяином дома, с Серегой, что в следующий приезд обязательно сходим в баньку. Теперь, правда, поставили новую, на другом месте, но речка Кирккоёки осталась прежней. Так захотелось в нее окунуться. И в прошлое…
О лихих 90-х, угрозах, киллерах, приставах и предложении, от которого не отказываются
─ Напомните, сколько вы проработали прокурором Петрозаводска, Артур Олегович?
─ Шесть лет. И пять был замом. Итого ─ одиннадцать лет в городской прокуратуре. Большой отрезок жизни.
─ Тогда вы прославились зарубой с мэром.
─ Рядовая ситуация! Вообще не зарубался. Зачем мне это? Всегда профессионально относился к работе и честно ее делал. Посмотрели материалы: при закупках общественного транспорта для города были допущены грубые нарушения, налицо состав преступления. Как поступить? Надо возбуждать уголовное дело. У меня, кстати, с тогдашним мэром Петрозаводска были ровные отношения. Дружить с Деминым я не дружил, но и не враждовал. Ничего личного, как говорится.
Повторяю, на любую проблему я смотрел с позиций человека, поставленного следить за соблюдением законности на вверенной территории. И ОПГ мы душили безжалостно. Петрозаводск ведь находится между Мурманском и Петербургом, здесь шла борьба за криминальные сферы влияния. Так называемые воры воду мутили, бандиты.
─ Воры в законе?
─ Не знаю, в каком уж они законе... Думаю, настоящие воры закончились до меня. Хотя попадались, конечно, любопытные персонажи. Помню, когда работал следователем, познакомился с дедом. Уникальная биография, шестнадцать ходок за плечами. Правда, формально вором в законе он не считался. В силу особенностей характера. Но авторитетом в своей среде пользовался большим. Дед был 1900 года рождения, когда мы встретились, ему за девяносто перевалило. А первая ходка случилась 1916-м, при царе. За кражу хомута. Второй раз судил революционный трибунал и приговорил к трудовым работам "до полной победы мировой революции". Дедок мне со смехом рассказывал: "Вот и сижу всю жизнь. Выйду и опять сяду. А мировая революция никак не победит".
Жизнь с разными людьми сводила. И с бытовыми убийцами, и с профессиональными киллерами. Я не большой психолог или философ, но давно дал себе зарок никого на этом свете не судить.
─ Ну как же? Вы ведь представляли обвинение, обязаны были.
─ Я выполнял служебный долг, а по-человечески осуждать другого… Пусть Господь вершит. Знаете, все люди разные. И судьбы тоже, мотивы. Хотя, если пошел на убийство, значит, отморозок априори. Но когда месяцами работаешь с подследственным, встречаешься с ним, разговариваешь, невольно даже в маньяке обнаруживаешь что-то человеческое. К сожалению.
─ Вам угрожали?
─ Всякое бывало. Как говорят оперативные работники, удалось предотвратить… Но пусть лучше об этом мои друзья рассказывают. Тот же Володя Любарский, нынешний зам по региональной политике, который долго служил в системе МВД Карелии. Случалось, ребята провожали до дома, заставляли бронежилет носить. Так сказать, во избежание… Все же помнят, что творилось в 90-е и начале нулевых. Чуть ли не каждую неделю кого-нибудь взрывали, расстреливали. Постоянно шли разборки. Сложное было время. Наверное, с 2005-го стало затихать. Мы много чего тогда сделали. В том числе "тамбовскую" группировку расшили.
─ Кумаринских?
─ У них здесь был филиал, свой смотрящий. Всех посадили.
За год арестовали сорок одного члена цыганской наркомафии, жестко боролись с ними. К сожалению, наркотики ─ штука такая: свято место пусто не бывает, лазейка всегда найдется. Ушли одни ─ пришли другие.
У меня абсолютно понятная репутация. Хотя с некоторыми из тех, кто писал мне явку с повинной и кого потом отправлял за решетку, общаюсь и сегодня. Включая бывших лидеров ОПГ. Отсидели, угомонились, остепенились. Теперь детским домам помогают, храмы на свои деньги строят…
─ В 2006 году вас назначили главным судебным приставом Петербурга. Легко уезжали из Петрозаводска?
─ Родные места оставлять всегда тяжело. Особенно если занимаешься любимым делом. С грустью покидал городскую прокуратуру, коллектив хороший сложился, с ребятами сработался.
─ В Питер вас Медведев подтянул?
─ Валентина Матвиенко пригласила. В городе были серьезные проблемы со службой судебных приставов. Позвонили из полпредства президента, предложили, я согласился. Полтора года проработал. Хороший период. Удалось многое изменить, создать основу современного управления ФССП по Петербургу. Команда, которую собирал, до сих пор работает. Много молодежи вытащил наверх. Что весьма позитивно при всей сложности этой профессии.
Ну а потом была Москва. В 2007-м пришел заместителем директора ФССП России Николая Винниченко, через год возглавил службу и до 15 февраля 2017-го оставался главным судебным приставом страны.
Девять лет ─ достаточный срок, чтобы реализовать собственные решения и планы. За это время было принято более шестидесяти законов, касающихся ФССП. К сожалению, не все удалось довести до ума. Главное ─ остался нерешенным вопрос о социальном статусе сотрудников службы. Так сказать, снаружи ─ солдат, а внутри ─ гражданское лицо. Тема непонятная. Работа мало отличается от правоохранительной, в чем-то даже более сложная, комплексная. При этом никаких преференций, которые есть у силовиков. Много было попыток, разных схем, вариантов, но в итоге мы каждый раз упирались в стену. Это не дело. Надо проблему урегулировать на правовом уровне.
─ Все эти десять лет в Карелии не бывали?
─ Редко. В основном по работе, с проверками местного управления.
─ Предложение вернуться в качестве главы региона прозвучало неожиданно?
─ Подобное всегда происходит внезапно. Вызвали, сказали... В принципе, мог отказаться. Такой вариант всегда есть. Но было понимание оказанного доверия. Кроме того, хотелось что-то изменить в жизни. Сомнения вызывали незавершенные дела. В начале этого года перед ФССП поставили много сложных задач, в том числе президент Путин. Это и оптимизация работы коллекторов ─ социальный, даже политический вопрос, которым мы занимались весь 2016 год, и тема статуса службы, о которой уже говорил. Я настолько погрузился в проблематику, что пришлось буквально от сердца отрывать. Когда прощался со знаменем ФССП, возникло щемящее чувство. Любимое дело оставлял. Трансляция шла на все наши региональные подразделения, мне потом рассказывали, что у многих сослуживцев тоже слеза наворачивалась. Как говорится, и мужчины иногда плачут....
Но главе государства, безусловно, виднее, кому какой участок поручить.
─ Форму с тех пор не надевали?
─ А куда? Когда в район еду, могу набросить полевой китель со споротыми погонами, он удобный. Есть ощущение ностальгии, конечно.
─ В каком вы звании?
─ Действительный государственный советник юстиции первого класса. Три большие звезды на погонах. Как у генерал-полковника.
Но жизнь изменилась, пора привыкать к цивильным костюмам. К чему точно адаптироваться не пришлось, так это к Карелии. Родина! Знаете, когда вернулся сюда, возникло ощущение дежавю: идешь по улицам ─ и будто никуда не уезжал. Хотя перемены не всегда позитивные. Проблем хватает.
─ Определились, куда в первую очередь коньки направить?
─ В сторону светлого будущего, разумеется! Многое надо сделать, изменить, развернуть по-новому. Десятки вопросов приходится решать одновременно. Посчитал, что начать следует с установления спокойствия в политической жизни республики, а потом переходить к экономическим и социальным задачам. Не время сейчас для внутренних конфликтов. Люди должны быть консолидированы, уметь слышать друг друга. Насколько могу судить, сегодня волнений в обществе нет.
Что касается экономики, бюджет у республики сложный. Дело даже не в том, что он дотационный. Его необходимо нормально структурировать. В одном случае ─ разобраться с бюджетным кредитованием. В другом ─ получить отсрочку. В третьем ─ определиться с финансированием ФЦП. Все должно рассматриваться в рамках общей оптимизации бюджета. Есть возможность получить дополнительные средства на развитие, даны соответствующие поручения президента и правительства, надо добиться их выполнения.
Важная тема ─ тарифы на электроэнергию для малого и среднего бизнеса. Под эту категорию попадают и агрохозяйства, и муниципальные предприятия. Большая часть экономики, к сожалению, завязана на тариф девять рублей за киловатт. При всем уважении к нашим промышленным гигантам, к крупным игрокам, которые проходят по другой тарификации, погоду в ближайшие десятилетия будут делать не они, а малый и средний бизнес. Ему нужно помочь. Докладывал об этом и Владимиру Путину, и Дмитрию Медведеву. В тарифах есть и региональная составляющая, и федеральная. Надеемся, центром помощь будет оказана.
Уже было первое снижение тарифов по рекомендации ФАС. Нам удалось найти правовое обоснование. Подписали соглашение о сотрудничестве с "Россетями", готовим программу на шесть миллиардов рублей инвестиций, что должно сделать систему менее затратной. Продолжим работу с правительством, Минэнерго, ФАС, энергетиками. Ближайшая цель ─ добиться, чтобы с 1 января 2018-го тариф опустился до шести рублей за киловатт, а лучше ─ еще ниже. Тогда всем станет легче дышать. За каждую копейку будем бороться!
Если малый и средний бизнес пойдут в рост, появится экономическая основа для снижения энерготарифов. Процессы взаимосвязаны. Остальные вопросы, к примеру аварийное жилье или ремонт дорог, при всей их важности ─ локальные истории. А я говорю сейчас о макросистемных задачах.
Крайне важна общая программа инвестиционной привлекательности. АСИ, Агентство стратегических инициатив, создало у нас свою площадку, идет серьезное сотрудничество, мы понимаем, что надо делать.
Скажем, республике нужно развивать нормальное авиасообщение. Это влияет на внутренний бизнес, внешних инвесторов, турпоток. Пока просчитываем технические составляющие, начинаем проектирование аэровокзальной части. Дело идет непросто, с отставанием от графика, но сдвинулось с мертвой точки ─ уже прогресс.
О Бесовце, Кижах, былинах, крещении и памятниках
─ Сегодня самолеты летают только в Москву. Жидковато.
─ Есть планы открыть движение и на Архангельск, и на Хельсинки. Хотя бы несколько рейсов в неделю. Обсуждаем с руководством аэропорта.
─ Название вас не смущает ─ Бесовец? Как назовешь, так и полетит…
─ Сначала надо построить аэропорт, а потом остальное обсуждать. Были предложения о замене, но народ вроде не очень хочет этого. В Карелии много названий, которые приезжим кажутся странными на слух: Шушки, Нырки, Матросы, Токари, Гимрека, Рыбрека, Другая Река, Каскесручей…
Аэропорт нужен, а уж как его называть ─ вопрос второй. До 29 августа самолеты в Москву летали через день, сейчас наладили ежедневное авиасообщение, будет лучше, если поставят два рейса. Из столицы можно отправиться куда угодно.
Доля доходов от туризма пока составляет около пяти процентов в бюджете республики. Это очень мало. У нас граница с Евросоюзом ─ восемьсот километров. Можно сказать, Карелия ─ самый европейский регион России, не хуже Калининграда. В перспективе ориентируемся на опыт стран, которые во многом живут за счет туризма. Подняться до тридцати процентов вполне реально. Конечно, при нормальных дорогах, работающем с приличной загрузкой аэропорте, хорошей железнодорожной логистике. Для начала надо освоить три региональных направления: Кемь, Костомукшу и Сортавалу. Последний на глазах превращается в туристический кластер, хорошо бы пустить туда "Ласточку". Вроде той, что ходит между Петрозаводском и Петербургом.
Сортавала активно развивается, только горный парк "Рускеала" с уникальным мраморным карьером и озером посетит в 2017-м не менее полумиллиона человек. Хотим открыть там же музей горного дела, ведь карельский мрамор использовали при строительстве многих знаковых архитектурных памятников Петербурга: им облицован Исаакиевский собор, фасад Михайловского замка, обрамлены окна Мраморного дворца… Потенциал для развития туризма колоссальный: помимо Сортавалы и Приладожья это Заонежье с Кижами и с Каменецким монастырем, Белое море с его красотами, уникальным животным и подводным мирами. Кстати, это единственное место на европейской части России, где может развиваться настоящий дайвинг. Вода прозрачная, растения красивые, рыбы диковинные…
─ В Кижах финиш реконструкции Преображенской церкви виден? Тринадцатый год волынка тянется.
─ К 2020-му все закончим. Еще бы построить пристойную дорогу от Медвежьегорска до Оятевщины ─ ближайшего к Кижам населенного пункта на материке. Сейчас по суше не проехать, из-за этого посещаемость заповедника ограничена. Все зависит от туристических кораблей, курсирующих по Онего, а это не самый надежный путь, штормы у нас бывают и летом. В любом случае судоходный период ─ месяца три-четыре максимум. В итоге Кижи посещают до двухсот пятидесяти тысяч человек в год, хотя там прекрасно в любую пору: осенью, зимой, весной. На острове не только две церкви интересны, обязательно нужно посетить прекрасный музей деревянного зодчества. Была бы, повторяю, дорога…
Заонежье ─ это кладезь. Сделать хорошие кемпинги, базы отдыха и развивать экотуризм, заниматься рыбалкой, сбором ягод, грибов, дикороса, наслаждаться природой.
Плюс ─ этнографический формат. Это же эндемичная территория, связанная с русским субэтносом, заонежцами, потомками древних новгородцев, которые переселились сюда тысячу лет назад. Мы вот знаем Карелию как родину "Калевалы" и гордимся этим, но у нас берут корни и русские былины. Заонежье не подвергалось внешним воздействиям, не было ни монголо-татар, ни шведов, даже крепостное право обошло наши края стороной. Люди жили обособленно и спокойно. Чуть ли не первыми оккупантами стали белофинны в 1941-м. Поэтому сохранилось много культурных памятников. Я специально ездил в Академию наук, слушал записи русских былин. Той же сказительницы Ирины Федосовой, которой восторгался еще Максим Горький. Хотим поставить ей памятник на набережной Петрозаводска.
Словом, и для этнотуризма с былинным уклоном в Карелии есть простор.
Особняком стоит Валаам, который с детства знаю и люблю. Я же вырос неподалеку, мы с дедом в тех краях палию ловили. Есть такая рыба, ее еще гольцом называют. Давно это было, более сорока лет назад…
─ Крестили вас на Валааме, Артур Олегович?
─ В советское время в Карелии было очень мало действующих церквей. А в Белоруссии у нас жили родственники. На границе с Брянской областью есть село Городец, вот там меня малышом и крестили. Церковь до сих пор сохранилась, я потом бывал в ней.
Но к вере я пришел не сразу. Наверное, когда мама умерла... Это 1993 год. Мне было двадцать девять лет. В этом смысле, к сожалению, не отличаюсь от остальных. Часто к вере люди приходят через какое-то горе, личную трагедию. Нет, конечно, я воспитывался православным по культуре человеком, в доме всегда хранились иконы, но там, где я рос, церкви не было. И сейчас нет. Хотя говорил вам: название хутора Кирккоёки переводится как "церковная речка". Такой вот парадокс: речка есть, а церкви нет. Только старое полуразрушенное здание осталось. В детстве я бегал вокруг, играл. Даже крест какое-то время еще стоял. Потом упал, точнее, пацаны постарше забрались на купол и свалили его. Не самая приятная история... Словом, есть идея восстановить храм. Он дорог многим, включая тех, кто сейчас проживает в Финляндии.
Это был большой приход, объединявший окрестные населенные пункты, где жило более восьми тысяч человек. Церковь построили в 1817 году на деньги сердобольских, иначе говоря, сортавальских купцов и графини Анны Орловой-Чесменской. Архитектор Карл Энгель, который по указанию императора Александра I возвел практически весь центр Хельсинки. И наша Салминская церковь ─ его проект. Важный культурный объект Северо-Запада России.
Возвращаясь же к вопросу, скажу, что сегодня, пожалуй, могу называть себя верующим человеком, хотя не воцерковленным. Все-таки сложно соответствовать тем канонам. Бывает, и ругнусь, что непозволительно. Работа, сами понимаете, нервная. Впрочем, в последние годы много читал богословских книг, и это помогает правильному взгляду на мир.
─ Что из последнего произвело впечатление?
─ Варсонофия Оптинского прочел, Фаддея Витовницкого, сербского архимандрита, мудрого старца. Еще записи схимонаха Паисия Святогорца, его мысли...
─ У вас свой Фаддей есть.
─ Да, небесный покровитель города Фаддей Петрозаводский, реальная историческая личность. Он встречался с Петром I, его любили рабочие Александровского завода. Фаддей принял на себя подвиг юродства, был блаженным, Божьим человеком, а к ним на Руси по-особенному относились. На месте могилы святого Фаддея стояла часовня. В 30-е годы прошлого века ее разрушили. И кладбище, где хоронили олонецких архиереев, тоже закатали в асфальт. Сейчас там площадь Кирова, а раньше была Соборная...
─ Зато памятник Сергею Мироновичу на месте. И Владимиру Ильичу тоже.
─ Там, где теперь Киров, раньше стоял Александр II. Ленин сменил Петра I…
К слову, Ильич у нас особенный, не с кепкой в руке, как обычно, а с ушанкой. В Карелии ведь зимой холодно. Если же говорить серьезно, это тоже наша история, ничего тут не поделаешь, не перепишешь. С прошлым воевать бессмысленно, его надо знать и помнить. Дерево без корней ─ так, бревно, чурка.
Объективную реальность нам изменить не дано. И Боже упаси уподобляться тем, кто разрушал храмы. Я противник любых сносов. Лучше созидать или хотя бы восстанавливать. На месте прекрасного собора Святого Духа теперь стоит республиканский драмтеатр, ясно, храм не вернешь, но место часовни Фаддея Петрозаводского сохранилось, есть чертежи, размеры… Как говорится, было бы желание воссоздать.
Такую мысль скажу: наверное, мы образованнее тех, кто жил сто лет назад, но вряд ли мудрее их.
О поисковиках, раскопках, находках и квартирах
─ Слышал, Артур Олегович, активно занимаетесь поисковой работой, ищете прах советских воинов. Как к этому пришли?
─ Через ФССП. Все началось лет семь назад. По благословению патриарха Кирилла небесным покровителем службы стал святой Федор Стратилат. У всех силовиков есть покровители: у десантников ─ Илья-пророк, у Росгвардии ─ князь Владимир, даже у ФСИН ─ мученик Ипполит. А нас, значит, благословили на Федора Стратилата. К стыду, я его раньше не знал, а он, оказывается, был почитаем среди русского воинства.
В 2010 году я познакомился с отцом Даниилом, настоятелем храма Федора Стратилата в Вязьме. В общем-то, заехали почти случайно, увидев название на карте, а потом разговорились, и выяснилось, что батюшка ─ уникальный человек. Его храм ─ неформальный центр движения смоленских поисковиков. Под Вязьмой в 1942 году шли жуткие бои, наши части попали в котел, только погибшими Красная армия потеряла более трехсот восьмидесяти тысяч солдат и офицеров. Там до сих пор ведут постоянные раскопки. И храм похож на воинский: заходишь, а внутри под сводами висят боевые знамена. В том числе и современных силовых структур. Словом, мы с батюшкой переговорили, пообедали, к нему местные поисковики приехали… Мои смоленские приставы и говорят: "Артур Олегович, может, нам создать поисковый отряд имени Федора Стратилата?" Отвечаю: "Ребята, отлично! Ради бога". Смоляне были первыми, потом пошло-пошло-пошло. Внутри ФССП возникло мощное движение. Я тоже увлекся…
─ Участвовали в экспедициях?
─ Обязательно! Каждый год брал несколько дней отпуска и ехал. Этим летом впервые пропустил. Из-за загруженности по работе… Хотя изначально собирался на поиск в Осетию, в Ольхонские ворота. В прошлом году копал в Воронеже. Мы там итальянца нашли. Рядом с останками лежал котелок, по нему, собственно, и идентифицировали. Еще, конечно, будет генная экспертиза с родственниками, но вряд ли мы ошиблись.
─ А наших находили?
─ Два с половиной года назад лично отвозил в Татарстан прах обнаруженного под Орлом солдата.
─ Имя помните?
─ Иван Гаврилович Шестеряков, погиб в ожесточенных боях 22 февраля 1943-го…
Спустя ровно семьдесят два года после героической смерти солдата я привез в татарскую деревню его капсулу с медальоном. День в день, 22 февраля 2015-го. Пожилой сын Шестерякова еще был жив, ему я и вручил то, что принадлежало отцу. На церемонию приходила старушка, помнившая Ивана Гавриловича. Такая, знаете, эмоциональная поездка получилась, когда зримо ощущаешь, для кого и для чего сутками ковыряешься в грязи, землю просеиваешь.
Мы когда искали под Орлом, наткнулись на окоп, в котором лежало пять бойцов. Четверо вместе, а один на небольшом расстоянии и развернут в обратную сторону. Я первым на него наткнулся. И медальон на груди, между ребер. Протянул руку, тот в ладонь и съехал. Установить имя труда не составило, сложнее оказалось отыскать родню погибшего.
Но это большая редкость, когда сразу удается определить, кто перед тобой. Мы вот в Новгородской области работали на месте бывшего Демянского котла. Тоже жуткая сеча стояла, много нашего народу побило. Нашли позицию, где много бойцов полегло. Видимо, их взрывом снаряда накрыло, а потом в стороны разбросало... Словом, груда останков и перемешанные медальоны, все вместе, в одной куче... Как тут разберешь, что кому принадлежало? Прочитали три медальона, где было более-менее понятно, на братской могиле написали имена, отыскали родственников. Остальных захоронили. В любом случае лучше, чем лежать разбросанными по полям.
Проблема еще какая? Медальон представлял собой эбонитовую гильзу с вложенной в нее запиской с именем. В принципе, если крепко закрутить крышку, бумага и через десятилетия хорошо сохраняется, не разлагается. Но многие бойцы не заполняли листки, оставляли чистыми. У меня были вахты, когда находили кучу медальонов, а там ─ пусто. Чувство горечи возникало. Вроде бы отыскал, а имя установить не можешь. Молодые ребята обычно не писали ничего. Гуляло поверье, мол, если медальон заполнил, открыл дорогу смерти. Как-то под Брянском вели раскопки, там во время войны стояла воинская часть из старослужащих, так вот у них все медальоны были в порядке. Аккуратно закручены, записки вложены. Взрослые мужики понимали, что память дороже суеверий…
Еще под Смоленском возле Ярцева раскопали практически нетронутую позицию. Там и немцы лежали, и красноармейцы. Почти рядом, на расстоянии метров пятидесяти. Видимо, прямое боестолкновение произошло. Стояла наша артиллерийская часть, и немецкая разведгруппа в лесу на нее напоролась… Это лето 41-го года. Наши потом отступили, а тела остались. Так и пролежали почти семьдесят лет: тут ─ русские, там ─ немцы. У каждого был медальон, но все пустые, ни бумажки…
Обязательно продолжу участвовать в экспедициях. Хоть и сказал, что в этом году не копал, но на день к поисковикам все же вырвался, побыл с ними. Надеюсь, следующим летом станет полегче, окошко в рабочем графике выкрою. В Карелии тоже много мест, где лежат непохороненные солдаты. Почвы здесь хорошие, сохраняют многое. Если медальоны находят, процент идентификации останков очень высок.
Кому-то может показаться, что слишком подробно об этом рассказываю. Не знаю, как объяснить… Для меня это не только память, но одновременно и настоящее. Если хотите, долг перед теми, кто ушел. Это моя земля, но и их тоже.
В конце концов, тут могилы моих дедов, родителей. Куда я от них денусь?
─ Обзавелись крышей над головой?
─ Своего жилья в Петрозаводске у меня не было, купил на вторичном рынке трехкомнатную квартиру. Обжитая, аккуратная, ремонт делать не надо, состояние хорошее. Меня все устраивает. Я туда только спать прихожу.
─ Вокруг вашей московской квартиры было много пересудов в прессе.
─ А что там обсуждать? То жилье ─ единственное, что получил от государства за тридцать лет службы. По указу президента дали субсидию как руководителю федерального ведомства, все по закону. Повезло, что в центре Москвы. Вот, собственно, и вся история. Сам такую квартиру никогда не потянул бы. Покупать приличное жилье в столице дорого, тем более в центре.
─ Вы сдаете ее?
─ Да, и значительную часть денег отправляю на благотворительность. За все время потратил на себя, когда покупал квартиру в Петрозаводске. Своих денег не хватало, добавил из вырученных за счет аренды. Остальное отдаю людям, тем, кто нуждается. На какие-то элементарные вещи: лечение детей, помощь ветеранам… Не хочу об этом подробно говорить, не та тема. У ФССП есть подшефный монастырь в Переславле-Залесском. Восемь лет его восстанавливали. Как я мог призывать коллег собирать деньги, если бы сам не жертвовал? Принцип простой: "делай как я". Если поисковик — должен идти впереди, если донор — сдавать кровь первым.
Я верующий человек и не знаю, что будет со мной через год, два или десять. Живу сегодняшним днем и стараюсь сделать так, чтобы завтра не было стыдно. А уж как получается... Мы не можем изменить свое прошлое и предсказать будущее, надо сконцентрироваться на настоящем. Да, я со светлой, как говорится, мыслью обращаюсь к тому, что ушло. Помню Олонец, Сортавалу, Петрозаводск, Петербург… И Москва для меня теперь не чужая, но Карелия ─ это сегодня, это мое настоящее.
Рад, что снова здесь, дома…