Об отце-герое, крестьянской жилке, кулацкой натуре и выборе профессии
— Если позволите, Александр Викторович, начну не с самого актуального, но по-прежнему животрепещущего для части аудитории. С недавно полученного вами наследства. Сумму вы назвали, а того, кто так расщедрился, нет.
— В свою очередь, если позволите, выскажусь в целом о подходе, который исповедую в том, что касается доходов и имущества. Да, во власти есть люди, стремящиеся показать себя бессребрениками: мол, донашиваем последнюю фуфайку. Не отношусь к их числу. Когда требования по декларированию стали обязательными, начал указывать все, чем обладаю. Не считаю себя очень уж богатым, хотя, безусловно, человек я обеспеченный.
Не считаю себя очень уж богатым, хотя, безусловно, человек я обеспеченный
Еще до прихода во власть в начале 90-х годов, как и многие, занимался бизнесом. Самым разным — от продажи автомобилей до оказания платных юридических услуг. Естественно, что-то мы заработали, в том числе с женой…
— Вы тогда преподавали в Красноярском университете?
— Работал доцентом на юрфаке. В 1989-м возвратился из Германии, где два года проходил практику в Институте иностранного и международного уголовного права имени Планка.
Кстати, тогда возникла комичная ситуация. В Советском Союзе для научной деятельности выдавали ручки и карандаши, а в Германии — персональные компьютеры. После истечения срока контракта я вернулся домой, взяв с собой компьютер: это предусматривалось договором.
И вот на Белорусском вокзале в Москве ставлю IBM на крышу такси, а водитель спрашивает: "Парень, у тебя с головой все в порядке?" Я удивился вопросу: "А в чем, собственно, дело?" Водитель объясняет: "Знаешь, сколько такая игрушка здесь стоит? Минимум — 50 тысяч рублей". В ту пору новые "Жигули" можно было купить тысяч за девять. Помню, аккуратно оклеил компьютер попавшимися под руку газетами, довез до аэропорта и — сюда, в Красноярск. А уже здесь продал. Эти деньги частично стали, что называется, стартовым капиталом.
По крайней мере, на то, что удалось выручить тогда от продажи, построили отцовский дом. Родители жили в нем до ухода в мир иной. Отца не стало в 2011-м, мать умерла в сентябре прошлого года. Я даже ее кофточку не убираю, так и висит на стуле. Приезжаю в родительский дом время от времени. Щемит…
Но, извините, отвлекся. Бизнесом я занялся до прихода во власть, и часть его сохранилась. Прежде всего, недвижимость, сегодня она, в основном, сдается в аренду, принося стабильный доход. Это первое.
Второе. Многое мне оставил отец. В советское время он получил звание Героя социалистического труда, к началу горбачевской перестройки находился, по сути, на финише профессиональной карьеры, но, будучи натурой хваткой и предприимчивой, преуспел, став в последние десять лет жизни акционером ряда крупных предприятий, в том числе работающих в сфере золотодобычи.
— Виктор Петрович в нулевые годы возглавлял краевое объединение "Сельхозтехники"?
— Да, оно потом приватизировалось, акционировалось…
Так, от отца мне перешло ООО "Центральное". Сегодня я — его единственный владелец, обладатель ста процентов акций. Помню, обсуждали: не стоит ли записать что-то на моих дочерей или сына? Отец сказал: "Саша, нам нечего скрывать, теперь ты — глава семьи, и все будет на тебе". Как он решил, так и сделали.
Передал мне отец и дом в Сочи рядом с санаторием "Заполярье". Жаль, бываю там дней десять в году. Максимум! Чаще не получается из-за работы. Наверное, мог бы давно продать, но психологически трудно избавляться от дома, построенного отцом.
После его смерти имущество, финансы перешли к моей матери. Когда ее не стало, уже я вступил в права наследования. Вот, собственно, и вся история. Нет здесь никаких тайн.
Знаете, зарабатывание денег никогда не было для меня самоцелью. Да, хочу обеспечивать себе и семье определенный уровень комфорта, но богатство — не то, к чему надо стремиться любой ценой. И желания передать все детям, одним махом решив их материальные проблемы, у меня нет. Тривиально, но факт: деньги сами по себе еще никого не сделали счастливыми. Каждый должен лететь на своих крыльях, опираться на собственные силы. Достаток — условие, позволяющее мне не отвлекаться и заниматься тем, что приносит истинное удовлетворение.
— Чтобы закрыть тему… Вы с женой задекларировали пять машин. Не многовато на двоих?
Честно скажу, у меня кулацкая натура
— Неужели пять? Надо проверить… В любом случае, согласен, немало. Люда ездит на одной, я пользуюсь служебной, хотя водить начал рано. Отец доверял мне автомобиль лет с двенадцати. Он целый день пропадал на работе, а мать с тетками хотели, чтобы их отвезли, допустим, по грибы. Вот и сажали меня за руль: до педалей достаешь, ну, и рули потихоньку. У нас уазик был, ГАЗ-69.
Что касается нынешнего автопарка, надо от лишнего избавляться. Но тут еще, знаете, какая штука… Честно скажу, у меня кулацкая натура.
— По принципу "хай буде"?
— Объясню на конкретном примере. У отца в Сочи был седан Volvo S70. Кажется, 1997 года выпуска. Отец давно не ездил на Кавказ, я тоже наведывался эпизодически, и машина львиную долю времени простаивала. Да и садиться за руль было неловко, слишком уж древний автомобиль. Словом, года три назад я его все-таки продал. А в мае на форуме в Санкт-Петербурге увидел похожий седан и подумал: "Отцовская машина ведь была дорога как память. Зачем отдал?" Позвонил сочинскому соседу, который присматривает за домом: "Василий Иванович, а где наша старая Volvo?" Он ответил, что у знакомого. Спрашиваю: "А обратно выкупить ее можно?" Василий Иванович удивился, но пообещал узнать.
На самом деле, обычная житейская история, когда жалко расставаться с вещью.
— Крестьянская жилка.
— Наверное... Я же вырос в деревне. К сожалению, моя родная Новогородка находится сейчас в тяжелом состоянии. Меня это печалит, но поделать ничего не могу. Лет пятнадцать назад на свои средства построил там храм, помогал по мере сил с ремонтом дорог, школы, дома культуры, но… Главная проблема, что в Новогородке нет производства. Мой отец был сильным руководителем, тридцать лет возглавлял колхоз имени VII съезда советов, при нем хозяйство процветало, считалось одним из лучших в крае, потом сменился с десяток председателей, но дела шли хуже и хуже, пока все окончательно не развалилось, под горку не покатилось. Я много раз пытался как-то наладить ситуацию, чтобы Новогородку под крыло взяли соседние хозяйства, и они, в принципе, были готовы. Но мои земляки крепко держатся за свою землю, не хотят ничего менять и живут как живут. Когда приезжаю, с болью смотрю на происходящее…
Если же чуть углубиться в историю семьи, мои деды-прадеды родом из Белоруссии, из, что называется, столыпинского прихода. Переселенцы. Деревню создавали с нуля, тайгу выкорчевали, поля засеяли… Моего отца в трехлетнем возрасте вывезли из Минской области, мама родилась уже в Сибири, но ее родители тоже из Белоруссии. Как и большая часть моих односельчан. С детства помню фразу, которую произносили с характерным акцентом: "В НАвАгАродке прАники по разнарАдке дають"...
В семнадцать лет отца сделали бригадиром, перед Великой Отечественной взрослых мужиков забрали в армию, а он успел проявить руководящую сметку. Потом сам ушел на фронт, прошагал от Сталинграда до Берлина, заслужил две медали "За отвагу", получил звание младшего лейтенанта, демобилизовался в 1947-м… Отец не любил рассказывать о войне, никогда этого не делал, как и многие настоящие фронтовики.
После возвращения в Новогородку его, что называется, рекрутировали на сельские дела. Он написал хорошую книгу об этом, интересную, житейскую, без бахвальства.
Жили мы, как все. И корова была, и стайка — загон для животных, и огород.
Положенные обязанности по хозяйству я выполнял с детства. Значит, восемь ведер воды принести, за коровой убрать, дрова у печи сложить, картошку прополоть, на сенокосе помочь... Не скажу, будто жили впроголодь. В деревне те, кто работал, могли прокормиться. Особенно в 60-е годы. Хотя и не роскошествовали. Как-то мать оказалась в больнице, мы с отцом остались вдвоем. Помню, сидим, обедаем тюрей — водой с сахаром, куда накрошили хлебный мякиш. Солнечный летний день, настроение хорошее, блюдо замечательное, вкусное...
Обычные детские воспоминания. Да и жизнь была обычная, деревенская.
— Родители легко отпустили вас в город?
— Не пытались удержать — это точно. Отец был прогрессивным человеком, хоть и имел три класса образования. Я не уставал удивляться, откуда что бралось. Помню, решаю школьную задачу по математике, не могу справиться. Вдруг отец называет правильный ответ. Я к нему: "Объясни, как узнал?" А он плечами пожимает: само пришло.
— Вот вам и три класса…
— Надо бы поискать корни в родословной, в кого отец пошел... В нем чувствовалась порода, мощь, сила духа, какая-то внутренняя крестьянская интеллигентность. Знаете, я вот много где побывал, объездил полмира, доктор наук, профессор, даже академик. Но так одеваться, как отец, не умею. Не с точки зрения качества одежды, а стиля, природного вкуса. На работу он ходил в идеально отутюженных брюках. Всегда! И это, напомню, не в городе — в деревне. В семь утра проводил планерку, а до этого объезжал колхозные объекты — фермы, поля.
Просыпался в пять часов, чтобы успеть дома управиться по хозяйству. И так — день за днем. На самом деле, работа тяжелая, изматывающая. Я это видел. Отец был восприимчив ко всему современному, новому. Читал специальную литературу, убеждал начальство, как сделать, чтобы колхоз был в передовиках. Много ездил по стране, перенимал чужой опыт, делился своим, входил в президиум всесоюзного совета колхозников. И в бизнесе преуспел…
Жили мы, как все. И корова была, и стайка — загон для животных, и огород
Нет, отец никогда не удерживал меня, не настаивал, чтобы шел по его стопам, хотя мой старший брат Владислав окончил сельскохозяйственный институт, получил специальность инженера.
А я хотел поступать в Ленинградское мореходное училище. Мы с Вовкой, соседом по Новогородке, корабли строили, в пруду на воду спускали, все как положено. А потом он вдруг заговорил о следователях, прокурорах, романтике, связанной с юридическими делами, и мне захотелось устанавливать справедливость на Земле. К концу школы настолько вжился в мечту, что решил: если с первого раза не поступлю, буду пробовать еще и еще, пока не добьюсь своего. Юридический факультет в Красноярском университете к тому времени существовал лишь три года, конкурс среди абитуриентов оказался высоким, набирали пятьдесят человек, сразу поступить было сложно.
Но мне крупно повезло. Профилирующим экзаменом у нас шла история. И вот, значит, стою под дверью аудитории, жду очереди. Галя Чебыкина, которая потом со мной училась, спрашивает: "Кто что знает про восстание Ивана Болотникова?" Я помнил приблизительно, открыл учебник, сам прочел, Гале рассказал. И тут меня вызывают. Беру билет, первый вопрос — восстание Болотникова. Спрашиваю: "Можно, отвечу сразу, без подготовки?" Преподаватель говорит: "Посидите, подумайте". Но я настоял и отбарабанил параграф слово в слово. У экзаменаторов шок: "Вы весь курс так знаете?" Говорю: "Остальное — еще лучше!" Как тут не поставить пятерку?
После этого писали сочинение. И опять улыбнулась удача: попалась тема о гражданской войне, которую я знал назубок. Годом ранее соседский парнишка поступал в железнодорожный техникум на машиниста, с русским языком у него было не очень, и он попросил меня сходить на экзамен. Так сказать, решил использовать интеллектуальный потенциал соседа.
Мне дали чужой паспорт, я спокойно прошел в аудиторию, в техникуме снисходительно смотрели на это. Социализм, лишь бы отчитаться! Сосед поступил, а я за хорошо написанное сочинение получил в знак благодарности три кило конфет.
И вот, представьте, похожая тема выпала сначала на выпускных, а потом на вступительных экзаменах! Текст я заучил практически на память, заранее исключив возможные ошибки, поскольку работу уже дважды проверили экзаменаторы.
И сейчас помню, с чего начинал сочинение: "Десятки фронтов кровавой петлей лежали на горле страны…" Мне нравилась эта фраза, она звучала как цитата из рассказа или стихотворения.
Русский устный я сдал без проблем. Оставалось последнее испытание — немецкий язык. В Новогородке его нам преподавал физрук, а ему, судя по уровню знаний, тоже физрук. В общем, в немецком я был ноль. Абсолютный, стерильный! На экзамене у меня что-то спросили, а я пришел в полный ужас, впал в ступор, не мог рта открыть. Преподавательница посмотрела на мои полученные до того пятерки, решила, что у бедолаги возникли временные проблемы со здоровьем, сжалилась, поставила трояк и отпустила с богом.
Так я поступил в университет.
— Но теперь-то вы немецким свободно владеете?
— Да, жизнь подтолкнула. Учился я хорошо, получил диплом с отличием. Красный, как тогда говорили. Мне и еще нескольким выпускникам предложили ехать в аспирантуру. Кто-то из друзей попал в Питер, другие — в Москву, а я — в Томский университет. Поначалу, не скрою, расстроился, а теперь знаю: это была счастливая возможность учиться в лучшей научной школе по уголовно-исполнительной теме. Достаточно вспомнить Александра Ременсона. Могучий человек, союзная величина!
Об авторитетных знакомых, приходе во власть, затянувшейся паузе и неожиданной развязке
— Думаю, выпускнику юрфака Ленинградского университета Владимиру Путину не слишком понравится ваше заявление, что в Томске научная школа была круче питерской.
— Так я же говорю лишь об уголовно-исполнительной тематике, об этом узком сегменте! Хотя в том, что касается Санкт-Петербургского университета… Николай Кропачев, нынешний ректор СПбГУ, — мой старый товарищ. Степень доктора наук я получил раньше, чем он, и был потом оппонентом на защите диссертации у Николая Михайловича. С тех пор и дружим. Мир тесен…
В профессиональном смысле мне помогла стажировка в Германии. В 1986 году на волне перестройки приняли решение отправить за рубеж молодых советских специалистов. Я оказался первым и единственным русским в Институте иностранного и международного уголовного права во Фрайбурге, что на границе со Швейцарией и Францией. На меня смотрели, как на космонавта. Или инопланетянина. Это лучший институт в мире по узкоспециализированной криминальной тематике. Я проработал в нем два года и даже читал лекции по-немецки.
В 1988-м привез из Германии не только персональный компьютер, но и знания. Без ложной скромности могу утверждать, что в своей сфере был тогда, может, одним из лучших в России. Ведь в чем заключалась специфика института? Там одновременно работали до полусотни человек из разных стран — от Гватемалы и Алжира до США и Японии. Я вошел в узкий профессиональный круг, обладал высокой степенью информированности, что позволило быстро защитить докторскую диссертацию и опубликовать хорошую, как мне кажется, монографию.
— Тема вашей кандидатской — "Конфликты среди осужденных, сопровождающиеся насильственными посягательствами".
— Да, писал по материалам исправительно-трудовых колоний строгого режима.
— И было вам на момент защиты двадцать шесть лет…
— Я тогда много проехал по тюрьмам да колониям. В основном, нашим, сибирским.
В 1988-м привез из Германии не только персональный компьютер, но и знания. Без ложной скромности могу утверждать, что в своей сфере был тогда, может, одним из лучших в России
В студенческие годы занимался взаимоотношениями среди несовершеннолетних, проводил разные социометрические исследования. А в Томске специализировались на изучении тюремной системы, и мне порекомендовали применить знания к тому объекту, который был типичен для местной научной школы.
Явки, клички и камеры называть нет смысла, но, поверьте, я много чего повидал и с кем из уголовного мира пообщался. Суть моей диссертации заключалась в попытке понять истоки и механизмы возникающих конфликтов и преступлений в среде осужденных, возможности цивилизованного контроля над ними. Так называемая лагерная романтика многое определяла в специфике отношений.
— А что скажете о кодексе воровской чести?
— Жизнь по понятиям — не выдумки, в том мире есть базовые вещи, определяющие некие стандарты. Там ценится умение держать слово, хранить верность общности, в которую попал. Даже элементарное, например, чистоплотность.
Это позволяет выстроить систему подчинения, обеспечить ее устойчивость, поддерживать дисциплину, но в основе так или иначе лежит желание получить власть, извлечь личную корысть. До подлинной справедливости очень далеко. Разговоры о ней больше рассчитаны на лохов.
— Знание криминального мира помогло вам в девяностые годы, Александр Викторович?
— В какой-то мере. Время было специфическое, достаточно вспомнить гремевшие тогда войны — уличные, алюминиевые… Кланы Мамедовых, Ахметовых, "чистяки", "синие", кого тут только не повидали… В 95-м я уже работал заместителем губернатора, курировал общественный порядок и правовые вопросы. А влияние местной, региональной власти на силовые структуры тогда было несравненно выше, чем сейчас. Получается, с одной стороны, я представлял краевую администрацию, с другой — знал жизнь улицы и ее законы. Поэтому чувствовал сдержанное уважение того мира к себе. Да, в него нельзя глубоко погружаться, пытаться разводить и определять, кто там прав и виноват, но общая рамка мне была понятна. Куда бы ни приходил, не смотрели искоса или исподлобья.
— Попытки давить на вас были?
— Нет. И купить не пытались. Понимали, что бессмысленная затея. Я поддерживал деловые отношения с силовиками, это были в хорошем смысле авторитетные люди. Такая позиция, думаю, и предопределила сдержанное уважение ко мне разных сторон.
— А что изначально привело вас во власть?
— Случайность. Абсолютная! Рассказывать обо всех деталях долго, поэтому коротко: в свою команду меня позвал Валерий Зубов, царство ему небесное. Он был моим университетским приятелем, хотя мы и работали на разных факультетах. Так получилось, что сначала я порекомендовал Валерия Михайловича представителю президента в Красноярском крае Юрию Москвичу. Тот искал новых людей, чтобы привлечь в исполнительные органы власти. Я и сказал: "Обратите внимание на Зубова. Экономист, профессор, доктор наук". Идея Юрию Николаевичу понравилась, и буквально через три дня Валерий Михайлович стал замом губернатора, а через год выиграл выборы и начал формировать собственную команду.
Меня он пригласил в числе первых.
— Это 1993 год?
— Да. У меня успешно складывалась научная карьера, политика ничем меня не прельщала, даже мысль не возникала. Хотел отказаться. Но жена сказала: "А чем ты рискуешь? Ну, не понравится, невмоготу станет, плюнешь и уйдешь, вернешься в университет. Если сейчас не попробуешь, потом будешь жалеть, я тебя знаю…"Умные люди говорят: послушай женщину и сделай наоборот, но это не тот случай. Я внял совету, приступил к исполнению обязанностей в администрации, думал, надолго не задержусь.
До недавнего времени искренне верил, что еще немного поработаю и уйду, что вообще-то я из ученых
А потом как-то все закрутилось, завертелось… Одна проблема, вторая, конфликты, вызовы, выборы. До недавнего времени искренне верил, что еще немного поработаю и уйду, что вообще-то я из ученых. Лишь лет пять назад понял: "Нет, это уже навсегда".
Хотя являюсь президентом Сибирского федерального университета. Это моя гордость и детище, там нахожу для себя отдушину. А во власть, повторяю, я никогда не стремился.
— На кресло губернатора вы претендовали еще в 2002 году?
— Тоже стечение обстоятельств. Погиб Александр Лебедь, разбился на вертолете, были объявлены досрочные выборы. Времена Александра Ивановича, царствие ему небесное, оказались особенными для края, шло жесткое противостояние своих и чужих. Последние попытались вытереть о красноярцев ноги. Это выглядело как вызов человеческому достоинству, а не только экономике. За короткое время у Лебедя сменилось двадцать замов. Они ехали сюда зарабатывать деньги и потом спокойно отчаливали.
Александр Иванович — фигура противоречивая, иногда он вызывал даже сочувствие. Боевой генерал оказался не в своей тарелке, но старался держать марку, не подавал виду. Я другой. Если чего-то не знаю, спрошу напрямую. А Лебедь не мог позволить себе продемонстрировать слабость...
Словом, незадолго до гибели генерала я пошел на выборы в заксобрание края с объединением "Наши", которое было создано с нуля. За месяц мы провели такую кампанию, что набрали в Красноярске 40 процентов голосов. Сорок! Хотя исполнительная власть использовала против нас административный ресурс. Но в людях был высок патриотический подъем, все устали от варягов. Я оказался на гребне волны, сыграв определенную роль в объединении земляков.
Выборы в законодательное собрание прошли в декабре 2001-го, а Лебедь погиб в апреле 2002-го. Не идти на губернаторские выборы я не мог. Была полная уверенность, что одержим триумфальную победу. Действительно, после первого тура я лидировал с большим отрывом, но во втором раунде проиграл Александру Хлопонину. Было много нюансов, предопределивших наше поражение, однако сейчас точно не стоит ворошить.
— Чувствовали обиду?
— Знаете, не то чтобы обиду... К чести Александра Геннадьевича, он повел себя грамотно, мы быстро установили нормальные отношения. Буквально на второй день Хлопонин пришел и говорит: "Викторович, так получилось, уже ничего не изменить. Давай работать, что нам разбираться? Все будет хорошо". Он молодец, большой дипломат и обаятельный человек.
Считаю, губернаторство Хлопонина было очень хорошим периодом для края. Хотя, не скрою, в первые месяцы не мог найти себя. Не знал, как реагировать: улыбаться, будто ничего не произошло, психовать, кого-то обвинять? Потом как-то успокоился, нащупал свою нишу…
— И стали ждать момента для реванша?
— Нет, не так. Знаете, я все время находился в боевой форме, чувствовал: значительное количество красноярцев де-факто считают меня своим губернатором. Это, кстати, определяло и авторитет нашего законодательного собрания. Красноярский край иногда даже называли парламентской республикой.
В общей сложности председателем я избирался пять раз подряд. Три года назад — единогласно. Никто не сомневался, что депутаты опять проголосуют за мою кандидатуру, но итоговый результат, честно говоря, даже меня поверг в легкий шок.
Помню, подумал: все, пик, пора уходить, дальше — лишь под горку. Ведь когда-то, во времена Валерия Зубова, меня избирали три дня, одного голоса не хватало, шли столкновения партий, блоков, эпох. Было и такое. А тут — единогласно…
— После Хлопонина губернатором стал Кузнецов, потом — Толоконский, а вас Кремль почему-то не выдвигал.
— Не видел в этом трагедии. Я член "Единой России", партия принимала коллективное решение. Не мог же я ходить и себя заявлять. Так не делают. Должен быть порядок, дисциплина. Нет — значит, нет. О перспективах своего губернаторства уже не думал. Хотя при каждой смене разговоры возобновлялись: ну, сейчас Усса выдвинут. Потом выяснялось: нет. Нормально, ничего страшного!
— А если по-честному?
— Может, поначалу и была какая-то червоточинка, но я рационально мыслящий человек, понимал, что руководство регионом — это не сахар. Особенно в последние годы. Второе: ожидания, связанные со мной, у земляков были и будут высокими, оправдать их трудно. То, что простят приезжему, не стерпят от своего.
Кроме того, при всех губернаторах я находил возможность реализоваться в крупных проектах. Скажем, запустили Сибирский федеральный университет. Или вот Успенский мужской монастырь. Несколько лет назад начал обустраивать его, получилось, по-моему, очень неплохо, теперь это достопримечательность Красноярска.
Ожидания, связанные со мной, у земляков были и будут высокими, оправдать их трудно. То, что простят приезжему, не стерпят от своего
Предложил: давайте построим новый терминал аэропорта, а то стыдно перед людьми. Придумали проект "Дети одной реки", подчеркивающий нашу региональную идентичность. Я стал председателем совета директоров, и мы все сделали с Олегом Дерипаской, активно работающим в крае.
Словом, все это время мне удавалось сохранять определенный статус и степень свободы. При этом не пытался перейти границы и руководить краем, все было корректно. Повторяю, я реализовывался в абсолютно конкретных, масштабных проектах. Жажды власти, чтобы ездить на машине с мигалкой и номером 001, не было. И груз чрезмерной ответственности, буду откровенен, не давил. Законодательное собрание, чье внутреннее устройство прекрасно знал, поскольку сам его отлаживал, работало, как часы. Все шло хорошо.
И тут появился Указ президента о назначении меня врио…
— Когда уже не ждали?
— В общем, да. В двадцатых числах сентября прошлого года мы с женой летели в Сочи на отдых. Приземлились в "Шереметьево" — звонок: "Александр Викторович, завтра надо быть на Старой площади". А у меня на вечерний рейс билеты куплены. Собирался заехать к сыну Артему, проведать внука Леху и дальше на юг. Говорю: "Я же в отпуске". Отвечают: "Придется задержаться". Что делать? Людмила полетела в Сочи, а я остался.
Собственно, никто специальных вопросов не задавал. Все было понятно без лишних слов. Я пришел к указанному времени и услышал, что принято решение назначить меня временно исполняющим обязанности губернатора.
Когда выходил после собеседования, знакомый сфотографировал на айфон. По выражению моего лица на историческом снимке не скажешь, будто я овеян дыханием большой радости. Скорее, читалась мысль, что отпуск накрылся. И, похоже, надолго…
— Так и не доехали до Сочи?
— Почему? Дали пять дней, чтобы отдохнуть.
В течение года, предшествовавшего назначению, в разных кабинетах периодически интересовались моим настроением
Если же говорить серьезно, в течение года, предшествовавшего назначению, в разных кабинетах периодически интересовались моим настроением. Я отвечал, как и вам: сверхъестественного желания нет, меня все удовлетворяет с точки зрения образа жизни, самореализации, положения в крае. Точка!
При этом всегда добавлял: если будет решение, разумеется, приму его и все сделаю.
— На галеру, значит, на галеру.
— Ну, свою работу так не воспринимаю. Безусловно, это вызов, который готов принять. Ситуация сейчас не самая простая — и с точки зрения состояния дел в экономике края, и масштаба предстоящих задач, но, на мой взгляд, стресс всегда мобилизует. Есть песня, которую вспоминаю в особых случаях. "Баллада о юнге" Владимира Высоцкого.
"Накренившись к воде, парусами шурша,
Бриг двухмачтовый лег в развороте.
А у юнги от счастья качалась душа,
Как пеньковые ванты на гроте".
Не смогу объяснить, почему так происходит, но в самые тяжелые, напряженные моменты мне помогает именно эта баллада… Когда умирала мама, позвонили из больницы и сказали: осталось несколько часов. Я приехал, попрощался, она уже не приходила в сознание. Вечером ее не стало… Я долго-долго сидел дома на кухне и непрерывно повторял песню, гонял запись по кругу.
Для меня она как некий музыкальный символ. Даже детям иногда говорю: "Когда понесете в последний путь, не забудьте Высоцкого включить".
Вот и этот год я прожил, "накренившись к воде, парусами шурша…"
О гитаре, скачках, золотой середине, Енисейской Сибири и будущей Универсиаде
— Вы ведь и сами поете, Александр Викторович?
— Случается время от времени. Раньше чаще. Владимира Семеновича всегда любил. В студенческом ансамбле на гитаре играл, в ресторане выступал.
— За деньги?
— Конечно. А иначе зачем?
В "Огнях Енисея", недалеко от нашего факультета.
— Где играть научились?
— Самоучка. Почти не знаю нотной грамоты. В нашей деревне в клубе работал художник, он показал три аккорда, а дальше я уже сам понемножку. Сейчас беру инструмент в руки редко.
Вот мой хороший друг, тоже, кстати, университетский профессор, великолепно играет джазовые композиции. Смотрю на него и говорю: "Вася, дал тебе бог, а мне — нет. Но я научусь! И на саксофоне тоже".
В этом смысле я увлекающийся человек. Все хочу освоить! Как-то к нам приезжала делегация из Совета Европы, мы повезли гостей в Шушенское, и я услышал, как немка за ужином сказала обо мне мужу: "Этот человек одновременно живет десять жизней". Хочется верить, так и есть.
Тут удивительная природа, реки, озера, тайга, особые люди, привыкшие жить своим умом, любящие свободу и сознающие самость
К примеру, занимался разными видами спорта, правда, высоких результатов не добился. На четвертом году студенчества сломал в самбо обе ключицы, и профессиональный спорт для меня на этом закрылся. Неправильно кости срослись, некоторые движения вызывают острую боль. Но я много играл в теннис. На любительском уровне получалось вполне пристойно. Как-то, помню, в посольстве Японии вышел на корт против Шамиля Тарпищева.
— Он поддавался?
— Думаю, не слишком напрягался… А я старался мяч на другую сторону перебрасывать.
Еще на лыжах катаюсь. Лошадей люблю.
— Своих держите?
— Уже нет. Раньше были. Хайпур — тракененской, немецкой породы, и полукровка Каприз — помесь с английской верховой. Такой ковбойский вариант. Очень красивые лошади. О-о-очень!
— Почему же продали?
— Не люблю коллекционировать, лишь бы обладать.
Лошади не должны застаиваться, на них надо ездить. Да, можно пригласить для этой цели людей со стороны, но я против. Какой тогда ты хозяин? У меня оставалось мало времени на занятия с лошадьми, и я отдал их в конюшню нашего Аграрного университета. Там хорошие условия. Думаю, это правильно.
Кроме прочего, верховая езда — это хорошо, полезно для здоровья и осанки, но вид спорта опасный. Падение может привести к трагическим последствиям…
— Вылетали из седла?
— Падал и очень сильно. На полном скаку! Хайпур — конь надежный, всегда таким был, но, как и любое коллективное животное, он склонен к подражанию. У его сестры Кицхары норов, извините, придурковатый. И вот как-то она понесла, стала шарахаться — туда, сюда. И Хайпур включился за компанию. Решил поиграть. У лошади есть движение, когда она в прыжке поддает крупом, и ты вылетаешь, как из катапульты. Лечу и думаю: боже мой, куда же приземлюсь… Жесткое падение было. А Хайпур стоит и виновато смотрит сверху вниз: извини, хозяин…
Еще как-то я упал между камнями и огромным пнем. Запросто мог разбиться. Возвращался в конюшню, ехал вдоль реки, расслабился, буквально на долю секунды потерял концентрацию. А тут из кустов вылетела птица, конь испугался. У животных реакция намного быстрее, чем у людей, Хайпур дернулся, я не успел сгруппироваться и грохнулся оземь...
Всегда надо быть предельно сосредоточенным, лошадь должна чувствовать, что ты ее ведешь, а не она тебя.
— Но сейчас вам точно не до скачек.
— Да, у меня теперь свои…
— И как чувствуете себя в когорте молодых технократов, Александр Викторович?
— Считаю, дело не в возрасте. Не это главное в подобных назначениях. Помните, в какой-то момент у нас ориентировались на местных, потом присылали только варягов, были периоды олигархов, которым отдавали регионы на кураторство, генерал-губернаторов, пытавшихся навести армейскую дисциплину… Мне кажется, в этой сфере эксперименты не нужны, в каждом регионе своя ситуация, с ее учетом и нужно принимать решение.
В Красноярске на протяжении новейшей истории было заметно стремление получить доморощенного губернатора.
Клановость, групповщина, местничество — одна крайность. Но есть и другая, когда человек приезжает сюда, словно в армию
Безусловно, те, кто работал до меня, хотели оставить добрую память. Одним это удавалось в большей степени, другим — в меньшей. Но, знаете, выскажу субъективную точку зрения: если человек не связывает собственное будущее с сибирской землей, если после ухода с должности планирует уехать и не видеть людей, которые остались здесь, это неизбежно накладывает отпечаток на все — поведение, образ жизни, стиль принятия решения. Клановость, групповщина, местничество — одна крайность. Но есть и другая, когда человек приезжает сюда, словно в армию. Нужна золотая середина. Весь вопрос, как ее найти.
— Вы отсюда никуда?
— И никогда. Как поется в песне:
"Над сибирской тайгой
Небосвод голубой,
Здесь привольно и ветру, и птице.
И спасибо судьбе,
Посчастливилось мне
На земле этой вольной родиться".
Дело не в конкретных словах, они, может, не так глубоки, но точно передают настроение и отношение. Тут удивительная природа, реки, озера, тайга, особые люди, привыкшие жить своим умом, любящие свободу и сознающие самость. Абсолютно убежден, что Сибирь — становой хребет российского государства, на нее можно и нужно делать ставку стране в целом.
— Отсюда ваш проект Енисейской Сибири?
— Если могли заметить, я вообще человек проектный. И, конечно, был очень удовлетворен, когда мою идею поддержал президент.
— В чем ее суть?
— Есть ряд мощных инфраструктурных проектов с высокой степенью готовности, они связаны друг с другом, частично пересекаются и являются межрегиональными. Все вместе — Енисейская Сибирь. Поэтому и наш аэропорт носил рабочее название "Дети одной реки". Тыва была прежде частью Красноярского экономического района, Хакасия входила в состав края. Это ведь не случайно, здесь есть территориальная и пространственная логика экономических отношений.
Возьмем железную дорогу Кызыл — Курагино: она может стать окном в Азию. Проект просчитан, осенью должна начаться реализация. Рядом находится большое количество разведанных и неразведанных месторождений редкоземельных металлов. Мощное направление!
Идем дальше. Надеюсь, "Русал", несмотря на возникшие у компании проблемы, воплотит в жизнь проект так называемой технологической долины — перехода от продажи сырого алюминия к производству полуфабрикатов и готовой продукции. Компания хочет сделать около ста обрабатывающих производств. Это тоже межрегиональный проект. С учетом Саяно-Шушенской и Красноярской ГЭС.
Сибирь — становой хребет российского государства, на нее можно и нужно делать ставку стране
Новый терминал аэропорта Красноярска, на мой взгляд, один из самых красивых и изящных в стране, пока он рассчитан на пять миллионов пассажиров, но мы хотим создать на его базе мультимодальный транспортный комплекс, своего рода российский Анкоридж. Кросс-полярные авиатрассы из Юго-Восточной Азии в Америку проходят именно здесь. Нужно внести некоторые изменения в законодательство, подыскать якорных инвесторов и можно превратить наш аэропорт в мощный хаб, откуда будет разлетаться на юг и на север большое количество грузов.
Актуально строительство современного речного порта на Енисее, чуть ниже Красноярска. Это ведь самый дешевый вид транспорта! Мы сможем серьезно разгрузить Транссиб, часть пойдет по реке, а оттуда — в океан, открыв ворота на наш север, поскольку Таймыр разведан далеко не в полной мере. Конкурентное преимущество Красноярска в том, что он, по сути, является приморским регионом. Сейчас технологии позволяют работать в условиях Арктики…
— Нью-Васюками ваши планы не отдают?
— Ни в коем случае! Люди с деньгами видят перспективы. Скажем, компания "Северная звезда" начинает освоение Сырадасайского месторождения каменного угля, инвестиции составят порядка сорока миллиардов рублей.
Крупнейшая в России по объему добычи золота компания "Полюс" готова производить сурьму. Если проект будет реализован, Россия выйдет на второе место после Индии по этому виду продукции. Для начала надо сделать мост в районе Высокогорска. Для этого требуется и федеральная, и региональная поддержка.
Лесопромышленный комплекс давно ждет изменений. Строго говоря, у России сегодня нет лесохимии. Это тромб отечественной лесной отрасли. Но не все так печально. Три группы инвесторов готовы вложить от полутора до двух миллиардов долларов в строительство новых целлюлозно-бумажных комбинатов. Думаю, до конца лета будет решено, кому именно заниматься реализацией проекта.
— Кто в списке?
— И серьезная китайская компания проявляет интерес, и АФК "Система". Они уже присутствуют здесь на лесопереработке…
Могу перечислить по меньшей мере с десяток проектов, обеспечивающих пространственное развитие региона. Хорошо знаю Сибирь и смею утверждать, что в России нет иной территории, которая способна произвести масштабное изменение к лучшему в обозримые сроки.
— Первой проверкой для вас станет зимняя Универсиада, запланированная на март 2019-го.
— В организационном смысле — да, все так. Со спортивными аренами проблем не будет, это уже ясно, но, к сожалению, мы упустили самый главный объект. Говорю непосредственно о Красноярске. Сейчас вот сменилось руководство города…
В конце концов, соревнования проводятся не только ради голов, очков и секунд, а, в первую очередь, чтобы дать толчок к развитию региона. Я оптимист и считаю, Универсиада для нас — не финиш, а старт, мы обязательно сделаем Красноярск лучшим городом Сибири.
Приезжайте через годик-другой, своими глазами все увидите.
— Гарантируете?
— Будем стремиться. Знаете, в студенчестве я подрабатывал на строительстве деревянных домов, прежде всего, бань. Срубили за два летних сезона, наверное, пару десятков. У меня был старший товарищ дядя Коля, плотник. Он говорил: "Саша, всегда старайся делать хорошо. Плохо само получится". Совет запомнил на всю жизнь, поскольку по натуре максималист. Так во всем, включая даже планирование времени: если что-то надо сделать к воскресенью, обязательно закончу к пятнице. Вдруг обстоятельства потом помешают?
В работе берусь за стратегические вопросы, считаю, крупный руководитель должен за деревьями видеть лес, не пытаться объяснять подчиненным, как вворачивать лампочку, доить корову или менять предохранитель в машине. Условно говоря, в каждом деле есть свой губернатор, который знает порученный участок лучше всех. Вот и не нужно мешать. Если опускаться на нижний уровень детализации, люди лишатся инициативы и наворотят ошибок. Когда слышу, как крупные руководители, не имеющие отношения к сельскому хозяйству, вдруг начинают использовать лексику типа "бонитет почв" и "клейковина пшеницы", ничего, кроме иронии, не испытываю.
В то же время бывают острые ситуации, где надо самому садиться за штурвал и рулить, используя свой пробивной потенциал.
Впрочем, занимаясь глобальным, нельзя упускать детали. Недавно выступал в нехарактерной для себя роли: собрал глав районов Красноярска и стал рассказывать, почему газоны в городе надо стричь регулярно и красиво. Из-за подготовки к Универсиаде люди сейчас испытывают определенные неудобства, связанные с ремонтом дорог и прочими работами. Это усложняет жизнь в бытовом плане. Тем не менее, горожане должны видеть: это не проявление разрухи в головах и делах, а временная трудность, в целом же Красноярск остается максимально чистым и опрятным. Как и положено. Вот и объяснял: мелочей в работе не бывает.
Это я как перфекционист с большим стажем говорю…
Красноярск