О повороте, детсадовской дружбе, вере, домах, прицепах и знакомстве с президентом
— К отечественному року как относитесь, Валерий Игоревич? "Поворот" группы "Машина времени" вам нравится?
— Не особенно. Какая-то искусственная песня, натянутая. Если уж выбирать из творчества Макаревича и команды, скорее назову "Свечу".
Хотя, откровенно говоря, мне больше по душе не рок, а барды. На первое место ставлю Визбора. Юрий Иосифович в моем сердце. Слушаю, сам пою, других прошу, когда кто-то берет гитару в руки. Еще люблю Окуджаву, Кукина, Городницкого, Митяева.
Высоцкий, конечно, особняком. Его в общий ряд не поставишь. Явление, отдельная страница.
— Зато в песне "Машины" есть слова, что называется, в тему. У вас ведь тоже новый поворот. Что он вам несет — пропасть или взлет?
— Точно не моя тема. Не мыслю такими категориями — ни взлетами, ни падениями. Не жду подобного, настроен на нормальную работу, поступательное движение вперед. Людям должно быть комфортно — это главное. И конечно, надо видеть перспективу, понимать, что ждет за горизонтом.
— Вы сразу о глобальном заговорили, а я про вас спрашивал.
— В моей жизни тоже обошлось без резких рывков и перепадов. Биография у меня простая. Родился на Украине, но тогда на этом никто не акцентировал внимания. Был Советский Союз, состоявший из 15 братских республик.
Первые года три прожил в Харькове, затем переехал с родителями в Луганск, куда перевели служить отца. Потом были Чугуев, Ахтырка… Кочевали по военным городкам. Отец командовал эскадрильей Л-39. Это реактивные самолеты, на которых курсантов летных училищ обучали пилотированию.
— В каком звании был отец?
— В запас уходил подполковником.
Значительную часть детства я провел в Луганске, приезжал туда в гости к бабушке с дедушкой. Они там похоронены. И другие родственники тоже. Знаете, у отца была мечта, он говорил: когда закончу службу, хочу жить в таком городе, как Луганск. Тихом, спокойном, уютном...
Поэтому происходящее сейчас в Донбассе для меня больная тема. Давно не был в Луганске, но раньше обязательно заходил в свой детсад, в школу, где учился, в дом №12, где жила наша семья.
Не поверите, но недавно мы отмечали полувековой юбилей с момента окончания… детского сада.
— Так бывает? Про школьную дружбу слышал, а про детсадовскую — впервые.
— Мы ведь все из военных семей.
— Где собирались?
— У меня. Заранее созвонились, договорились. Володя Корчагин, Витя Козлов, Юра Чебукин. Ну и я, Валера Лимаренко. Один живет в Белгороде, другой — в Таганроге, третий — в Рязани, а встретились на моей даче в Нижнем Новгороде.
К сожалению, видимся редко, но отношения очень близкие, почти родня. А как иначе? За полвека-то…
— После школы вы поступили в авиаинститут. Почему не в летное училище, как отец?
— Собирался идти по его стопам, но в девятом классе отправился на медицинскую комиссию, а врач мне и говорит: послушай, а ты в курсе, что у тебя цветоощущение нарушено?.. Так решилась моя судьба.
Отец сказал, что в его эскадрилье служит отличный парень, который окончил Харьковский авиаинститут и стал классным инженером. Дескать, давай с ним посоветуемся. Мы встретились, поговорили, и меня убедили поступать в Харьков.
— Для вас это было важно?
— Очень! Мечтал когда-нибудь полететь на самолете, который сам построю. Допустим, на Ли-2 или на Ли-204…
Но так вышло, что получил специальность ракетчика, занимался жидкостными реактивными двигателями и после института попал по распределению в Саров.
— Он же — Арзамас-16.
— Да, самый закрытый город Советского Союза, где создавалась наша атомная бомба.
— Никита Хрущев обещал построить коммунизм к 1980 году, а для вас он наступил в 1983-м.
— Так и есть! Правда, осознал я это не сразу. Ведь что такое коммунизм в упрощенном понимании? Возможность иметь интересную работу и получать достойную зарплату, позволяющую не думать, как свести концы с концами. В этом смысле Никита Сергеевич меня не обманул.
— А сколько вам платили?
— На двоих с женой — рублей 400. Обычная молодая семья за стенами Арзамаса-16 имела раза в полтора меньше.
— С Мариной Анатольевной вы познакомились уже в Сарове?
— Да. Жена родом из Тулы, окончила там местный политех, получила направление в ядерный центр, занималась роботами, станками с ЧПУ, автоматикой.
Саров и Дивеево — места удивительные! С одной стороны, щит Родины, с другой — важнейшие православные святыни. Счастлив, что участвовал в их втором рождении.
По происхождению я ведь советский человек, воспитывался в атеистической среде и к вере пришел не сразу. Более того, в конце 1980-х даже возглавлял комитет комсомола ВНИИ экспериментальной физики…
Процесс переоценки протекал незаметно, постепенно. Когда стал первым заместителем председателя городской думы Сарова, занялся программами развития. Мне было ясно: кроме образовательной и научной у города есть духовная и паломническая составляющие. Мы приняли план возрождения, который я продолжал курировать и на посту министра строительства Нижегородской области.
Мы с сестрами монастыря восстановили Святую канавку в Дивееве. Ее же полностью утратили! Искали по летописям, где проходила, какие размеры имела… Пришлось решать массу организационных вопросов, людей ведь надо было переселить, дать им жилье. Копали канавку девицы, монашки и послушницы — так положено, а руководить процессом разрешалось мужчинам. Вот мы с владыкой отцом Георгием этим и занимались.
— Вы когда крестились, Валерий Игоревич?
— Кажется, в 1997-м. В самой обычной церкви в Туле. Вместе с детьми поехали навестить родителей жены, и свекор отвел нас к батюшке, жившему по соседству. Все прошло тихо, спокойно, без помпы.
Мы с Мариной крестились в один день. А десять лет назад обвенчались…
— Слышал, вы удивительным образом построили себе дом в Сарове?
— Да, стоит рассказать эту историю. Мы организовали первый ипотечный проект в современной России. Правда, для этого требовалось оформить отвод земельного участка, на что местные депутаты не давали нам согласия. Аргументация выдвигалась такая: если вы построитесь, то будете жить лучше других и создадите дестабилизацию в городе. Говорилось на полном серьезе! Обычным людям полагались квартиры, а дома — привилегированным. Действительно, в Сарове коттеджи занимали большие ученые, академики.
И знаете, что мы сделали? В соседнем Дивеевском районе договорились о выделении нам квадратного километра земли, примыкающей к городской черте, затем получили согласие директора Ядерного центра на то, что сами, за свой счет, оборудуем контрольно-следовую полосу. Ведь Саров по периметру окружала настоящая граница — со сторожевыми вышками, четырьмя барьерами и вспаханной землей между заборами из колючей проволоки…
В это сложно поверить, но мы построили! Собрали команду из энтузиастов, все лето валили лес, резали бревна на заграждения, таскали их вручную, поскольку техника не проходила. Кто-то лил бетонные столбы в гаражах, потом привозил на собственных прицепах. Работали как корчагинцы!
В итоге передвинули границу Сарова, по сути, подарили городу кусок территории. Думаю, это первый и последний случай в российской истории.
Поэтому, когда мне сегодня говорят о каких-то препятствиях, ссылаются на якобы объективные причины, мешающие решить проблему, даже слушать не хочу. Мы перенесли границу построенного Лаврентием Берией города, который до сих пор остается самым закрытым и секретным! О чем тут еще говорить?
И потом в моей жизни было несколько схожих ситуаций.
Необходимое оборудование для станций тоже не изготавливалось, промышленных строителей попросту не осталось, все пришлось восстанавливать с нуля.
За десять лет Росатом выкупил старые заводы, полностью их переоснастил, ликвидировав монополистов как класс. Даже корпус реактора стало возможно заказывать двум заводам, выбирая, какой лучше. Это позволило сбросить цены на строительство, оборудование в разы! Сейчас одновременно проектируется и строится более 30 атомных блоков в России и за рубежом — от Индии и Турции до Египта и Венгрии.
— В Росатом вас позвал Сергей Кириенко, нынешний первый замглавы президентской администрации. Полагаю, вы знакомы с момента, когда он был первым секретарем Горьковского обкома ВЛКСМ?
— Я постарше, на том этапе мы не пересекались. Плотно взаимодействовать начали уже в Нижнем Новгороде. Сергей Владиленович был полпредом президента в ПФО — Приволжском округе — и пригласил меня главным федеральным инспектором. А потом — в Росатом. До того я успел поработать с тремя нижегородскими губернаторами, при Иване Склярове и Геннадии Ходыреве был министром строительства областного правительства, потом стал замом Валерия Шанцева.
— Вы ведь отвечали за большой участок?
— Даже сказал бы — за огромный. Всю инженерную службу, энергетику, ЖКХ, строительство, архитектуру, связь.
— И ушли на должность директора проектного института, где работало 700 человек. Понижение?
— Никак нет. Валерий Павлинович не хотел отпускать, я был одной из ключевых фигур в правительстве области. Но мне предложили решить амбициозную задачу: создать первый в России инжиниринговый холдинг по проектированию атомных станций. Нашей команде удалось собрать вместе 20 компаний, у которых сегодня инвестиционный портфель — под сотню миллиардов долларов.
Понятно, что на результат трудилось огромное количество людей, начиная с Владимира Путина и членов правительства, но, надеюсь, и я внес вклад в общую копилку.
— С президентом когда познакомились?
— Первый объект, который сдавал Владимиру Владимировичу, — храм Серафима Саровского в Сарове. Восстановили его за шесть месяцев. Президент приезжал на открытие в 2003 году. Тогда мы не общались, я был министром областного правительства и вместе с коллегами встречал главу государства.
Через семь лет, в 2010-м, Владимир Путин прилетал на пуск Ростовской АЭС и в тот же день вручил мне орден Почета. Главную роль, конечно, сыграл гендиректор Росатома Сергей Кириенко, а в целом это был результат слаженной командной работы. Потом я не раз присутствовал на мероприятиях с участием президента, но личный разговор состоялся уже во время назначения врио губернатора Сахалинской области, когда Владимир Владимирович объяснил стоящие передо мной задачи.
Наверное, опять скажете, что игра на понижение? С позиции главы компании, занимающей первое место на мировом рынке в атомной энергетике, уехал на Сахалин, где живет всего-то полмиллиона человек?
— Есть и еще коллизия: в прошлом году вы заработали 90 миллионов рублей. Здесь вам столько не заплатят.
— Да, мой сегодняшний доход раз в десять меньше.
— Тут вы должны добавить, что не все в жизни решают деньги…
— Но ведь это чистая правда!
— Спросите об этом у членов списка Forbes. Они не останавливаются на достигнутом, почему-то продолжают собирать.
— Вот это как раз понятно. Для бизнесменов деньги — инструмент. Они тратят в основном не на потребление, а вкладывают в развитие и воспроизводство.
А мне на что копить? По утрам ем овсяную кашу, в обед предпочитаю борщ, ношу обычный деловой костюм и часы Apple Watch, позволяющие следить за параметрами здоровья, считать пройденные шаги, видеть погоду, читать сообщения, почту и звонки. Очень удобно и функционально. Купил эти часы несколько лет назад и менять их не собираюсь.
— В декларации вы указали два автоприцепа, но не очень понятно, к чему их цеплять: транспортных средств за вами не числится.
— Лодочные прицепы нужны, чтобы возить на них моторку, спускать на воду. Пока жил в Нижнем, любил порыбачить на Волге. Давно этим не занимался, но прицепы остались.
О варягах, транспортной блокаде, лучшей медицине, ядерных могильниках и громадье планов
— Читал ваши интервью, где называете Сахалин островом сокровищ, райским уголком, но ведь факт, что после посадки одного вашего предшественника и скоропостижного отъезда на родину, во Владивосток, второго сюда два месяца не могли найти добровольца. Вы раньше тут не были и спокойно прожили 58 лет.
— Принципиально не обсуждаю коллег. Прошлое принадлежит истории, его никуда не денешь. Важно дорожить победами и извлекать уроки из неудач. Но это не повод, чтобы не любить Родину. От Калининграда до Сахалина.
Привык всю жизнь находиться в движении, работать, решать поставленные задачи. Когда строил Ростовскую АЭС, там возникли серьезные проблемы. Приехало начальство из Росатома, чтобы уволить директора. Я возражал, защищал подчиненного. Тогда мне сказали: "Ладно, с этого момента ты отвечаешь за все". И я на два года остался в Волгодонске, сам вел строительство. Пока не закончил.
Был там и другой случай. Впервые приехав в Волгодонск, пошел знакомиться с мэром. Градоначальник скептически взглянул на меня и спросил: "А ты сюда надолго? Мне нужен руководитель, который не в туфлях ходит, а в сапогах". Ответил ему: "Так я и есть в сапогах". Мы до сих пор тот эпизод вспоминаем со смехом.
— Но как стать хозяином в чужом доме?
— Не в чужом! Даже близко нет таких мыслей или отношения! Здесь все мое. Несу персональную ответственность за любые решения, которые принимаю, а продиктованы они желанием изменить Сахалин к лучшему.
Знаете, что придает уверенности? Когда занимаешься реальными проблемами региона, не можешь оставаться в нем чужаком.
Да, раньше я не жил на Сахалине, но за десять месяцев, кажется, сделал для него не меньше, чем иные островитяне за всю жизнь. Скажем, в сентябре мы сняли транспортную блокаду. Сюда ведь очень трудно добраться — что по морю, что по воздуху. Билетов вечно нет, они раскуплены на несколько месяцев вперед.
Чтобы в августе вернуть людей из отпуска, мы зафрахтовали несколько самолетов, оплатили чартеры. Но это не решение вопроса, а затыкание дыр. Договорились с "Аэрофлотом", что авиакомпания возобновит регулярные рейсы в Южно-Сахалинск, объем летних перевозок увеличится в полтора раза.
Плюс организовали три новых маршрута по области. Точнее, они раньше были, потом их отменили, а мы восстановили. И это не конец. Уже начали проектировать современную взлетно-посадочную полосу (ВПП) в областном центре, которая не будет бояться сейсмических нагрузок. Аэропорт должен стать всепогодным, с навигацией, как в Москве. С самой современной. Строим новую ВПП в Охе, запланировали такую же на Парамушире. На Шикотане выбрали место, сейчас занялись поиском ресурсов. Если федеральный центр не поддержит, сами найдем средства.
По морскому сообщению тоже есть подвижки. Два парома, которые "зависли" на амурских судоверфях, в 2021 году будут спущены на воду, и перевозки удвоятся. Еще два судна ледового класса станут ходить на Курилы. Вдобавок к тому единственному, которое есть сейчас.
Наверное, уже слышали, что РЖД заложили в инвестпрограмму строительство моста Селихин — Ныш через пролив Невельского.
За сезон "перешили" значительный участок островной железной дороги, перешли с японской узкоколейки на российский стандарт. И людей на это время не оставили без транспортного сообщения. Поезд шел до определенной станции, где пассажиры пересаживались на автобусы и ехали дальше.
Я ставил задачу, чтобы люди не почувствовали большого дискомфорта, когда железная дорога остановится. И все прошло штатно, мирно.
— Много успели посмотреть на острове?
— Объехал все муниципальные образования, некоторые не по одному разу. Посетил каждую больницу, почти все школы и поликлиники…
А вы говорите: варяг… Для меня это вопрос не географии, а психологии. Один может долго жить в новом для себя месте и оставаться пришлым, а другой через день после приезда превращается в родного.
— Но тут-то менталитет островной, особенный.
— Наверное, нет смысла вспоминать Сахалин времен Чехова, когда сюда ссылали каторжан.
Возьмем советский период. Комсомольские стройки, молодость, задор, романтика с гитарой у костра, вахты, передовики, хорошие заработки… Торопились все разведать, добыть, дать стране угля, газа, нефти. На быт особого внимания не обращали, все было временным — дороги, жилье, объекты соцкультбыта.
Но бесконечно так жить нельзя, наступил период, когда времянки обветшали. Вчерашние комсомольцы-добровольцы уже превратились в пенсионеров, а жизнь их осталась на прежнем уровне. Это неправильно.
В России 60 процентов дорог покрыто асфальтом, а на Сахалине — 30. На Большой земле население в ряде регионов обеспечено газом на 80 и выше процентов, в среднем по стране — на 60, а здесь — на 14.
Как сахалинцы могут к этому относиться? Отрицательно. На острове ежегодно добывается природных ресурсов на 15 миллиардов долларов, при этом жизненный уровень островитян весьма невысок.
Зато лидируем по смертности от онкологических заболеваний. Официально зарегистрированного аварийного жилья — почти десять процентов от общего количества. Землетрясение в Нефтегорске случилось в 1995 году, а разрушенные дома до сих пор стоят.
— Могу продолжить. Рядом с вами, на расстоянии прямой видимости, находится Япония, чуть подальше — Южная Корея, Китай. Высокотехнологичные и мощные экономики. А тут от областного центра на 15 километров отъезжаешь — и все, цивилизация кончилась, нет элементарной мобильной связи.
— Правильно говорите, только не надо нас сравнивать с Японией или Кореей. Пока не надо. Давайте ориентироваться на Москву, Петербург, Казань, поскольку это наша страна.
Хотя сейчас вот проектируем медицинский диагностический центр, и я ставлю задачу брать за образцы самые продвинутые японские клиники, чтобы превзойти их. Фантазии? Нет. Техническая оснащенность у нас уже на уровне передовых европейских стран, затраты на здравоохранение в пересчете на душу населения в этом году здесь выше, чем в Москве.
Логично спросить: почему же лечат хуже, чем в Японии, Южной Корее или Израиле? Надо правильно управлять процессом, грамотно его организовывать. Система дает сбой. Для начала решили провести 100-процентную диспансеризацию, но и она пока идет тяжело. Встречался с врачами, обсуждал. Механизм не отлажен, тем не менее обязательно выйдем на международный стандарт лечения. Для этого есть и ресурсы, и политическая воля. Да, деньги в бюджете у нас не бесконечные, но на здоровье ничего не жалко.
— Людям уже столько наобещали, что они к любым словам относятся со скепсисом. Зато несколько раз слышал здесь, на острове, разговоры, что не зря Лимаренко работал в Росатоме, не иначе на Сахалине собираются соорудить могильники для ядерных отходов. Вам и во время избирательной кампании вопрос задавали, вы ушли от прямого ответа, породив дополнительные сомнения.
— Давайте повторю четко и определенно: не будет здесь никаких захоронений. И атомных станций тоже не будет. Для этого хватит одной причины: тут высокая сейсмичность. Я руководил ведущими проектными институтами и могу ответственно заявить: на таких территориях запрещено сооружать объекты атомной энергетики. Слишком велик риск. Знаю, откуда берутся слухи, моим оппонентам нужно было перед выборами чем-то подогреть, взбудоражить электорат. Политическая борьба во всей красе.
К счастью, это в прошлом. Тема закрыта.
— Масштаб проблем, с которыми столкнулись здесь, совпал с ожиданиями?
— Я ничего особо не ждал. Руководство страны поставило задачу вывести регион в лидеры на Дальнем Востоке, я воспринял это как высокое доверие и возможность реализоваться в новом качестве.
Кое-что, конечно, удивило. Уже говорил вам об этом. Количество аварийного жилья, состояние дорог, низкий уровень газификации. Понял, почему люди возмущены и так ревностно относятся к тому, что деньги забирали из региона. С другой стороны, даже то, что оставляли, не тратилось.
Мы с командой сформировали программу на ближайшие три года. Я сразу объявил: тот, кто уложится быстрее, будет героем. Ведь конкурсная процедура многоэтапная, может растянуться надолго. Скажем, чтобы построить школу, надо провести тендеры на изыскания, проектирование, строительство... И так далее. В этой каше легко увязнуть и на год, и на полтора. Резиновая ситуация, патовая.
Мы сделали по-другому. Провели конкурсы на три года вперед, и на весь срок можно заключать контракты. Значит, новый календарный год начнется не с конкурса, а со стройки. Сможем идти вперед, создавая задел. По ресурсам тоже говорю: ребята, смело тратьте деньги 2020–2021 годов.
И народ зашевелился.
Благо, документация была заблаговременно подготовлена. У других ее нет, стараются быстро все оформить.
Ставлю задачу войти в кредиторские обязательства к поставщикам услуг, чтобы мы были должны, а не наоборот. Это нормально. Гораздо хуже, когда ресурсы есть, а ничего не строится. Стараемся перевернуть ситуацию, не давая деньгам лежать без дела.
Программу капитального строительства уже увеличили вдвое, законтрактовали проектирование. Это только пять процентов от стоимости. Понимаете? Если есть проект, можно двигаться вперед. Поэтому сразу проектируем 65 объектов здравоохранения, 72 — спортивных, 48 — культуры…
Собираемся наступать по всем фронтам.
О сроках, корнях, доме, бане, черте бедности, Чехове, часах и "Косатке"
— Вы сказали, что приехали сюда на 17 лет. Не погорячились, Валерий Игоревич?
— Моя жизнь состоит из продолжительных циклов. Так получилось. Два десятилетия прожил на Украине. Потом 17 лет отработал в Сарове, после чего на примерно такой же временной отрезок перебрался в Нижний Новгород и уже оттуда мотался по миру. Последние несколько лет больше времени проводил в Москве. Теперь вот Южно-Сахалинск.
Я человек православный, не могу ничего утверждать заранее, загадывать. Как говорится, хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах. С другой стороны, я никогда не метался, не скакал с места на место. Куда Господь направлял, там и трудился. Надеюсь, мне удалось оставить добрую память о себе и в Сарове, и в Нижнем. Постараюсь, чтобы так было и на Сахалине.
— Но корни-то здесь пускать не торопитесь, семью не перевозите.
— Объясню. Сыновья — их трое — взрослые, самостоятельные люди. Ребята пошли по стопам родителей, работают в атомной отрасли.
Марина Анатольевна по-прежнему в Нижнем. Почему не переезжает сюда? Кто-то должен ухаживать за пожилыми родителями. Им уже за 80 лет, моя мама давно инвалид, свекор после инсульта. Кроме того, у нас четверо внуков. Марина обеспечивает мощный тыл, чтобы все было гармонично. И кстати, регулярно прилетает ко мне на Сахалин.
Теперь по поводу корней. Уже говорил: в каждом городе, где жил подолгу, обязательно строил дом. В Сарове, в Нижнем, в Подмосковье…
И здесь построю. Пока не выбрал место. Полагаюсь на внутреннее чутье. Должен увидеть, ощутить, где именно хочу жить. Знакомый архитектор, который давно со мной работает, поможет с проектом. Хотя я всегда сам рисую планировку дома, определяю, где и что должно находиться, а профессионал потом уже решает инженерные задачи, думает над внешним обликом. Я и первый дом делал сам. Конечно, из-за неопытности совершил определенные ошибки, в будущем старался их не повторять.
Обязательно строю летнюю кухню.
Еще одно непременное требование — баня. На дровах. В Москве по субботам в восемь утра парился, а потом отправлялся на рынок. Ходил между рядами, пробовал, выбирал… Продавцы меня уже знали.
— А что за баня спозаранку? То ли дело вечером — с пивом или чем-нибудь покрепче.
— Нет, париться надо при дневном свете. Это правильно. В бане всегда делаю окна, даже в парилке, чтобы можно было проветрить. Утро субботы — лучший вариант для спокойного отдыха. По воскресеньям часто уезжал в командировку, готовился к новой неделе, а накануне можно никуда не спешить, расслабиться. Всегда сам собираю и заготавливаю травы, потом сушу в мешках в сарае. И веники у меня свои. Правда, в этом году было не до них, но попросил знакомых ребят в Нижнем, они и для меня запасли.
Для меня баня — часть культуры, специальная процедура, обряд. Без этого не могу и неделю прожить. Сначала замачиваю веник — и не какой попало, а дубовый. Потом запариваю, разгоняю пар, добавляю соль. Плюс разные травы. Ромашка, тысячелистник, полынь... Для аромата заливаю кипятком несколько ветвей казачьего можжевельника, чай завариваю с мятой, с облепихой…
— Банные традиции достались вам по наследству?
— Пожалуй, нет, в нашем роду первым увлекся этим всерьез.
— Кстати, про род. Знаете значение слова "лымарь", Валерий Игоревич?
— Интересовался. Человек, который делает конскую сбрую. Мастеровая фамилия.
— У Владимира Даля, Казака Луганского, есть и другое определение: рослый, высокий, видный.
— Честно говоря, не особо углублялся в этимологию или генеалогию. Времени никогда не оставалось на что-то постороннее, праздное. Всегда занимался конкретными делами. Задумал — реализовал.
Собственно, и сейчас ничего не поменялось. Скажу еще несколько слов по существу.
Если обратили внимание, мы подняли минимальный уровень пенсии на Сахалине до 15 тысяч рублей в месяц. Когда увидел, что 47 тысяч человек живут за чертой бедности, среди них — 17 тысяч пенсионеров, сразу подумал, что так быть не может.
Несколько месяцев искал решение, в итоге мы посчитали, взвесили, обсудили с депутатами и подняли минимальную сумму. Убежден — ни один пенсионер не должен бедствовать. Раз уж государство провело черту, она не для стариков.
— У Антона Чехова есть фраза: "В голове и на бумаге ничего, кроме Сахалина". Чем не девиз для губернатора?
— Да, это из его исследования об острове, написанного в 1891 году…
Если разобраться, последние десять месяцев именно так и делаю: для меня нет ничего, кроме Сахалина и его жителей.
— Тем не менее на часах в вашем кабинете стоит московское время.
— Это на вторых московское. А на первых — местное. Видите? И те, и другие часы постоянно в поле зрения. Все логично. Многие вопросы решаются в Москве. Когда в столице наступает восемь утра, беру трубку и смело звоню тем, кто мне нужен. У нас-то в этот момент уже четыре часа дня…
— А вам неурочные звонки поступают?
— Вообще не проблема! Те, с кем постоянно на связи, — сотрудники администрации президента, федеральные министры, руководители ведомств — не станут беспокоить среди ночи без острой нужды. Если же возникла жесткая ситуация, у губернатора рабочий день ненормированный, звонить можно круглые сутки.
— В чем ваши амбиции, Валерий Игоревич?
— Не нравится мне это слово. Гадкое какое-то, от него веет гордыней, что страшный грех. Предпочитаю говорить о задачах. Главная — совершить качественный прорыв, сделав Сахалин самым сильным, лучшим регионом Дальнего Востока.
Можно ли добиться результата за пять-десять лет? Ни на йоту не сомневаюсь. Германия после Второй мировой восстала из руин, но мы-то начинаем не с нуля. Если сделать процесс необратимым, в короткие сроки возможно выровнять ось по всем параметрам.
Да, без поддержки федерального центра, президента и правительства это не получится, но как член команды ориентируюсь только на положительный результат. Меня так учили: ставить максимальную планку. Всегда и во всем.
Нельзя же без конца оглядываться на соседей — Японию, Китай и Сингапур, надо и самим пример подавать.
— И когда можно будет прокатиться на водороде?
— Рассчитываю, что через несколько лет. Это должно произойти при мне, при моем управлении.
— Готовы клятвенно пообещать?
— Вы же, наверное, читали Евангелие, знаете Библию. Там никто клятв не дает. Запрещено. Как сказал, так и есть. И вообще: произнесенное слово слабее, чем дело. Не нужно ни обещать, ни клясться, ни в чем-то убеждать. Надо работать. В этом и есть суть.
Тот, кто разделяет взгляды, присоединится и поучаствует.
Говорю предельно откровенно. В моей жизни иного опыта не было. Лишь позитивный. Всегда добивался целей, которые ставил. Был период, наша компания развивалась за счет поглощения других. Одной, второй, третьей... Все происходило мирно, согласованно. Меня спрашивали: как вам удается? Отвечал: "Необходимо вовлекать людей в общее дело, работать с ними заодно". Понятно, что за десять месяцев пуд соли не съешь, но сплотить команду, на мой взгляд, удалось. Несколько человек, которые не смогли вписаться в коллектив, ушли сами либо я попросил их освободить кабинеты. Зато оставшиеся работают сообща.
— Много нижегородцев перетянули на остров?
— Считаные единицы. Ориентируюсь на местные кадры. Зачем менять тех, кто хорошо справляется?
Надо дать человеку раскрыться, создать условия. У многих потенциал выше, чем тот, который они демонстрируют. Задача руководителя — раскрепостить подчиненных, избавить от внутренних барьеров. Каждый должен поверить в себя и в то, что Сахалин может и должен стать лучше.
Когда в конце лета запускали новые поезда РА-3, возник вопрос о названии. В РЖД предложили дополнить "птичью" серию. Мол, уже есть "Сапсан", "Ласточка" и "Стриж". А я сказал: "Давайте проведем конкурс среди жителей Сахалинской области, пусть сами выберут название, ассоциирующееся с регионом. Например, "Сивуч", "Косатка" или "Медведь". Потом эти поезда поедут по всей России, и люди, встречая их, будут знать: ага, впервые они встали на рельсы на Сахалине.
Чем не поворот?
Южно-Сахалинск — Москва