О марш-броске, переезде в Сити, коррупции, Улюкаеве и мотивации
— Пока лето далеко не ушло, давайте, Максим Станиславович, вспомним, как на его макушке вы ударили автопробегом по бездорожью и разгильдяйству.
— Да, проехал за рулем от Москвы до Тольятти. Очень доволен, интересная история получилась.
— Чья идея?
— Можно сказать, ее реализацию простимулировал Дмитрий Медведев. В правительстве шла дискуссия о реконструкции трассы М7 "Волга" и строительстве новой платной дороги Москва — Казань. Дмитрий Анатольевич дал мне поручение более глубоко погрузиться в тему, поскольку ведомства имели разные точки зрения. А я давно хотел провести совещание по моногородам в Тольятти — знаковом для российской промышленности месте. И все начало складываться. Возникла мысль посмотреть М7, а затем своим ходом отправиться на форум, оценив заодно и региональные дороги. Так все и сложилось…
Понятно, если уж ехать в столицу российского автопрома, то на машине, сделанной на "АвтоВАЗе". Мне предложили взять Lada XRAY.
— Сколько прошли километров?
— Примерно 1300. Мы слегка отклонялись от маршрута, заезжали в Татарстане в моногород Зеленодольск, в Чебоксары. Дорога заняла три дня.
Результатом поездки стал большой объем информации. Картинка, сформированная в сухих отчетах и цифрах, теперь четко ассоциируется с действительностью, с которой столкнулся в пути.
Уже знаю, как выглядит пробка в Балашихе, понимаю, почему нужно строить объездную дорогу в Покрове, лично удостоверился, что от Владимира до Нижнего Новгорода трасса хорошая, а потом идет проблематичное сужение — местами до двух полос
И региональные дороги тоже очень разные. Скажем, участок от Казани до Самары можно разделить на три условных отрезка. Тот, что идет по Татарстану, заслуживает пятерки с минусом, самарская часть — четверки, а вот ульяновская — твердой двойки. Там нет ни одного крупного населенного пункта. Понятно, что местные власти, развивая областную дорожную сеть, думают в первую очередь о больших городах, а кусок межрегиональной трассы, интересный соседним областям, остается без внимания. Мы с Минтрансом уже обсуждали конкретно этот проблемный участок под Старой Бесовкой.
— Хорошее название. Вы там чуть не потеряли колесо?
— Да. Местами дорога в ужасном состоянии, сразу видно: за последние 20–30 лет ее ни разу не ремонтировали. Ямы, ухабы…
— Это ваш первый опыт столь длинных вояжей?
— Ну, сесть за руль я люблю. Когда появляется возможность, с удовольствием это делаю. Недавно в Ивановскую область ездил, но чтобы более 1000 километров за три дня — такого уже давно не было.
— Техничка за вами шла?
— Никакого сопровождения. Тем более что Lada XRAY показала себя отлично. Даже на бездорожье, о котором уже рассказывал. Машина вполне соответствует своей ценовой категории.
— А вы на чем обычно ездите, кстати?
— Служебная BMW осталась от моего предшественника на посту министра, ее не менял. Дома у нас есть купленный в 2014 году Range Rover Evoque, но им чаще управляет жена. У меня времени не хватает. Катя была со мной и в поездке в Тольятти. Время от времени порывалась занять водительское место и в итоге порулила немного.
— Когда стало известно о вашем автопробеге, сразу пошли комментарии: где-то уже было такое. Владимир Путин в 2010-м рулил "Ладой Калиной" от Хабаровска до Читы.
— Уверен, что, лично проехав по трассе как водитель, Владимир Владимирович тогда наглядно показал чиновникам: чтобы понимать, для кого работаешь, надо выходить из кабинетов, смотреть, как живут люди, находить решения непосредственно на месте.
— Однако некоторые заговорили о президентских амбициях Орешкина.
— Напомню, что в 2010-м главой государства был Дмитрий Медведев…
Да, коллеги предупреждали меня, что найдутся желающие поспекулировать на теме. Но тут необходимо выбрать: или постоянно думать, кто и что о тебе скажет, беспокоиться о собственном имидже, или все-таки решать поставленные перед тобой реальные задачи, помогать людям, обсуждая вместе с ними, как добиться нужного результата. Мне второй подход ближе, его и придерживаюсь.
Что касается Тольятти, уже сказал: не мог я приехать туда на машине любой другой марки. Это было бы неправильно. К слову, у моего отца долго бегала "копейка" цвета охра, на ней я учился водить, а во время учебы в Высшей школе экономики купил 99-ю модель. Брал подержанную, с пробегом под 100 тысяч километров. Стоила тысячи четыре долларов. Для начала нулевых не так и мало.
— Вы мастерски съехали с темы, не ответив на вопрос.
— Послушайте, я не единственный федеральный чиновник, который путешествует по России за рулем. В те же выходные, когда я направлялся в Тольятти, Константин Носков, министр цифрового развития и связи, на мотоцикле поехал в Великий Новгород к губернатору Андрею Никитину.
Я активно веду социальные сети, поэтому моя поездка привлекла больше внимания. Вот, собственно, и все объяснение.
— К теме ваших президентских амбиций — реальных или приписываемых — мы еще вернемся, а пока расскажите, как вам живется в Сити, Максим Станиславович?
— Очень хорошо. Такое качественное изменение среды во многом перекликается с тем, что было в 2013 году, когда я пришел директором департамента в Министерство финансов. Первый мой кабинет находился на полуторном этаже, и, если посмотреть в окно, взгляд через четыре метра упирался в стену. Солнца вообще не видел. Только внутренний двор-колодец.
При этом мои подчиненные были разбросаны по зданию, часть людей сидела в одном месте, часть — в другом. Постарался сделать так, чтобы собрать всех вместе. В 2015 году получилось. В одном из помещений Минфина сделали ремонт, туда никто не хотел уходить, поскольку это не в главном здании, чуть в стороне. А мы согласились. Меня отговаривали: что ты делаешь, зачем съезжаешь, ведь будешь далеко от министра…
Зато мы оказались на шестом этаже, где из окон был виден закат. Хоть каждый вечер садись и любуйся.
— В Москве часто пасмурно.
— Даже облака и тучи лучше глухой стены. И знаете, вскоре департамент заработал эффективнее. Все имеет значение, нет мелочей. Когда люди сидят вместе, рядом, коллектив сближается. Условия работы для сотрудников — один из важных вопросов.
Такая же история произошла и в Минэке, мы из трех зданий съехались в одно, что очень здорово, круто.
Впервые идею гипотетически стали обсуждать в начале 2017-го, через несколько месяцев после того, как я стал министром. Весь год прорабатывали тему, в декабре было приобретено здание, ремонт стартовал в 2018-м, за год его завершили. Мы перебрались в Сити в апреле.
— Вы покупали высотку вскладчину? Тут же еще два министерства прописались — Минпром и Минсвязи.
— Здесь и Росаккредитация, и некоторые другие ведомства… Финансовая модель проста: мы освободили много зданий, сейчас передаем их в казну, переводим на баланс "Дом.рф", который выступает нашим агентом и будет продавать недвижимость. Вырученных средств хватит, чтобы покрыть стоимость высотки в Сити. Важно понимать: здание новое, со свежим ремонтом, и на его содержание мы будем тратить заметно меньше, чем раньше. Госструктуры, переехавшие сюда, прежде занимали около 130 тысяч квадратных метров, а теперь разместятся в 70 тысячах.
Мы, Минэк, практически в два раза, даже больше, сократили объем площадей. Теперь у нас по 12 квадратных метров на каждого человека.
— Не маловато?
— По требованиям — 9–10 метров на сотрудника.
Мой кабинет на 40-м этаже. Самый высокий, 41-й, отдан под общественную зону, которую три министерства и наши службы могут использовать в равной степени. Там большой ситуационный центр, зал коллегии, другие рабочие зоны. На самом деле, это тоже вопрос эффективности. У многих министерств такие помещения простаивают более 90 процентов времени, мы же через совместное использование коэффициент кардинально улучшили.
Объединили и обслуживающие здание службы. Смотрим, какие функции еще можно оптимизировать. Полностью отказались от закупки оргтехники, перешли на сервисную модель. Приобретаем услугу, скажем, наличие компьютера на рабочем месте, платим определенную сумму за аренду. И принтеры не покупаем, оплачиваем количество распечатанных копий. У нас есть полная статистика, кто и сколько печатает. Расходы сократились минимум в два раза. Потому что теперь полная прозрачность.
Весь документооборот безбумажный, переписка электронная.
— Вы первый министр, у которого вижу так мало телефонов на столе.
— Да, три. Две прямые линии и селектор. Этого достаточно…
— В прежнем кабинете на Триумфальной площади наверняка было больше?
— Вообще ужас! Штук 15. Поначалу по полминуты тратил, пытаясь понять, какой из аппаратов звонит. В старом здании нельзя было по-другому, а тут все современное.
Это позволило применить передовые технологические решения. Даже с телефонами.
— И стол у вас любопытный. Работаете стоя?
— По-разному, стол разноуровневый. Поверхность поднимается и опускается. Могу встать или присесть. Время от времени лучше менять позу, чтобы не так утомляться. Рабочий день ведь длинный…
— А из вашего окна площадь Красная видна?
— Де-факто ее заслоняют другие высотки. Зато как на ладони Белый дом, здание МГУ, Парк Победы, юго-запад Москвы. Кстати, шесть лет назад я работал в "ВТБ Капитале" и сидел в соседней башне.
— Возвращение на круги своя.
— Повторение позитивного опыта.
— Но от перемены мест сумма не меняется.
— Не в нашем случае. Мы посчитали: из-за того что сидели в трех зданиях, сотрудники теряли столько времени на перемещения между ними, что один департамент, по сути, отсутствовал на работе календарный год. Вот сколько мы сэкономили за счет переезда!
— Я о том, что новые декорации ничего не меняют по сути. Это не поможет росту экономики России, ради чего ваше ведомство и существует. Знаете, как шутят ваши недоброжелатели: министерство есть, а развития нет.
— Шутка поверхностная и несправедливая. Напомню, что в прошлом году экономический рост составил более 2 процентов. До этого, в 2017-м, был 1,8 процента. Понятно, это немного…
— "Бег на месте — общеукрепляющий". Владимир Семенович Высоцкий.
— Готов отвечать за тот период, который провел в Минэке, а министром я работаю не так давно, да и время это совпало с мировым кризисом, санкционным давлением. Многие процессы, которые сейчас "перезагружаем", имеют большую инерцию. Сразу результат увидеть сложно, тем более чтобы он стал реально ощутим для миллионов наших граждан.
— Ваши коллеги-оппоненты, скажем, Сергей Гуриев и Андрей Илларионов, говорят, что коррупция — реальный тормоз развития отечественной экономики.
— Соглашусь. Тут и спорить не о чем.
— В процентах коррупционные объемы можно измерить?
— У меня нет такой оценки, да и вряд ли кто-то понимает, как ее сделать. Это категория условная. Зато точно знаю, что в Минэке была негативная история до моего прихода.
— Вы об Алексее Улюкаеве?
— Сейчас не о нем персонально. Имели место неприятные инциденты. Не хочу вдаваться в детали, тем более, вся информация есть у правоохранительных органов.
— Занимались зачисткой рядов?
— Разумеется. Я пришел в министерство 30 ноября 2016 года, а дела, о которых говорю, более раннего периода. Что скрывать: в Минэке были факты правонарушений. Пришлось вычищать. Сейчас такого нет. И надеюсь, не будет впредь.
Борьба с коррупцией идет. Вижу в правительстве много честных, открытых людей, объявивших войну этому злу
Сейчас происходят серьезные структурные изменения, связано это в том числе со сменой губернаторского корпуса. Ребята, которых знаю лично и кому абсолютно доверяю, наводят порядок в регионах: Андрей Никитин — в Великом Новгороде, Глеб Никитин — в Нижнем, Стас Воскресенский — в Иваново, Антон Алиханов — в Калининграде, Максим Решетников — в Перми, Саша Цыбульский — в Ненецком автономном округе… Могу и дальше перечислять. На мой взгляд, это тектоническое изменение, которое тоже скажется на экономическом росте. Конечно, в плюс.
Новая команда губернаторов обладает знаниями, чтобы правильно мотивировать подчиненных, нацеливать на результат, а именно — на рост экономики. В этом смысле конкурс "Лидеры России" себя оправдывает, вписывается в единую цепочку. Повышение качества кадров — крайне важная тема для нашей страны. Не так давно обсуждал ее с главой Сбербанка Германом Грефом, который давно говорит о проблемах госуправления. Сошлись с ним, что у нас исторически потеряны качественные управленческие компетенции, их нужно шаг за шагом восстанавливать на всех уровнях. И не только на госслужбе.
— Раз уж коснулись темы, расскажите, как история с вашим предшественником Улюкаевым вписывается в схему борьбы с коррупцией.
— С Алексеем Валентиновичем мы никогда близко не общались, пересекались исключительно по рабочим вопросам, обсуждая макроэкономические прогнозы. Масштаб проблем в Минэке я увидел, лишь оказавшись, как говорится, на хозяйстве.
Главная беда министерства была в том, что серьезно вымылся кадровый потенциал. Это началось после ухода Германа Оскаровича, а движение вниз достигло крайней точки в 2016-м при Алексее Улюкаеве.
— С чем это связано?
— С нездоровой атмосферой в коллективе. Сильные сотрудники либо ушли, либо потеряли мотивацию, что сказалось на эффективности Минэка. Ну и, кроме того, сформированная в эти годы негативная тенденция работы на процесс, а не на результат.
Да, я сильно поменял команду, процесс протекал в том числе на фоне карьерного роста коллег. Три моих зама ушли с повышением: двое стали губернаторами — Цыбульский и Воскресенский, Подгузов возглавил "Почту России". Минэкономразвития еще со времен Грефа — мощный карьерный трамплин.
— Отпускали легко?
— Нельзя удерживать насильно, мешать переходу людей на самостоятельную управленческую работу, иначе неправильная атмосфера гарантирована.
— Нашли адекватную замену?
— Среди топ-менеджеров — да.
Но если смотреть глубже, то кадры — больной вопрос на госслужбе. Деньгами людей точно не соблазнишь. Скажем, уровень зарплат на аналогичной позиции в Центробанке в два раза выше, чем у нас
И по штатной численности сравнение не в пользу Минэка. Макроэкономический департамент министерства состоит из 40 сотрудников. В ЦБ этим занимаются два департамента, где трудятся более 100 человек. Вот и считайте: нагрузка меньше, зарплата выше.
В такой ситуации сложно привлекать профессионалов высокого класса, они отказываются идти к нам, зато некоторые из них потом оказываются в Центробанке. Там нет столь строгих ограничений по зарплате, это не госслужба. Вольготная ситуация получается!
— И какую мотивацию вы можете предложить?
— Только идейную.
— Этим сыт не будешь.
— Можете пообщаться с моими замами, сами убедитесь: перспективы — один из главных стимулов. Здесь получают ценный опыт, достигают более глубокого уровня понимания происходящего, которое невозможно в частном секторе, а главное — своими действиями меняют мир вокруг себя к лучшему.
О длинном рубле, работе на буржуев, Силуанове, Путине, Медведеве и головомойке в Думе
— Вы ведь тоже работать начали в ЦБ, хотя окончили экономический факультет Высшей школы экономики.
— Да, и четыре года занимался в ЦБ экономической статистикой. Все по базовому образованию. Потом ушел в банковский сектор, но в Société Générale и Credit Agricole у меня была схожая позиция. А в "ВТБ Капитале" до перехода в Минфин работал главным экономистом по России, Центральной Европе и Турции. На самом деле, экономисты в инвестиционных банках — очень квалифицированные специалисты, поскольку находятся близко к реальности. Значительная часть их работы — общение с хедж-фондами, людьми, которые управляют большими суммами денег, но ограничены в свободном времени.
Стандартная история: на неделю летишь в Европу, успевая за пять дней посетить шесть столиц и провести 35–40 встреч. За час надо рассказать главе того или иного фонда, что и почему происходит в российской экономике, каковы прогнозы и перспективы. Необходимо излагать коротко и успеть ответить на вопросы. Поверьте, это жесткая история, она заставляет разбираться в деталях. Теоретизировать и философствовать нельзя, нужно говорить четко и внятно, излагая сценарии. Понимание экономического механизма обязательно. Если не чувствуешь этого, быстро выпадаешь из обоймы.
— А почему вы ушли из ЦБ в частный бизнес, Максим Станиславович?
— Честно скажу: из-за денег и отсутствия перспектив дальнейшего карьерного роста. После перехода моя зарплата моментально удвоилось. Даже сейчас помню: в 2006 году получал в ЦБ с премиями около 45 тысяч в месяц. Ушел в Росбанк, где сразу стали платить 90 тысяч рублей, а через шесть месяцев зарплату подняли до 180 тысяч в месяц.
— Погнались, значит, за длинным рублем.
— Не только. Не забывайте, я пришел в ЦБ младшим специалистом, когда мне было 19 лет, а уходил в 23 года с позиции заведующего сектором. Там серьезная иерархия, люди редко взлетают по карьерной лестнице. Понимал: шансы получить следующую должность начальника отдела в ближайшие два-три года малы, дальше быстро вырасти сложно. Поэтому выбрал возможность иного карьерного развития и параллельно решал финансовый вопрос.
— А какой волосатости нужно иметь лапу, чтобы в 19 лет оказаться в ЦБ?
— Дело в том, что студентом я стал в 15. Родился 21 июля 1982-го, в первый класс пошел в шесть лет, всегда учился с ребятами на год старше. В девятнадцать уже закончил 4-й курс института и попал в ЦБ на преддипломную практику. Взяли без зарплаты и каких-либо гарантий последующего трудоустройства. Из Вышки часто зовут молодых специалистов в ЦБ, Минэк, другие ведомства. Тех, кто хорошо зарекомендовал себя, стараются оставить.
Я поработал месяц, предложили стартовую позицию экономиста, кажется, второй категории. Потом получил первую категорию, должность ведущего экономиста, главного экономиста, заведующего сектором... Цепочку прошел за четыре года. Не так уж быстро.
— А родители вашей карьере содействовали?
— Чем? Они были профессорами Московского государственного строительного университета, не имели никакого отношения к финансам или банкам. У папы специализация — металлические конструкции, у мамы — механика грунтов.
Меня оставили в ЦБ после практики не из-за протекции, а по результатам работы. Вот и всё.
Если говорить о родительской помощи, она заключалась в генах и воспитании. Этим — да, помогли. Сколько себя помню в детстве, папу чаще всего видел с книгой. 90-е годы оказали серьезное воздействие на семью. К новым обстоятельствам быстрее адаптировалась мама, она оказалась более гибкой в изменяющейся среде, занялась малым бизнесом, у нее и сейчас есть небольшое издательство, созданное еще тогда. Печатает научную, строительную литературу.
— Кто повлиял на выбор профессии?
— В строители родители точно не тянули, ни к чему не подталкивали. Вот если бы решил поступать в МИСИ, можно было бы говорить о возможной протекции.
— Что-то построить родителям удалось?
— Они, в первую очередь, преподаватели и ученые. Хотя папа, будучи студентом, во время практики строил кирпичные дома у станции метро "Речной вокзал" на Ленинградке.
— Вы ведь жили в тех краях?
— Да, и ходил там в 134-ю школу. Самую обычную, районную. А после девяти классов уже учился при Финансовой академии и на подготовительных курсах Высшей школы экономики. Поступил одновременно и в академию, и в Вышку, в итоге выбрал последнюю. Посчитал, что там качественнее образование, более здоровая среда. И не ошибся.
— Армия вас миновала?
— Я ведь студентом стал в 15 лет, не успев даже получить приписное свидетельство. А после была магистратура, аспирантура... Так и остался рядовым запаса.
— Но министру ведь полагаются погоны? На случай военного положения.
— Это уже секретная информация, не подлежащая разглашению в мирное время. Могу лишь заверить, что с огромным уважением отношусь к военной службе и, если потребуется, не подведу.
— Надеюсь, и не придется… Вы рассказывали, что закордонные буржуи звали вас на работу. На каком этапе?
— Такое случалось дважды. В конце концов, я и работал в западном банке, правда в Москве.
Начинал в Росбанке, который вскоре купил Société Générale, процесс интеграции происходил при мне. Потом перешел в Credit Agricole, это было уже подразделение французского банка.
— Иностранный язык требовался?
— Английский. Со школы знал нормально, в процессе работы подтянул, поскольку главное — практика, общение. Я напрямую подчинялся главе российского представительства Credit Agricole и главе аналитического подразделения в Париже, поэтому между собой мы говорили на английском.
В какой-то момент мне предложили вернуться в другое, не московское подразделение Société Générale и переехать в Монако, чтобы в private banking заниматься богатыми российскими клиентами.
— Солидно.
— Наверное. Но работа скучная и бесперспективная. Ты не меняешь мир вокруг и сам практически не развиваешься.
— Зато Монте-Карло, казино, вино и домино... Отказались без колебаний?
— Думать и взвешивать надо всегда, но "нет" сказал уверенно.
— А по деньгам?
— В принципе, и здесь уже немало получал, изменение не было кардинальным. В первую очередь речь шла о смене места жительства и рабочего функционала.
— Продолжительность контракта?
— Без конкретных временных рамок, перманентный.
— С кем советовались перед окончательным ответом?
— Ни с кем. Всегда ориентируюсь на себя…
В середине 2013-го меня приглашали в лондонский офис Citibank на позицию главного экономиста по Восточной Европе. Параллельно настойчиво звали и в Минфин. В течение полугода приглашал замминистра Алексей Моисеев, с которым мы коротко пересеклись в "ВТБ Капитале". Я пришел туда, а он через две недели ушел в министерство.
— И потянул за собой?
— Через полтора года. Помню, на очередном питерском экономическом форуме Моисеев окончательно уговорил, и я решил, что с сентября 2013-го выхожу на работу в Минфин.
— Чем вас купили?
— Масштабностью стоящих задач.
— Опять спрошу про зарплату.
— По сравнению с тем, что обещали в Лондоне, разница была существенной. Очень. В разы. И не в пользу министерства, конечно. Но дело не только в деньгах, для меня было принципиально важно, чем предстоит заниматься, какое влияние на окружающий мир смогу оказать. Госслужба открывала в этом отношении большие возможности.
— И вы ими воспользовались, став в 34 года самым молодым министром экономики в России.
— Не стану утверждать, будто бы пришел в Минэк, обладая огромным управленческим опытом. Это та компетенция, которую набираю сейчас шаг за шагом. Вопрос в создании системы менеджмента. Да, у меня был экспертный опыт, понимание, что и как делать, но вот выстраивание коллектива, развитие людей, формирование управленческих конструкций… Этому пришлось учиться, так сказать, по ходу пьесы.
Еще одно обстоятельство. Есть огромное количество внешних мероприятий, когда по должности должен сопровождать президента и главу правительства в поездках по стране и за рубеж, участвовать в совещаниях, проводимых Владимиром Путиным и Дмитрием Медведевым. При этом много международных и региональных проектов веду сам, что также требует времени на поездки.
Непосредственно для работы в Москве возможностей остается относительно мало. Поэтому продолжаю отлаживать систему. А параллельно учусь. У меня есть принцип: периодически оборачиваюсь и смотрю на себя как бы со стороны. Если замечаю и понимаю свои ошибки, совершенные год-два назад, — значит, все нормально, я прогрессирую, иду вперед, развиваюсь. Когда же отчетливых перемен не вижу, внешне ничего не поменялось, скорее всего, стою на месте и деградирую.
Такой анализ помогает разобраться, где недорабатываю, что нужно улучшить.
— Вас в Минэк рекомендовал глава Минфина Силуанов?
— Да, я работал заместителем Антона Германовича.
— Могли отказаться от предложения?
Когда находишься на госслужбе, либо принимаешь условия задачи, либо уходишь… Раз выбрал эту стезю, надо соглашаться, быть постоянно готовым к следующему вызову
— Как считаете, вы оправдали доверие старшего товарища?
— Это вам надо у Антона Германовича спрашивать.
— Спрашивал. Два года назад у министра Силуанова были большие вопросы к министру Орешкину.
— Во-первых, хочу сказать, что Антон Германович сыграл в моей жизни огромную роль. В том, какие проекты мне доверяли реализовывать в Минфине, как я развивался, его заслуга максимальная. За три года под началом Силуанова я прошел большую школу. Он прекрасно умеет поддерживать и мотивировать.
— А во-вторых?
— Действительно, в 2017 году между нами возникали определенные трения, но, поверьте, они были связаны не с какими-то личностными проблемами, а исключительно с разным взглядом на рабочие моменты.
— Вы не чувствовали себя обязанным поддерживать идеи человека, двинувшего вас наверх?
— Скажу так: если бы руководствовался только подобными принципами, вряд ли бы смог развиваться. Остался бы техническим исполнителем чужих указаний. Я всегда имел собственное мнение. Это было и остается в приоритете. Механически соглашаться со всем — значит, отказываться от своей позиции.
Вряд ли такой руководитель кому-то нужен. Но это, еще раз повторю, касается исключительно вопросов, за которые отвечаю по должности. В личном плане очень благодарен Антону Германовичу, уважаю его как руководителя и профессионала и всегда считаю себя членом его команды.
— У вас репутация человека мягкого, вежливого, интеллигентного. Может, даже излишне. Голос не повышаете, матом не ругаетесь...
Полагаете, министры должны бросать чашки и стулья в подчиненных? Стараюсь собирать вокруг себя людей, на которых не нужно кричать, кем не надо понукать. Тех, кто сам стремится сделать лучше, отдается работе, с кем можно вести тихий, спокойный разговор…
— Не поверю, что обходится без конфликтов. Так не бывает. Все люди разные.
— Порой не удается найти общий язык, кто-то теряет доверие и со временем покидает министерство.
Понятно, что иногда мне и голос приходится повышать, но в экстренном случае. Если вижу, что человеку не по пути со мной, у него иные цели, задачи, проще расстаться. Чтобы не доводить до открытых конфликтов. Некоторые ведь считают, что всего уже достигли, им больше ничего по жизни не надо.
Кстати, в Минэке наиболее молодой коллектив среди всех федеральных министерств. А значит, и самый мотивированный, амбициозный. Средний возраст сотрудников на момент моего прихода составлял 36 лет. Я вполне вписался в эти параметры.
— Новый зам Михаил Бабич — навязанная вам фигура? Подарок из серии "не ждали"?
— Подарок, но без негативного подтекста. В хорошем смысле слова. Михаил Викторович никогда не отбывает номер, его вклад в работу уже сейчас значителен. Едва появилось официальное сообщение об уходе Бабича с поста посла России в Минске, сразу написал ему сообщение, что буду рад видеть в Минэке. Во-первых, нам нужны знания Михаила Викторовича по темам, которыми он занимался исторически: это и ЕврАзЭС, и белорусская интеграция. Второй момент связан с созданием правильного баланса внутри министерства. Такой тяжеловес нам только на пользу. Большой синергетический эффект.
Помимо работы над конкретными проектами.
— А вас он не перевесит?
— Как руководитель лишь рад, если вокруг будут люди, которые в отдельных областях профессионально сильнее меня. У Михаила Викторовича стоит многому поучиться. В первую очередь управленческому опыту, пониманию жизни. У него масса сильных качеств. Получить такого специалиста в министерство — большая удача.
— Говорят, он к вам ненадолго, так сказать, на передержку.
— Со мной таких разговоров точно никто не вел.
— Ради Бабича создали еще одну ставку?
— Всё согласно штатному расписанию. Последние назначения — Алексей Херсонцев, руководитель Росаккредитации, и Полина Бадасен, занимавшаяся макроэкономическим анализом. Статус обоих повышен до ранга замминистра. Теперь руководящее звено полностью укомплектовано.
— Вы говорили, что часто вынуждены присутствовать на мероприятиях с участием президента и премьера. Что берете для себя из опыта общения начальников?
— Постоянно учусь у обоих. Абсолютно искренне говорю.
У Владимира Владимировича фантастическое терпение, умение слышать людей, вникать в детали. При жутчайшем графике и количестве тех, кто хочет с ним пообщаться, он всегда готов уделить время, чтобы дать возможность человеку высказаться. И никогда не забывает того, что пообещал
Интересно наблюдать за президентом на международных переговорах. Он долго и методично объясняет, донося до собеседника свою позицию, и не отступает, пока не убедит.
Сильная черта Дмитрия Анатольевича в умении находить сбалансированные решения. На совещаниях он дает разным сторонам высказаться, изложить доводы и аргументы, а потом находит правильный баланс.
— Министру Орешкину ведь доставалось, извините за каламбур, на орехи от Путина, когда в прошлом году президент устроил вам публичный разнос.
— Было. Все выглядело так, будто я не подготовился к ответу на вопрос Владимира Владимировича. Но на том же совещании во Владивостоке, правда, уже при выключенных камерах, я доложил главе государства информацию, которую он запрашивал, и мой доклад был принят.
— Но уже в 2019-м вам устроили головомойку на правительственном часе в Госдуме.
— Это другая история. На моей памяти, со стороны президента никогда не было необоснованных претензий к кому-либо. Владимир Владимирович всегда критикует за дело. Если возникают спорные моменты, они решаются в рабочем порядке, идет нормальный управленческий процесс, никто не пытается сделать на этом пиар.
— А с Думой?
— Здесь как раз и было больше формы, чем сути. Меня спросили не по повестке, не о том, за что отвечаю. Ну и понеслось…
— Значит, вы попали в нужное место в нужное время?
— Да. Если взять слова "нужное место" в кавычки.
О конспирологии, футболе, Росстате, конфликте интересов, Калви и оттоке капиталов
— Конспирологи связали случившееся с ответкой, прилетевшей за ваши президентские амбиции. Мы уже говорили об этом сегодня. Якобы тогда вы продемонстрировали их не к месту.
— Ничего подобного не демонстрировал. Скорее, надо говорить о корректности поведения ваших коллег в информационном поле. Могу подробно рассказать о той ситуации.
Была встреча в академии журналистики "Коммерсанта" с Андреем Колесниковым. Я долго общался со студентами, разговаривали по широкому спектру тем. Среди прочего Андрей спросил, интересна ли мне работа президента как таковая. Без всякой привязки, абсолютно гипотетический вопрос. Я ответил в том же ключе, что для любого управленца столь высокая управленческая должность, безусловно, представляет интерес. И тут же добавил, что в данном случае уместнее говорить не об этом, а о том, способен ли человек принести пользу стране и людям. Вот и все.
Разговор шел не под запись, Колесников попросил разрешения опубликовать цитату на своей странице в Facebook, я согласился, а дальше произошло следующее: "КоммерсантЪ" у себя на сайте поместил в заголовок слова, которых я не произносил. Мол, министр Орешкин не прочь стать президентом. Название заметки редакция быстро исправила, можете проверить, но информационное пространство уже подхватило и разнесло "сенсацию". Птичка вылетела из клетки…
— А от президента вам потом досталось?
— Нет. Уверен, он не обращает внимания на информационный шум и хорошо знает ему цену.
— Вы ведь тоже отреагировали на ситуацию в социальных сетях?
— Да, сразу объяснил в Facebook, что мне приписали то, чего не говорил. Некорректная интерпретация.
Уже рассказывал, что сам веду странички в соцсетях. Так удобнее и спокойнее. Впрочем, с моим образом жизни и скрывать ничего не нужно. Все публично, прозрачно, честно.
— Даже из футбольных пристрастий секрета не делаете, открыто топите за ЦСКА.
— Давняя любовь, с середины 90-х годов. Старший брат подсадил. Мы с ним ходили еще на старый стадион на Песчанке.
— Вы темпераментный болельщик?
— Сейчас стал гораздо спокойнее, а раньше — да, на каждый острый момент эмоционально реагировал. Важно понимать, что я начал симпатизировать ЦСКА в тяжелую эпоху, когда команда боролась за сохранение прописки в высшей лиге, балансировала на грани вылета. В моем классе все пацаны болели за "Спартак", и только я — за ЦСКА. Конечно, меня дразнили, постоянно прессовали, но я не сдавал позиции.
С самого начала 90-х армейцы не могли обыграть спартаковцев, в лучшем случае была ничья. Школу я окончил в мае 1998-го, и первая за долгое время победа случилась в августе того года: ЦСКА выиграл 4:1. Команда тренера Долматова поднялась с низов турнирной таблицы на второе место. Представляете драматизм ситуации? Как я хотел сказать одноклассникам все, что думал в тот момент!
— А выезды вы пробивали?
— В основном заграничные. Правда, в последние годы езжу мало. Но в феврале 2018-го был на матче ЦСКА – "Црвена Звезда" в Белграде. Это Лига Европы.
А самый запоминающийся выезд случился 14 лет назад. 18 мая 2005-го армейцы выиграли в Лиссабоне Кубок УЕФА, и я видел это собственными глазами. Такое не забывается! Недавно общался с Валерием Газзаевым. Вспоминали...
Отдельная история, как я попал в Португалию. У меня была запланирована двухнедельная поездка по Восточной Германии — Берлин, Дрезден, Лейпциг, ну и так далее. Уже и гостиницы забукировал. А накануне отъезда выяснилось, что ЦСКА прошел в финал. И я решил на день слетать из Лейпцига в Лиссабон, а потом вернуться.
С билетом на матч — тоже песня. Места на фанатскую трибуну появились в продаже, когда я уже был в Германии, поэтому кинул клич в гостевой книге ЦСКА, нашел человека, который, взяв деньги, пообещал передать билет в Лиссабоне.
Из Лейпцига летел с пересадкой, мой рейс задержали, но я успел заехать в отель, где поселились фанаты ЦСКА. Они уже отправились на матч, оставив конверт для меня у портье. Удивительно, никто из местных болельщиков не позарился на билет, хотя половина Лиссабона, поддерживавшая в финале "Спортинг", мечтала попасть на стадион.
ЦСКА выиграл, я прекрасно посидел с армейскими фанатами, а в шесть часов утра уехал в Порту, поскольку обратный билет в Лейпциг нашел лишь оттуда. Успел даже прокатиться по городу с таксистом. Я говорил по-русски, он отвечал по-португальски, но мы прекрасно понимали друг друга, коммуникация установилась.
Запоминающаяся выдалась поездка…
Домашние матчи стараюсь не пропускать, если, конечно, не в командировке. Иногда жена и дочка составляют компанию. Настя впервые была на стадионе в полгодика, сейчас ей три. К сожалению, интерес к футболу у дочки поугас, теперь ее больше интересует гимнастика и балет.
А я без футбола не могу. Если даже не удается посмотреть телетрансляцию, слежу через интернет. Но с атмосферой стадиона это, конечно, не сравнится.
Ведь что для меня футбол? Когда прихожу на работу, понимаю, что все зависит от меня: буду хорошо работать, получу нужный результат. Надо не переживать, а впахивать. На стадионе иная история, от меня ничего не зависит, можно только смотреть, переживать, болеть
— Зато в работе вы активно используете футбольную тактику, при любой возможности переходя из обороны в контратаку. С некоторых пор особенно часто наезжаете на главу ЦБ Набиуллину.
— Нет-нет! Эльвиру Сахипзадовну люблю и уважаю, считаю, у нас хорошие отношения. Наезжаю я на ситуации, а не на конкретных людей. Скажем, уже публично высказывался, что ЦБ и регулирует, и надзирает, и владеет банками. Три функции соединены в одну. Так, на мой взгляд, быть не должно.
Есть и другие важные для экономического развития страны темы, дискуссия по которым должна носить широкий и публичный характер.
— Не столь давно пикировка случилась из-за причин возможной рецессии. Взгляды у вас, скажем так, разошлись.
— Не назвал бы это пикировкой. Мы говорили о рынке потребительского кредитования. То, чего я добивался, случилось: удалось привлечь общественное внимание. Появление дополнительного прессинга по этой теме заставило и ЦБ сконцентрироваться, провести более глубокий анализ. Надеюсь, это отразится и на принимаемых Центральным банком решениях, которые в итоге позволят нашей стране идти по оптимальному пути развития.
— Еще вы упрекали ЦБ в публикации статистики Росстата раньше времени.
— Вот послушайте. Данные, которые полагалось обнародовать в четыре часа дня, оказались засвечены раньше. Да, я написал, что это недопустимо, попросил Росстат и ЦБ, на сайте которого появилась информация, провести расследование. Мой призыв услышали, коллеги встретились, все выяснили, нашли корень проблемы. Надеюсь, в дальнейшем таких накладок не будет.
— Но вопросов к Росстату меньше не стало. Вас не смущает, что теперь он подчинен Минэку? На последнем питерском форуме Алексей Кудрин говорил о конфликте интересов. Вы обозначаете параметры роста, а Росстат потом "правильно" считает.
— Главная проблема в ином.
В последние лет 15 Росстат де-факто был бесхозным и брошенным. Никто в правительстве им предметно не занимался, и он пришел в Минэк в ужасном состоянии
В команде Росстата почти отсутствовала молодежь, зарплаты были в два раза ниже, чем в казначействе, IT на порядок меньше, чем в других органах власти... Такие стартовые позиции мы получили.
Тем же казначейством Алексей Кудрин, пока оставался вице-премьером и министром финансов, очень плотно занимался. В итоге отстроили хорошую, качественную, эффективную службу.
Вот и мы пытаемся сделать Росстат по-настоящему передовым ведомством. Провели смену руководства, обновляем кадры, укрепляем штат, внедряем новые технологии. Это все в планах развития. От глубокой, профессиональной статистики, которая отражает реальное положение дел, зависит качество принимаемых управленческих решений стратегического уровня.
— А пока последние цифры по росту промышленности опять вызывают удивление.
— Политика Росстата сейчас направлена на открытость. Раз смущает приведенная статистика, будет проведено заседание экспертно-методического совета, куда смогут прийти все желающие. Покритиковать, послушать. Ровно такая же дискуссия была по методике денежных доходов населения. Три раза собирались в открытом формате, обсуждали узкие места. Эксперты сами предложили набор изменений, которые и легли в основу новой методики. Она сейчас общепризнана и у нас в стране, и всеми международными практиками.
Мой посыл единственный: все должно быть абсолютно прозрачно. На выходе нам нужна качественная объективная статистика, отражающая реальное состояние дел в экономике и социальной сфере.
— Но, согласно этой статистике, самым бедным регионом России оказался Ямал, что не есть правда.
— Тут другая проблема, связанная с качеством данных. Вот смотрите. Если сдал неправильную отчетность в налоговую инспекцию, можно и в тюрьму сесть. А за искаженные сведения в Росстат никакого наказания не будет, даже административного. Поэтому сейчас выстраивается система, когда данные из одного источника станут проверять информацией из других. Чтобы картинка была максимально понятна.
— О тюрьме. На последнем Давосе вы красиво говорили о стабильности и предсказуемости отношений между государством и бизнесом, после чего был арест американца Калви, обыски у Сергея Петрова и Давида Якобашвили… А вы как-то не особо комментировали тему.
— У меня нет желания пиариться на модной повестке. Во-первых, можно по-разному влиять на конкретную ситуацию, а во-вторых, важно работать над системными изменениями, а не точечными.
— А что конкретно по Калви?
— Мне кажется, я все сказал. С этим делом надо максимально быстро разбираться.
У нас ведь проблема не только в том, что какие-то дела, как видим на примере Ивана Голунова, возникают на ровном месте. Они порой длятся месяцами, годами, зависая без проведения каких-то фактических действий
— Ущерб от дела Калви можно хотя бы примерно измерить?
— Нет такой методики. Ясно, это добавляет красок к глобальному пессимистическому настроению.
— И по оттоку капиталов цифры рекордные...
— Вот здесь так не все страшно, как малюют. Не забывайте: первое мое место работы в ЦБ — статистика платежного баланса. Потом работал там аналитиком. Цифры очень люблю и чувствую глубоко. Поэтому мне очень не нравится, когда кто-то выхватывает верхний показатель, ничего не понимая, что внутри, и начинает делать какие-то выводы. Всегда надо разложить на детали, посмотреть, что происходит.
Взять отток капитала. Шло погашение долга компаниями, которые получили большую выручку. У нас большое положительное сальдо по текущему счету, деньги потекли в экономику. В любой стране мира, когда у компании неожиданно увеличивается поток денежных средств, она первым делом гасит долги, накапливает средства на счетах. Поэтому в первом квартале происходило накопление денег в банках, в том числе в форме иностранной валюты, шло погашение внешнего долга. Это основные причины увеличившегося оттока капитала. Цены на нефть снизятся, и отток тоже упадет.
Конечно, уход средств из страны в любом случае не добавляет оптимизма. Значит, будет меньше новых проектов, что приведет к сдерживанию экономической активности, в первую очередь инвестиционной.
— На саммите G20 в Осаке Владимир Путин встречался с новым главой Всемирного банка Дэвидом Малпассом. До этого первые руководители не общались шесть лет. Это как-то мешало нормальной работе?
— Зависимости от внешнего финансирования у российской экономики нет давно. Наши взаимодействия с МВФ и Всемирным банком носят, скорее, экспертный характер. При этом президент Путин часто повторяет, и я с ним согласен, что "диалог всегда лучше его отсутствия". Даже если у нас сейчас нет больших совместных проектов, общение и обмен экспертными оценками всегда полезен.
— Тем более, диалог можно вести на русском, Малпасс неплохо знает русский язык.
— Ну, глубину его познаний не проверял, но определенный уровень Дэвид демонстрирует, это точно. Впрочем, во Всемирном банке есть и владеющая русским Кристалина Георгиева. Было бы что обсуждать…
О нацпроектах, курсе рубля, торговых войнах, повышении НДС, союзе с Белоруссией
— Сейчас много говорят о нацпроектах как о новом драйвере развития.
— Надо понимать: это лишь часть того, что делает государство. Нацпроекты обозначают области, где оно должно присутствовать. Инфраструктура, образование, здравоохранение... Большой ли объем средств заложен под эти программы? Если посмотреть на увеличение бюджетных расходов, оно не так уж велико. Да, звучит цифра в 25 триллионов рублей, но взгляните на структуру: часть — расходы частного сектора, они попросту включены в контур нацпроектов. Дополнительные затраты государства не столь крупны. Есть другое: сделан акцент по каждой сфере на конкретные проектные задачи. По мере реализации они будут давать определенный эффект.
Тут еще вот какой момент важен: для успешного проектного управления нужно, чтобы в одной точке были и полномочия на принятие решений, и управление проектом, и ответственность за результат. А у нас иногда бывает, что спрашивают с одних, а рычаги у других…
Можно ли кардинально изменить ситуацию, чуть поднастроив структуру расходов бюджета? Конечно же, нет. Да, это шаг в правильном направлении, но нужно сделать и много других.
Такое понимание у нас есть, оно описано и постоянно обсуждается на совещаниях и у премьера, и у президента. К сожалению, не все делается.
Вопрос с правоохраной и судами — тоже важный компонент инвестиционной динамики.
— Алексей Кудрин усомнился, что в 2019-м будет достигнут заявленный Минэком процент роста...
— Знаете, когда в 2012 году я пришел в "ВТБ Капитал", экономика росла в районе четырех процентов, и все прогнозировали такой же показатель в обозримом будущем. А я сразу сказал — можно поднять тот отчет, — что в России темп резко замедлится, упадет ниже двух процентов. Меня тогда дружно невзлюбили аналитики по акциям в "ВТБ Капитале", им пришлось пересчитывать стоимость компаний из-за резкого пересмотра в сторону ослабления рубля. Меня обзывали пессимистом, дескать, негатив нагоняешь.
Но, в принципе, получилось, как я сказал.
Вторая ситуация была в 2014-м. Работая в Минфине, постоянно критиковал чересчур оптимистичные прогнозы Минэкономики. И снова оказался прав. Грянул кризис, резкое падение цен на нефть плюс санкции. Показатель роста стал еще хуже.
В 2016-м ожидали, что кризис продлится несколько лет, а я дал прогноз роста в два процента... Опять в точку.
1,3 процента на 2019 год — такую оценку мы озвучили, если не ошибаюсь, в прошлом августе. Сначала нас критиковали за слишком низкий прогноз, сейчас говорят, что излишне оптимистичны…
Если посмотрите, мы с конца лета прошлого года не меняем прогноз по рублю. Вспоминаю сентябрь 2018-го, Дальневосточный форум. Год, в принципе, был не слишком успешным для нашей национальной валюты. Зимой давали примерно 57 рублей за доллар, потом курс ушел сначала до 64, а к началу сентября просел до отметки в 71 рубль за доллар. И вот на Дальневосточном форуме ваши коллеги спрашивают: каким будет курс по итогам года? Я уверенно говорю: 63–64 рубля за доллар, мы прогноз не меняем... Так и вышло: рубль сначала упал, потом отскочил, сейчас находится примерно на том же уровне. Поэтому речь не об оптимизме или пессимизме, а о реализме, основанном на четком анализе.
На конец 2019-го ожидаем курс в пределах 65–66 рублей за доллар. Все, как и написано в наших документах.
Это же касается и прогноза по росту экономики. Были основания ждать, что первая половина 2019 года окажется плохой. В том числе из-за повышения НДС и уровня процентной ставки Центробанка. Рост экономики в первых двух кварталах замедлился, сейчас должен выровняться. Правда, добавился фактор риска, который мы в таком объеме не учитывали: торговая война между Китаем и США. Это тоже может на нас повлиять, хотя мы в значительной степени защищены макроэкономическими структурными реформами, которые провели за последние несколько лет. Тут и бюджетное правило, и механизм покупки валюты, и многое другое.
Поэтому нефть, уходящая с 70 долларов за баррель на 60, сейчас никак не давит на внутриэкономическую ситуацию. Катастрофы не случится
— Если Китай с Америкой от угроз не перейдут к боевым действиям.
— Уже сравнивал происходящее с началом новой Столетней войны. Только в экономике. Это может затянуться надолго.
По сути, речь о конфликте платформ развития. Насколько велики культурные различия, настолько две экономики связаны через торговлю. Есть риск быстрого разрушения с огромным негативом для Китая и с чуть менее печальными последствиями для США, поскольку американская экономика больше ориентирована на себя, а не на внешнюю торговлю
Пока идет психологическое давление на оппонента. Но и Трамп, и Си из тех лидеров, которые не любят отступать.
— Ну, мы такие маленькие с точки зрения мировой экономики…
— Размер в данном случае значения не имеет. Если в глобальном мире плохо, шторм затрагивает всех. Кроме, может, Северной Кореи. Нужно себя совсем изолировать, чтобы слабо зависеть от внешних событий.
За последние пять лет мы провели много реформ: ввели инфляционное таргетирование, новое бюджетное правило, большую программу бюджетной консолидации, перешли к плавающему валютному курсу…
То, что сделано в макроэкономике России с 2014 по 2019 год, точно попадет в учебники.
Приведу пример, чтобы оценить масштаб: пять лет назад России было необходимо, чтобы за баррель давали 115 долларов. В этом случае мы могли поддерживать свой бюджет и платежный баланс. Сейчас сумма — 45 долларов за баррель. Понимаете? Со 115 долларов за пятилетку мы ушли на 45. И ненефтегазовый дефицит бюджета уменьшился до шести процентов, а был под десять.
Такой консолидации, перехода на новые рельсы не было никогда и ни с кем. Если в середине 80-х годов прошлого века Саудовскую Аравию устраивала относительно низкая цена на нефть, то Советский Союз нуждался в высокой. СССР был слабым звеном и получил все проблемы, когда нефтяной рынок среагировал вниз.
Сейчас ситуация зеркальная, мы с саудитами поменялись местами на нефтяном рынке: им нужно 70 долларов за баррель, а нас устроят и 40. Хотя, конечно, лучше 60 — это оптимальная цена.
Еще раз повторю: если мировая экономика столкнется с серьезными проблемами, Россию они тоже заденут, но раньше нас зацепило бы гораздо сильнее
60 долларов за баррель — некий уровень, позволяющий нам спокойно инвестировать в новые проекты, развивать их. При 40 долларах это станет делать сложнее, но даже на такой цене мы не будем испытывать серьезного давления на финансовый рынок и внутреннюю экономику с точки зрения бюджета, платежного баланса.
Конечно, проблем по-прежнему много: надо заниматься регионами, где высока безработица, смотреть, как увеличивать качественную миграцию, уменьшить отток населения, особенно высококвалифицированных кадров…
Что касается инвестиционного климата, тут не все в руках правительства, с доверием к правоохранной, судебной системе тоже есть серьезные вопросы, не должно быть тех перекосов, о которых мы уже говорили.
— Доверие по щелчку пальцев не вернешь.
— Да, это долгая монотонная работа. Постепенное выстраивание правильных институтов.
Я всегда за прозрачные механизмы, а не ручное управление
— Повышение НДС на два процента привело к ожидаемому результату? Кроме скачка цен и замедления роста ВВП в первом полугодии, о чем вы уже сказали.
— Полученные бюджетом дополнительные средства решено было направить на финансирование нацпроектов. Такую выбрали стратегию. Новое правительство получило именно эту установку, вышел указ президента с конкретными задачами, которые требуется реализовывать.
— Вы возражали?
— Уже не имеет значения. Дискуссии шли ожесточенные, но решение принято, его надо выполнять. Это вопрос командной работы.
Возвращаясь же к вопросу об НДС, положительный эффект от его повышения будет появляться по мере реализации нацпроектов. Мы только входим в активную фазу, пока рано давать оценки всему маневру, давайте дождемся хотя бы окончания 2019 года и тогда сделаем первые выводы.
— От какого проекта ждете позитивного эффекта на экономику в первую очередь?
— Одно из следствий бюджетной консолидации 2015–2018 годов — резкое сокращение расходов на инфраструктуру. Есть серьезная недоинвестированность. Поэтому инфраструктурные проекты будут иметь максимальную мультипликацию. Но, несмотря на увеличение финансирования, и здесь надо искать дополнительные ресурсы.
— В России до сих пор нет ни одного километра высокоскоростных железнодорожных магистралей.
— Будут. По отрезку Москва — Санкт-Петербург проектирование начато, до Казани уже закончено. РЖД этим занимается.
Думаю, еще на моем веку удастся увидеть ВСМ и в южном коридоре — до Краснодара, и в западном — до Минска, и в восточном — до Екатеринбурга и Челябинска. А дальше — в Европу
— На вашем министерском веку?
— Веку моей жизни. Где в это время буду работать, конечно, не знаю.
Проекты предстоит реализовывать долго, они включены в комплексный план. Финиш за пределами 2024 года.
— Прозвучало слово Минск. Вы ведь возглавляете с российской стороны рабочую группу по интеграции?
— Есть такое дело. Ее название стало определенным мемом, особенно в органах власти, поскольку с белорусской стороны работой руководит министр экономики республики Дмитрий Крутой. Нашу группу так и называют — Орешкин-Крутой.
— Крутой-Орешкин звучит лучше… И как далеко мы собираемся интегрироваться с сябрами?
— Еще в 1999 году было заключено соглашение. Оно ратифицировано. Там, в принципе, все указано. Сейчас расписываем все по срокам, конкретным направлениям. Были определенные разногласия между российской и белорусской сторонами. Задача рабочей группы — эти развилки описать, положить на бумагу и дать возможность высшему политическому руководству двух стран все обсудить и принять решения.
И это не вопрос объединения государств — речь об объединении экономик как равных партнеров, что принципиально.
— В прошлом году вы провели в командировках 123 дня, в 2019-м ритм не сбавляете?
— Даже чаще бываю в российских регионах. Экономика — она ведь не где-то на макроуровне, а в конкретном городе, предприятии, жизни конкретных людей. Мы с вами говорили об этом на примере Тольятти.
— Вместе с вами я летал в Тыву, которую теперь курируете в правительстве. Впечатления?
— Ну, учитывая те страшилки об уровне жизни и преступности в республике, о чем любят рассказывать в Москве, были определенные опасения, но все не так плохо. Есть понятный набор проблем, которые Тыва сама решить не может. Наша задача — помочь, чтобы возникла более благоприятная среда для развития республики.
Скажем, ключевой проект, который имеет многолетнюю историю, — это железная дорога Кызыл — Курагино. Его реализация позволит раскрыть потенциал добывающих предприятий региона, создать новые рабочие места. Занимаемся этим глубоко и подробно. Еще в прошлом году Минэк работал по концессии дороги, сейчас мы способствовали заключению договора-подряда с РЖД, финализировано финансовое закрытие сделки. Далее будет прямой выход на конкретные работы. Стройка займет четыре года. И проектная стадия еще год. Итого — лет пять-шесть.
Если помните, президент в 2011 году забивал костыль, обозначавший начало строительства. Давно пора довести дело до логического завершения. Республике нужны рабочие места. Мы говорим с РЖД о создании в Кызыле ресурсного центра, который будет готовить кадры, необходим филиал железнодорожного техникума... И так далее. Такие решения республике сложно пробить изнутри.
Главе региона с населением 320 тысяч человек не так легко достучаться до федеральной власти
— Кроме Тывы у вас еще Алтай и Карелия...
— И им уделяю внимание. Нет задачи подменить местное руководство. Ни в коем случае! Внимательно выслушать, разобраться, помочь... В этом плане Минэк — ведомство, имеющее тесные контакты и связи со всеми министерствами вокруг и очень большие возможности.
— Вы относите себя к тактикам или к стратегам, Максим Станиславович?
— Ко вторым. Но стратегам, использующим тактику для реализации глобальных задач.
Каждый день занимаюсь массой дел, они направлены на то, чтобы принести пользу людям, будь то подписанный международный контракт, в результате которого появятся новые рабочие места, или борьба со снижением лишних барьеров в экономике, отменой дурацкого регулирования, мешающего бизнесу. Поездки в регионы помогают увидеть проблемы и найти правильные решения. Жизнь и состоит из таких мелких дел, которые потом складываются в нечто глобальное, в позитивные изменения в стране.
— Мы уже говорили о вашем кабинете, лишь сейчас обратил внимание: здесь нет портретов. Ни президента с премьером, как водится, ни даже родных.
— Реальное отношение важнее символов. По этой же причине не ношу обручальное кольцо. Как и часы. Не люблю, когда что-то сковывает и ограничивает свободу. Привыкаешь к какому-то предмету на руке, а потом, допустим, забываешь его надеть и чувствуешь себя некомфортно. Начинаешь думать, где оставил, не потерял ли… Ну и так далее. В последний раз покупал часы лет, наверное, восемь назад, когда еще в банке работал. Отдал дань общей моде. Чуть-чуть поносил и положил на полку. С тех пор — всё, ни-ни.
А портрет семьи у меня, кстати, есть. В айфоне. Могу показать. Вот…
Сейчас закончим разговор, и наконец-то увижу жену с дочкой.
— За выходной день?
— За неделю! Были две командировки подряд, вчера прилетел и сразу на службу. Закончил поздно, в полвторого ночи. Сегодня утром уходил, Катя с Настей еще спали.
Но я не жалуюсь, нет…